головой и в последний раз вглядываясь в черты императора, как бы для того,
чтобы сохранить их в памяти. Для меня не было тайной, что историк
недолюбливал Каракаллу как одного из тех, кто унизил сенат и лишил его
прежнего влияния на ход государственных дел. Теперь он имел возможность
высказать свое откровенное мнение.
скифы, и когда хотели разойтись в разные стороны, то до нашего слуха
донеслись громоподобные раскаты львиного рева.
привычку получать ее из рук императора.
очевидно, скифам для хранения седел и оружия; в стене горел, воткнутый в
сделанное для этого отверстие, факел, при его свете в глубине можно было
разглядеть силуэты лежащих зверей.
каждом шорохе уши, они лежали, скучные и сонные, в ожидании, что вот-вот
откроется дверь и войдет их господин. Обширное помещение, где они
находились, было закрыто, как темница, железной решеткой. Здесь
тошнотворно пахло звериным логовом. Тускло догорал светильник. Позванивали
цепи, которыми львы были прикованы к кольцам в стене. Порой звери начинали
реветь, и тогда все здание сотрясалось от мощного дыхания их страшных
глоток.
когорты, по-видимому в полном опьянении, судя по неуверенной походке. В
руках он держал лук и стрелы.
ссору с пьяным варваром. Обычно эти люди добродушны и отличаются даже
известной мягкостью характера, но под влиянием винных паров не знают
предела своему гневу.
мы остались.
собаки, факелы выше!
людей. Ближе других стоял, повернув огромную голову к Олабу, трехлетний
ливийский лев, поистине царь зверей, с косматой гривой. Его Каракалла
называл Арзасидом. Пах зверя судорожно раздувался от дыхания. Было нечто
разумное, гордое и презрительное в его глазах, которые вдруг вспыхивали
зеленоватым светом, отражая огонь факелов. Казалось, он понял. С этими
людьми пришла смерть, и никогда уже рука господина не погладит его...
далеко отводя локоть и откинув тело назад, и потом метнул смертоносную
тростинку в льва. Она коротко прошумела в воздухе и вонзилась в бок зверя,
между ребрами. Лев огласил своды ужасающим ревом, от которого стыла кровь
в жилах, и забился в предсмертных судорогах. Остальные три льва и львица
заметались на цепях, вставали на дыбы, разевая огненные пасти, и потрясали
воздух невыносимым для слуха ревом. Казалось, даже на таком расстоянии из
этих разверстых пастей до нас долетело зловонное дыхание.
лев затих. - Еще стрелу! Выше светить!
факелы, с видимым интересом наблюдали за истреблением зверей и при удачном
попадании одобряли умение стрелка. Последней упала львица. Она легла на
спину, по-человечьи прижимая мягкие лапы к сердцу...
до конца. Он представлял собою высокую башню из трех срубов, постепенно
уменьшавшихся кверху и украшенных гирляндами из лавровых ветвей. Верхний
сруб увенчала позолоченная статуя гения, державшего в простертой руке
венок. Само собою разумеется, я был одним из первых на месте предстоящей
церемонии.
запретили брать с собой оружие. В ожидании, когда начнется церемония, они
уселись группами на земле, лениво обсуждали события, гадали, будет ли
увеличено жалованье, как им обещал Макрин, и начнется ли новая война с
парфянами. Некоторые уже затеяли игру в кости, и тут же появились продавцы
орехов и медовых пряников. Время тянулось как пряжа, и воины отпускали по
поводу усопшего грубые шутки, выражая свое нетерпение по поводу того, что
император медлит отправиться к богам.
копьями, ее открывали в конном строю императорские скифы в своих
неизменных плащах красного цвета. За ними шестерка белых коней, украшенных
розовыми страусовыми перьями, везла колесницу. На ней покоилось тело
императора, лежавшее на некоем возвышении, а в головах у него стояла
статуя богини, подобная тому гению, что возвышался на погребальном костре,
и так же простирала вперед руку с лавровым венком.
ними Макрин, Дион Кассий, Гельвий Пертинакс, сенаторы. Среди них нетрудно
было отыскать поэта Вергилиана, но он не заметил меня в толпе.
Парфянского легиона. По обеим сторонам дороги стояли толпы любопытных и
взирали на шествие. Зрелище было редкое, и каждый считал себя
осчастливленным судьбою, что ему довелось видеть все это собственными
глазами. А согбенная годами старушка с посохом в руках, вытирая краем
одежды слезы, шамкала простодушно:
недоимки, обещал построить на государственный счет новые термы, дал
горожанам римское гражданство. Но солдаты потешались над старухой и
считали, что она выжила из ума.
метавшие кости с сожалением прервали игру и подсчитывали на пальцах
выигрыш, косясь на приближающуюся колесницу.
еще не знал, чем все это может кончиться, и Дион Кассий был прав, когда
говорил, что не уверен, доживет ли он до вечера. Некоторые шепотом
передавали слухи о ночном заседании сената под охраной германцев. Но
сенаторы угрюмо отмалчивались, когда их спрашивали о принятом решении. Они
с радостью отдали бы пурпур любому встречному, чтобы избавиться от
гнетущей неизвестности. Одни боги ведали, чего хотят легионы. Правда,
Адвент предусмотрительно поставил за соседними холмами германскую конницу,
но все-таки настроение у всех было тревожное.
Макрин у легионеров, точно это были не рядовые воины, а люди в сенаторских
латиклавах.
клетке живого орла. Когда огонь начинал подпаливать орлиные перья, птица
разбивала нарочито хрупкую клетку и улетала ввысь. Считалось, что это
возносится к богам бессмертная душа императора. Поэтому волнение Макрина
было понятным. Но все оказалось в порядке. Огромный орел, правда,
несколько помятый во время ловли, уже сидел, злобно нахохлившись, в клетке
наверху костра. Вчера за него заплатили три драхмы горным пастухам.
важными земными делами, поэтому церемония проходила в спешке. Надгробные
речи консулы произнесли еще в Эдессе, в базилике, чтобы не возмутить
неловким словом толпы воинов, как это могло случиться у костра. Сенаторы,
облаченные в особые полотняные одежды, как полагалось римлянам на
погребениях, внесли по скрипучей, кое-как сколоченной лестнице тело
императора вовнутрь башни и с явным облегчением, судя по их лицам,
спустились оттуда. Служители захлопнули деревянные двери нижнего сруба.
соседу:
воскового изображения покойного августа! А жертвы! Разве так приносятся
жертвы? Покарают нас небеса!
бородой, взволнованный событиями, испуганно смотрел на него.
Шилова Юлия
Куликов Роман
Свержин Владимир
Каргалов Вадим
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман