дева на свете... да святится имя Твое, Любимая...
вылил туда кипящее олово. Гендельсона подбросило, он закричал, заплакал,
взвыл.
сказал с угрюмой насмешкой:
Его жгли железом, а он смеялся нам в глаза. Залили олова - пел свои
варварские песни о героях... Когда ломали пальцы, насмехался над нами...
И даже умирая на колу, проклинал нас и назвал слабыми трусливыми бабами.
Рассказывал, что нас бы он пытал страшнее, а это даже не пытки, а забава
для детей... Ты же верещишь, как недорезанная свинья!
пленника. Вода стекала по его дряблому телу и нехотя впитывалась в
зазоры между каменными плитами пола. Запах горящего мяса стал чуть
слабее, но я чувствовал, как мой призрачный желудок поднимается к горлу.
мудрости, но... укрепи мой дух, ибо я слаб, жалок и труслив, господи.
Поработай пока над ним сам. Я сяду вот здесь, буду смотреть. Нет, отсюда
неудобно. Поставь табуретку сюда, так будет виднее.
сейчас запоет на любые голоса!
что осталось лежать, как идиот, пуская слюни открытым ртом. В страхе,
что оно может проснуться, я ринулся, не выбирая дороги, пролетел
скальный массив, чувствовал только как будто проламываюсь сквозь
встречный ветер, затем меня вынесло на простор. На той стороне мрачные
горы, вот та самая щель...
боль, застонал, с трудом поднял налитые свинцом веки. Тело сотрясает
жуткая дрожь, камни остыли, холод вошел в кости, я чувствовал, что
умираю.
раз, в голове чуть прояснилось. Ноги не хотели держать такое тяжелое
тело, но я заставил их пронести меня в глубь пещеры, потом обратно...
но лучше истеку кровью, чем замерзну, как рыба на льду. В голову жар
ударил раньше, чем потек по телу, наконец я свалился, всхлипывая от
изнеможения. В топку организма брошена еще порция сала или просто мяса.
Жаль, что не могу глодать камни, как мой Черный Вихрь...
бы иначе.
стремился то ли в коматозный сон, чтобы сохранить остатки жизни, то ли в
беспамятство, полагая, что оберегает меня от страданий. Не понимает,
идиот, что так я просто замерзну. Тихо и мирно, ведь замерзающие вроде
бы чувствуют даже тепло...
чтобы как прежде отделиться и взмыть аки душа, расстающаяся с телом.
Засыпал, просыпался, - скорчивался, наконец вроде бы начало получаться,
но. раздался треск камня, по нервам пробежал разряд, сердце
заколотилось, как в детской погремушке горошина.
треснет через тысячу лет. А после сотни-другой таких тресков появится
еще одна щель. Гора тоже стареет, обрастает морщинами.
поспешно выпрыгнул, не стал даже рассматривать свое материальное тело,
довольно жалкое зрелище, понесся в сторону развалин, что совсем не
развалины.
руке и кастрюлькой с тлеющими углями в другой. Под действием движущегося
воздуха угли из пепельных становились багровыми, а стоило ему чуть
взмахнуть кастрюлькой, как багровость сразу же переходила в пурпурный
цвет, по граням суматошно носились оранжевые и желтые искры.
свет падал из узких окон, смешивался с призрачным лунным. Они пересекли
площадку по диагонали, на той стороне виднелась дверь, глубоко
утопленная в камне.
распахнулась с неприятным скрежещущим звуком. Я держался за их спинами,
даже вошел наполовину в камень, хотя ощущение было неприятное, будто
сразу отсидел всю ту половину тела.
звездное небо. Там изредка проносились широкие черные тени. Когда
неведомый зверь пролетал между нами и луной, через двор стремительно
проскальзывала легкая тень.
здесь ступеньки ветхие... Поосторожнее.
этих тупых тварей приносить пользу!
железная дверь. Я протиснулся сквозь нее, снова ощутив неприятное
ощущение во всем нереальном теле, вывалился в темноту. Полную и
абсолютную темноту подземелья. Слышно было тяжелое учащенное дыхание.
Слабый стон.
могут привыкнуть, когда его нет, в полной темноте даже совы абсолютно
ничего не видят, - загремело со стороны железной двери, она
распахнулась, ворвался свет факела, что показался мне слепяще ярким.
Гендельсона. Он сидел у стены, голый, под ним только холодные, как лед,
каменные плиты пола. Руки растянуты в стороны и прикованы к стене, а на
ногах тяжелые кандалы. За это время он исхудал еще больше, даже я не
назвал бы его больше толстой свиньей, как изощрялся Варнар. На теле,
кроме кровавых ссадин, чернеют отметины, где прижигали железом и
факелом. На боках распухшие раны с запекшейся кровью.
шлюху Деву Марию тем именем, что она заслуживает, то будешь жить. Более
того, я обещаю тебе, что дам коня, дам свободу!
показалось, что он почти не видит палача, но после паузы Гендельсон
прошептал:
тебя, в твоей гордыне и высокомерии... в твоих неразумных словах...
вытащил из-за пояса клещи. Рыцарь сказал люто:
Начисто. Понял?.. Завтра я приду снова. В это же время. Варнар тебе
отрубит руку... Ощути!.. Послезавтра мы придем снова. Тебе отрубят ногу.
Как тебе такое?.. Но и одноглазым, одноруким и одноногим ты пробудешь
недолго. На четвертую ночь мы придем к тебе и выжжем второй глаз. Потом
отрубим вторую руку. Потом - ногу. Затем вырвем язык, а тебя - живого! -
выбросим во двор, чтобы ты подыхал долго и мучительно. Ты все понял?
измученное распухшее от побоев лицо и так было неузнаваемо.
ведаешь... ты не ведаешь...
один и поднес к лицу Гендельсона. Рыцарь опустился на колени, грубо
ухватил голову пленника в ладони в боевых рукавицах, крепко сжал.
видишь. Но ты еще успеешь спасти шкуру... только скажи то, что я жду.
Мария... Да святится имя Твое, Любимая...
глазное яблоко, пытался дернуть головой, но рыцарь держал, как в тисках.
Варнар с силой прижал пурпурный уголь к глазу. Гендельсон дико закричал,
забил ногами по каменному полу, но голову ему рыцарь держал крепко.
Тесное помещение заполнилось запахом горящего мяса.
отломившись, застряла в глазнице. Варнар достал шило и аккуратно
выковырял крупные куски. Рыцарь встал, отряхнулся. Лицо его было
угрюмое, злое. Варнар отыскал в другом углу ведро с водой, до которого
измученный жаждой Гендельсон не мог дотянуться, с размаху выплеснул на
пленника.
пустая глазница с запекшейся от сильного жара кровью. Рука Гендельсона
дернулась, словно он хотел проверить, что у него с лицом, зазвенела
цепь.
теперь и подумай!.. Завтра потеряешь руку. Послезавтра - ногу. А потом
все по второму кругу. А глаза - не зубы. Как и руки или ноги. Зубов
Березин Федор
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Смит Кордвейнер
Распопов Дмитрий