наполнялся юрятинскими жителями, садившимися то поодаль от
него, то совсем по соседству, у Юрия Андреевича являлось
чувство, будто он знакомится с городом, стоя на одном из его
людных скрещений, и будто в зал стекаются не читающие
юрятинцы, а стягиваются дома и улицы, на которых они
проживают.
виднелся в окнах зала. У среднего, самого большого окна стоял
бак с кипяченою водой. Читающие в виде отдыха выходили
покурить на лестницу, окружали бак, пили воду, сливая остатки
в полоскательницу, и толпились у окна, любуясь видами города.
-- их было большинство, -- и люди из простого народа.
переставшие следить за собой и опустившиеся, были нездоровые,
вытянувшиеся лица, обрюзгшие по разным причинам, -- от голода,
от разлития желчи, от отеков водянки. Это были завсегдатаи
читальни, лично-знакомые с библиотечными служащими и
чувствовавшие себя здесь, как дома.
опрятно, по праздничному, входили в зал смущенно и робко, как
в церковь, и появлялись шумнее, чем было принято, не от
незнания порядков, а вследствие желания войти совершенно
бесшумно и неумения соразмерить свои здоровые шаги и голоса.
возвышении, отделенные высокою стойкой от остального зала,
занимались своим делом служащие читальни, старший библиотекарь
и две его помощницы. Одна из них, сердитая, в шерстяном
платке, без конца снимала и напяливала на нос пенсне,
руководствуясь, по-видимому, не надобностями зрения, а
переменчивостью своих душевных состояний. Другая, в черной
шелковой кофте, вероятно, страдала грудью, потому что почти не
отнимала носового платка от рта и носа, говорила и дышала в
платок.
удлиненные, оплывшие лица, как у половины читающих, та же
дряблая, обвислая кожа, землистая с празеленью, цвета соленого
огурца и серой плесени, и все они втроем делали попеременно
одно и то же, шопотом разъясняли новичкам правила пользования
книгами, разбирали билетики с требованиями, выдавали и
принимали обратно возвращаемые книги и в промежутках трудились
над составлением каких-то годовых отчетов.
действительного города за окном и воображаемого в зале, а
также по какому-то сходству, вызываемому всеобщей мертвенной
одутловатостью, точно все заболели зобами, Юрий Андреевич
вспомнил недовольную стрелочницу на железнодорожных путях
Юрятина в утро их приезда и общую панораму города вдали, и
Самдевятова рядом на полу вагона, и его объяснения. И эти
объяснения, данные далеко за пределами местности на большом
расстоянии, Юрию Андреевичу хотелось связать с тем, что он
видел теперь вблизи, в сердцевине картины. Но он не помнил
обозначений Самдевятова, и у него ничего не выходило.
книгами. Перед ним лежали журналы по местной земской
статистике и несколько работ по этнографии края. Он попробовал
затребовать еще два труда по истории Пугачева, но
библиотекарша в шелковой кофте шопотом через прижатый к губам
платок заметила ему, что так много книг не выдают сразу в одни
руки и что для получения интересующих его исследований он
должен вернуть часть взятых справочников и журналов.
знакомиться с неразобранными книгами с тем, чтобы выделить и
удержать из их груды самое необходимое, а остальное выменять
на занимавшие его исторические работы. Он быстро перелистывал
сборники и пробегал глазами оглавления, ничем не отвлекаемый и
не глядя по сторонам. Людность зала не мешала ему и не
рассеивала его. Он хорошо изучил своих соседей и видел их
мысленным взором справа и слева от себя, не подымая глаз от
книги, с тем чувством, что состав их не изменится до самого
его ухода, как не сдвинутся с места церкви и здания города,
видневшиеся в окне.
обошло за эти часы восточный угол библиотеки. Теперь оно
светило в окна южной стены, ослепляя наиболее близко сидевших,
и мешая им читать.
и направилась к окнам. На них были складчатые, напускные
занавески из белой материи, приятно смягчавшие свет.
Библиотекарша опустила их на всех окнах, кроме одного. Это,
крайнее, затененное, она оставила незавешенным. Потянув за
шнур, она отворила в нем откидную форточку и расчихалась.
Андреевич догадался, что это свояченица Микулицына, одна из
Тунцевых, о которых рассказывал Самдевятов. Вслед за другими
читающими Юрий Андреевич поднял голову и посмотрел в ее
сторону.
противоположном конце прибавилась новая посетительница. Юрий
Андреевич сразу узнал Антипову. Она сидела, повернувшись
спиной к передним столам, за одним из которых помещался
доктор, и вполголоса разговаривала с простуженной
библиотекаршей, которая стояла, наклонившись к Ларисе
Федоровне, и перешептывалась с ней. Вероятно, этот разговор
имел благодетельное влияние на библиотекаршу. Она излечилась
мигом не только от своего досадного насморка, но и от нервной
настороженности. Кинув Антиповой теплый, признательный взгляд,
она отняла от губ носовой платок, который все время к ним
прижимала и, сунув его в карман, вернулась на свое место за
загородку счастливая, уверенная в себе и улыбающаяся.
некоторых присутствовавших. Со многих концов зала смотрели
сочувственно на Антипову и тоже улыбались. По этим ничтожным
признакам Юрий Андреевич установил, как ее знают и любят в
городе.
12
Ларисе Федоровне. Но затем чуждые его природе, но
установившиеся у него по отношению к ней принужденность и
отсутствие простоты взяли верх. Он решил не мешать ей, а также
не прерывать собственной работы. Чтобы защитить себя от
искушения глядеть в ее сторону, он поставил стул боком к
столу, почти задом к занимающимся, и углубился в свои книги,
держа одну в руке перед собой, а другую развернутою на
коленях.
занятий. Вне всякой связи с ними он вдруг понял, что голос,
который однажды он слышал зимнею ночью во сне в Варыкине, был
голосом Антиповой. Его поразило это открытие и, привлекая
внимание окружающих, он порывисто переставил стул в прежнее
положение, так чтобы с его места было видно Антипову, и стал
смотреть на нее.
светлой клетчатой блузе, перехваченной кушаком, и читала
увлеченно, с самозабвением, как дети, склонив голову немного
набок, к правому плечу. Иногда она задумывалась, поднимая
глаза к потолку, или, щурясь, заглядывалась куда-то перед
собой, а потом снова облокачивалась, подпирала голову рукой, и
быстрым размашистым движением записывала карандашом в тетрадь
выноски из книги.
мелюзеевские наблюдения. "Ей не хочется нравиться, -- думал
он, -- быть красивой, пленяющей. Она презирает эту сторону
женской сущности и как бы казнит себя за то, что так хороша. И
эта гордая враждебность к себе удесятеряет ее неотразимость.
не высшая деятельность человека, а нечто простейшее, доступное
животным. Точно она воду носит или чистит картошку".
ему в душу. Мысли его перестали разбегаться и перескакивать с
предмета на предмет. Он невольно улыбнулся. Присутствие
Антиповой оказывало на него такое же действие, как на нервную
библиотекаршу.
рассеянии, он час или полтора проработал еще усидчивей и
сосредоточенней, чем до прихода Антиповой. Он перерыл
высившуюся перед ним гору книг, отобрал самое нужное и даже
попутно успел проглотить две встретившиеся в них существенные
Конюшевский Владислав
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Русанов Владислав
Посняков Андрей
Махров Алексей