чародейских столиц, где отстранение магов от власти прошло без репрессий;
бывшие правители сразу же заняли там то положение, которое впоследствии
часто доставалось их коллегам и в других государствах -- советников при
новых монархах. Затем, более полутысячи лет назад, с запада пришли варвары
на низкорослых крепконогих конях, и великий город пал, несмотря на
неприступные стены и высокие квадратные башни с рядами бойниц, десятки тысяч
гарнизона и обширные запасы продовольствия -- пал после всего лишь недельной
осады, убоявшись гнева завоевателей и отдавшись им на милость. Слишком
тесная связь с прошлым состарила ургунскую нацию, ее дух истощился и
одряхлел, изнеженные и утонченные аристократы давно разучились держать
оружие и вести воинов в бой; по всей стране лишь отдельные немногочисленные
отряды оказали врагу достойное сопротивление. Даже гвардия на ящерах
оказалась хороша лишь для парадов; не получившие боевой закалки чудовищные
животные легко впадали в панику и принимались топтать и рвать всех подряд,
нанося больший урон своим, чем противнику.
и победоносный хан Кагарлыз ехал во главе своих воинов по широким мощеным
улицам, с любопытством и даже не без некоторой робости осматриваясь по
сторонам -- древняя столица превосходила своим великолепием все уже
покоренные им ургунские города. Улицы были абсолютно пустынны -- жители в
ужасе попрятались по домам, готовясь принять смерть или бесчестье -- что
будет угодно послать судьбе. Не один из изысканных столичных аристократов в
эти минуты отходил на бархатных подушках, слушая музыку или восточные стихи,
декламируемые чуть дрожащим голосом чтеца, вдыхая струящийся аромат
благовоний и сжимая в руке хрустальный флакон из-под яда... Но вот, наконец,
Кагарлыз выехал на центральную площадь -- и застыл в изумлении, придержав
коня, когда его взору открылись величественные белые и синие купола,
уносящиеся в поднебесье башни и висячие сады императорского дворца. Дворец
был огромен -- по площади он мог бы тягаться с небольшим городом, но вместе
с тем не производил впечатления каменной громады, призванной подавлять; нет,
он был произведением искусства, созданным для того, чтобы им восхищались.
Должно быть, именно в эту минуту в голове вождя кочевников созрело
окончательное решение сменить походную юрту и боевое седло на покои и трон
цивилизованного монарха.
стоявшую перед главным входом дворца, у последней ступени широкой мраморной
лестницы. Единственный, кто встречал завоевателей в побежденном городе.
Кагарлыз шагом подъехал к нему. Это был высокий старик с длинной и узкой
седой бородой, в расшитых золотом синих одеждах и в островерхом золотом
головном уборе, похожем на причудливый шлем.
трясущимися руками снял свою шлемовидную корону и протянул ее предводителю
варваров. Кагарлыз взял этот символ древней власти и двумя руками водрузил
себе на голову.
старый император вдруг пошатнулся и вцепился в стремя победителя. Кагарлыз
нахмурил редкие брови -- это явно нарушало торжественность момента. В
следующий миг рука старика разжалась, и он повалился на плотно пригнанные
плиты площади у копыт ханского коня. Последний ургунский монарх был мертв.
коня вверх по мраморным ступеням...
дня, ушедшего в прошлое пять веков назад; однако они видели вокруг
результаты тех исторических событий. Молодая степная кровь завоевателей
влилась в жилы дряхлеющей империи и возродила ее для новой жизни; в свою
очередь, многовековая культура, восходящая еще ко временам расцвета
магического могущества, смягчила и облагородила грубые и неистовые нравы
кочевников. После походов Салымбека усилилось также цаньское культурное
влияние, образовав невиданный более нигде на континенте, кроме разве что
космополитичных городов западного Срединноморья, сплав народов и
цивилизаций.
вызывая особого любопытства. Империя была велика, и средний житель Керулума
имел весьма приблизительное понятие об областях и расах, входящих в ее
состав. Пусть всадники, в особенности двое старших из них, и выглядели
необычно -- мало кто в толпе мог заподозрить в них пришельцев с того самого
Дальнего Запада, где в прошлом году побывало ханское посольство; скорее их
воспринимали как выходцев из дальних провинций или, в крайнем случае, гостей
из сопредельных стран.
Элина просто удовлетворяла свое любопытство, а Йолленгел предпочитал
смотреть на дома, чтобы не смотреть на кишащих вокруг людей, то Эйрих уже
прикидывал в уме план будущей операции -- для коего, впрочем, пока не
хватало слишком многих деталей.
Элина удивительным образом приняла это, как должное. Ее рыцарская честь
молчала -- может быть, потому, что перед глазами графини еще стоял
невольничий караван и пронзающий взгляд Редриха, а может, просто сказался
весь опыт этого путешествия. Впоследствии мысль о том, что воровать
нехорошо, все же посетила ее, но была какой-то вялой и нежизнеспособной.
Законы этой страны позволяют хватать людей в пустыне и продавать их здесь,
как скот -- ну и к демонам высокопарные рассуждения о честности. К тому же,
по словам Эйриха, в запасе у них было всего три дня -- пару дней еще
оставалось брести каравану, и день рабам обычно дают отдохнуть после дороги,
чтобы восстановили товарный вид. Вряд ли можно было рассчитывать иным
способом добыть крупную сумму денег в незнакомом городе за столь короткий
срок. Если теперь Элину и грызли какие сомнения, то лишь в том, сумеет ли
она оказать достойную помощь Эйриху в непривычном для себя деле. Она не
забыла агабейский обычай отрубать руку за воровство и не исключала, что
здесь может быть что-то подобное, но это как раз не особо ее тревожило. При
ней был меч, и попадать в руки стражников она не собиралась.
двору, куда все трое и отправились. Столичные цены, как и следовало ожидать,
оказались выше провинциальных, и после уплаты вперед за очередную убогую
комнатушку их капитал сократился до трех турга. В активе, впрочем,
оставались еще лошади, но на сей раз Эйрих не стал спешить с их продажей.
Керулум был слишком большим городом, чтобы ходить по нему пешком.
отправился изучать город один, настояв, чтобы графиня и эльф оставались в
комнате. "Мы все же выделяемся внешне, и нехорошо, если многие по всему
городу увидят нас вместе", -- пояснил он. Элина, впрочем, быстро утешилась
-- разложила свои бумаги и, усадив рядом Йолленгела, продолжила свои
исследования по эльфийской культурологии.
идет по плану. Котомка его была туго набита -- как выяснилось, в ней лежала
туземная одежда и еще какие-то свертки. На вопрос "откуда" он спокойно
ответил, что разжился кошельком одного растяпы.
разочарование.
на текущие расходы. Вообще воровать кошельки -- трудно, опасно и
малоприбыльно, но этот тип сам напрашивался.
произнесла графиня.
ответил Эйрих. -- Кстати говоря, вы умеете шить?
серьезное...
полностью закрывающее голову и доходящее до воротника, -- он протянул эльфу
большой лоскут черной ткани.
этой ночью.
замирание в животе, словно перед турниром.
Йолленгела, примерил на голову, затем достал из котомки ножницы и проделал
прорези для глаз и рта. -- Сегодня я побывал на невольничьем рынке и
заприметил там одного местного купчишку. Он как раз купил четырех рабов. Я
проследил за ним до дома. Пожалуй, этот субъект -- как раз то, что нам
нужно: не настолько богат, чтобы его хоромы были неприступной крепостью, но
и не настолько беден, чтобы с него было нечего взять.
разумеется, останется в гостинице.
кражи на его счету были -- но раздумал. Его такой вариант полностью
устраивал.
под подбородок, затем разулся и надел черные носки из плотного материла. Не
составляло труда догадаться, что все это вместе с его черными кожаными
штанами и шапкой-маской полностью скроет его в темноте. Потом он достал нож
и ковырнул подкладку своей куртки. Один за другим на свет явились десять
металлических штырей длиной от пяти до десяти дюймов, имевших по крюку на
обоих концах; один крюк был побольше, остро отточен и слабее загнут, другой,
напротив -- меньше, и свит почти в кольцо. Из длинного потайного кармана на
Шилова Юлия
Березин Федор
Контровский Владимир
Никитин Юрий
Распопов Дмитрий
Афанасьев Роман