Привалова, а когда он намекнул ей, зачем собственно приходил, она
отрицательно замахала руками и с грустной улыбкой проговорила:
старухи: богу на свечку - и только. Спасибо на добром слове да на том, что
не забыл меня. А ты сам-то попомни лучше мое-то слово...
Павлы Ивановны. А он до сих пор не знал об этом!.. Доктор не показывается и,
видимо, избегает встречаться с ним. Ну, это его дело. В Привалове со
страшной силой вспыхнуло желание увидать Надежду Васильевну, увидать хотя
издали... Узнает она его или нет? Может быть, отвернется, как от пьяницы и
картежника, которого даже бог забыл, как выразилась бы Павла Ивановна?
все расчеты с жизнью покончить разом и разом освободиться от всех тяжелых
воспоминаний и неприятностей.
тянут другие, - это слишком скучная вещь, для которой не стоило трудиться.
Даже то дело, для которого он столько работал, теперь как-то начинало терять
интерес в его глазах. Он припомнил Ирбитскую ярмарку, где лицом к лицу видел
ту страшную силу, с которой хотел бороться. Его идея в этом стройном и
могучем хоре себялюбивых интересов, безжалостной эксплуатации,
организованного обмана и какой-то органической подлости жалко терялась, как
последний крик утопающего.
ту улицу, где жил доктор. Он сначала хотел только издали взглянуть на тот
дом, где теперь жила Надежда Васильевна, и сейчас же вернуться домой. Может
быть, где-нибудь в окне мелькнет знакомое лицо... Отыскать квартиру доктора
было не особенно трудно. Он жил по ту сторону пруда, в старой Карманной
улице, в небольшом новом флигельке, выходившем на улицу четырьмя окнами. У
подъезда лежала пестрая собака доктора, которую ему подарила Зося. Привалов
с замирающим сердцем шел по деревянному тротуару, не спуская глаз с
заветного уголка. Вот и подъезд, вот в окнах зелеными лапами смотрятся
агавы... Не давая самому себе отчета, Привалов позвонил и сейчас же хотел
убежать, но в этот момент дверь скрипнула и послышался знакомый голос:
простеньком коричневом платье, с серой шалью на плечах. Она мельком
взглянула на Привалова и только хотела сказать, что доктора нет дома, как
остановилась и, с улыбкой протягивая руку, проговорила:
что вы после ярмарки прямо уехали на свою мельницу.
пока Привалов раздевался в передней. - Максим уж несколько раз спрашивал о
вас... Мы пока остановились у доктора. Думали прожить несколько дней, а
теперь уж идет вторая неделя. Вот сюда, Сергей Александрыч.
Васильевну он боялся взглянуть, точно от одного этого взгляда могло
рассеяться все обаяние этой встречи.
Васильевна, усаживая гостя на ближайшее кресло.
с оттенком той строгой красоты, которая смягчалась только бахаревской
улыбкой. Серые глаза смотрели мягче и немного грустно, точно в их глубине
залегла какая-то тень. Держала она себя по-прежнему просто, по-дружески, с
той откровенностью, какая обезоруживает всякий дурной помысел, всякое дурное
желание.
приисках, где ей было так хорошо, хотя иногда начинало неудержимо тянуть в
город, к родным. Она могла бы назвать себя совсем счастливой, если бы не
здоровье Максима, которое ее очень беспокоит, хотя доктор, как все доктора,
старается убедить ее в полной безопасности. Потом она рассказывала о своих
отношениях к отцу и матери, о Косте, который по последнему зимнему пути
отправился в Восточную Сибирь, на заводы.
Васильевна.
признавался Привалов. - Нас отчасти связывали только заводы, а теперь
порвалась и эта последняя связь.
расспрашивать Привалова о его мельнице и хлебной торговле. Ее так
интересовало это предприятие, хотя от Кости о нем она ничего никогда не
могла узнать: ведь он с самого начала был против мельницы, как и отец.
Привалов одушевился и подробно рассказал все, что было им сделано и какие
успехи были получены; он не скрывал от Надежды Васильевны тех неудач и
разочарований, какие выступали по мере ближайшего знакомства с делом.
сказать, что вы здесь, - проговорила Надежда Васильевна. - Ведь не мог же он
не знать этого, когда бывает в вашем доме каждый день... Мы на днях,
вероятно, уезжаем отсюда.
появление здесь, - заговорил Привалов, опуская глаза. - Он боялся, что я
могу явиться к вам не совсем в приличном виде... Доктор так добр, что хотел,
хотя на время, скрыть мои недостатки от вас...
заговорила Надежда Васильевна, делая большие глаза.
как-то болезненно-пристально смотрел на нее. В этом добром, характерном лице
стояло столько муки и затаенного горя.
рассказать, как дошел до своего настоящего положения.
исповедаться ей во всем, никому больше, а только ей одной. Все другие могли
видеть одну только внешность, а ей он откроет свою душу; пусть она казнит
его своим презрением. Сейчас и здесь же. Ему будет легче...
Привалов, опять опуская глаза. - Я даже боялся этой встречи, хотя и желал
ее... Скажу больше: когда я шел сюда, я думал о смерти, о своей смерти. Как
хорошо вовремя умереть, Надежда Васильевна, и как тяжело сознавать, что еще
молод, силен и не можешь рассчитывать на этот спасительный исход. На мысль о
смерти меня навела трагическая история Кати Колпаковой... Она умерла на моих
глазах, и я позавидовал ей, когда увидел ее мертвой. Это была замечательно
красивая девушка, а мертвая она была просто идеально хороша.
роковой сцены в саду, кончая Ирбитской ярмаркой и своим визитом к Павле
Ивановне. Он очертил всех действующих лиц этой сложной истории, свою
домашнюю обстановку и свое постепенное падение, быстрое по внешности, но
вполне последовательное по внутреннему содержанию. Проследить такое падение
в самом себе крайне трудно, то есть отдельные его ступени, как трудно
определить высоту горы при спуске с нее. Недостает глазомера, той
перспективы, которая давала бы возможность сравнения. Мысль болтается в
пустом пространстве, где ей не за что ухватиться.
говорил Привалов останавливаясь. - Никому и ничего я не говорил до сих пор и
не скажу больше... Мне случалось встречать много очень маленьких людей,
которые вечно ко всем пристают со своим "я", - это очень скучная и глупая
история. Но вы выслушайте меня до конца; мне слишком тяжело, больше чем
тяжело.
холодеет вся. Несколько раз она хотела подняться с места и убежать, но
какая-то сила удерживала ее, и она опять желала выслушать всю эту исповедь
до конца, хотя именно на это не имела никакого права. Зачем он рассказывал
все это именно ей и зачем именно в такой форме?
действиях, - говорил Привалов. - Все идет скачками... Целое приходится
восстанавливать по разрозненным звеньям и обрывкам. Я часто думал об этой
непоследовательности, которую сознавал и которая так давила меня... Но,
чтобы понять всего человека, нужно взять его в целом, не с одним только его
личным прошедшим, а со всей совокупностью унаследованных им особенностей и
характерных признаков, которые гнездятся в его крови. Вот если рассматривать
с этой точки зрения все те факты, о которых я сейчас рассказываю, тогда вся
картина освещается вполне... Пред вами во весь рост встает типичный
представитель выродившейся семьи, которого не могут спасти самые лучшие
стремления. Именно с этой точки зрения смотрит на меня доктор, если я не
ошибаюсь.
собственную идею и в свое дело. Если его личная жизнь не сложилась, то он
мог бы найти некоторый суррогат счастья в выполнении своей идеи. Но для него
и этот выход делался сомнительным.
- Вы смотрите теперь на все слишком пристрастно...
лице выступил яркий румянец. Она старалась убедить Привалова, что он
напрасно отчаивается в успехах своей идеи, и даже повторила те его мысли,
которые он когда-то высказывал еще в Шатровском заводе. Привалов слушал эту
горячую прочувствованную речь со смешанным чувством удивления и тяжелого
уныния. В Надежде Васильевне теперь говорила практическая отцовская жилка, и
вместе с тем она увлекалась грандиозной картиной неравной, отчаянной борьбы
с подавляющим своим численным составом и средствами неприятелем. Именно
такая борьба была полна смысла, и для нее стоило жить на свете. Стыдно и
Громыко Ольга
Сертаков Виталий
Зыков Виталий
Флинт Эрик
Доценко Виктор
Афанасьев Роман