восемь, когда уже объявили - расшился, выхожу. Платформа почти пустая, и
десятка человек не наберется. Зато у одного из этих людей голова круглая и
стриженая, как мячик, глаза - два черных ниппеля, взять бы клюшку для гольфа
и врезать, чтобы к чертовой матери... Я его сразу узнал. А второй, который с
ним был - не Лоб, другой, я его видел пару раз с Вал Валычем.
ножках, говорит:
Курлов?
никаких проблем.
- он у Хоя специалистом по удавкам работает, с такой рожей никуда больше не
устроишься.
приближался поезд. Мой поезд. Рядом с круглоголовым мастером Удавкиным
выросли еще два олигофрена со смутно знакомыми мне рожами.
куртки. - Дали бы вы мне уехать, ребята. Волки сыты, овцы целы...
врезал ему по руке, кость пополам, ножик так по перрону и запрыгал. И он
завыл, сел на асфальт, покалеченную руку баюкает. Думал, все закончено, ан
нет: смотрю, второй достает пушку с глушилкой, и сразу пожалел, что я такой
большой и толстый, лучше бы я был маленький и плоский, как бумага. Или чтобы
вместо арматурного прута у меня тоже пушка была, которую я в укромном месте
притырил.
прижал, нащупал кадык - он бьется под рукой, колотится.
ствол!
и все.
пришелся: кожей почувствовал, как пуля в кишках у мастера Удавкина
запуталась, будто он рыбу живьем проглотил. В следующее мгновение наступила
моя очередь глотать, но я упал вместе с ним, и вторая пуля влетела в окно
вагона, разбила стекло и термос, который стоял на столике, и вдобавок
перешибла ногу дядьке, что сидел на верхней полке. Хорошо, хоть не голову.
Но рев поднялся страшный, такое впечатление, что заголосили сразу все
пассажиры и все проводницы во всех без исключения вагонах. Один олигофрен
побежал, а второй продолжает целиться как ни в чем не бывало, будто он в
тире... Я в него прут свой бросил, как дротик, прямо в мошонку попал, ну он
опять пальнул, всандалил еще одну пулю в асфальт рядом с моей головой - и
рванул за приятелем.
и весь следующий день отсиживался под трубами котельной, жуткое какое-то
место, толком уже не помню, где именно. Потом выловил двух жалких
студентиков, они пиво туда пришли пить, вытряс сорок тысяч, купил анаши и на
тачке - к своему проверенному логову. Пока поднимался в лифте на чердак,
такое ощущение было, словно домой возвращаюсь после долгой-долгой отлучки.
размера, лапа - как экскаваторный ковш. У него на щеках, прямо под нижними
веками, росли жесткие черные волосы, лба почти не было, зубов - тоже.
Огромный, как гора. Увидел меня и прорычал:
бы там и вдвоем разместились. Тем более я и зимовать на чердаке не
собирался. Короче, делить нам с ним было нечего. Но что-то меня задело.
Нахальство или эта уверенность, что он мной командовать может, приказывать,
распоряжаться. Или что он этот чердак своим называет. Или что грязный бомж
меня таким же грязным бомжем считает.
покатился, а встать не успел: я его своим прутом молотить начал куда попало
- по роже, по лбу, по шее, по спиняке... Он уже обмяк, а в меня будто бес
вселился - не могу остановиться, и все! Пока сам не устал. А он лежит, не
шевелится. Может, загнулся, может, еще отойдет, но не скоро...
вниз по лестнице. А на четвертом этаже моя серебряная рыбка дверь в свою
квартиру открывает. Я ничего не хотел, не собирался даже, оно само все
получилось. Бросился я за ней, вломился в прихожую, дверь захлопнул и стою с
прутом в руке... Ну и дальше все само собой вышло. Она подумала, что я ее
изнасиловать хочу, видно, эта мысль мне и передалась, а раз она сама
готова... И не сопротивлялась даже, ни капли, видно, от страха... А потом
вдруг сама в раж вошла, и кричала, и подмахивала, инстинкты у нее, видать,
сильные, над разумом верх берут...
умат, и закрыла книгу:
халатом, гладкие колени, я даже вспотел. Хотел завалить ее в очередной раз,
но ей же в сортир надо...
дарит, а потом раз! И посадил в каталажку! Или наоборот: ворвался человек,
вот так, как я - и на всю жизнь счастливы. Я тебя, если хочешь знать, давно
люблю.
колющих и режущих. Нашел отвертку на полке, спрятал в карман. Сливной бачок,
кстати, был сломан, и я со злорадством подумал о Петровском: каков урод,
трахнул девушку, а бачок не отладил. Пока я стоял и ухмылялся, Валерия
неожиданно толкнула дверь и заперла на задвижку с той стороны.
конвоем.
людей. Или поджечь занавески, а самой отвлечь меня, пока не разгорится как
следует... Но вместо этого она, как воспитанная девочка, побежала в гостиную
набирать "02". Даже дверь уборной не подперла.
могло. Она успела набрать "О" и смотрела во все глаза, как я приближаюсь.
Огромные темно-серебристые глаза, откуда только они у нее такие? Я положил
одну руку на рычаг телефона, другой схватил ее за плечо, тряхнул. Халат с
нее слетел в два счета, а под ним ничего и не было, она даже руками
закрываться не стала, смотрела обреченно, и все. Но я же не насильник!
холодной, мокрой, грязной занавеской. Я перед тем, как бомжа замолотить,
сделал последнюю попытку уладить все по-хорошему: позвонил из автомата
Родику Байдаку. Своему старинному корефану.
я видел, что сделали с Метлой, и знаю, что хотели сделать со мной вчера на
вокзале... Только ты не говори, что не имеешь к этому ни малейшего
отношения.
Родь. Всем будет плохо. Я ведь пока не собираюсь никого сдавать.
чтобы все это прекратилось? Чтобы я мог спокойно жить?
Однозначно. Это я как друг тебе говорю. Поэтому лучше сам приди. Деваться
тебе некуда. От нас спрячешься - менты найдут. Мы на тебя Дрына повесили. И
Метлу тоже.
жить? - спокойно так говорю, я ему многое хотел высказать, но спокойствия не
хватило.
покрошу, я твоего папашу...
будто мы об обеде у Ираклия договорились.
повезло. Ей бы на десять минут позже прийти. Или на пять раньше... Нет,
Доставалов Александр
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Ильин Андрей
Суворов Виктор