надменное спокойствие, дергался, переступал ногами, однако дожимать его не
было времени. Полковник бросил свою "Волгу" и взял одну из оперативных машин
Кутасова - старый с виду "Москвич" с форсированным двигателем.
представлял ее состояние: она перешагнула ту черту, которую не смогла
переступить даже после тяжелейшего оскорбления и унижения на посту ГАИ. Ее
нужно было спасать от этой войны, ибо, беспощадная, она бросала свои семена,
из которых вырастал монстр воинственного духа.
Капитолины...
Капитолины, высматривая машину Воробьева, и был замечен его оперативниками:
на "хвост" сел "жигуленок", принадлежащий отделу. Полковник остановился у
обочины и вышел из машины. Его узнали и сразу же отцепились. А через
несколько минут подъехал Воробьев.
кожаных плащей.
каждый ночной звук, иногда оживлялся, если в тишине раздавались одинокие
шаги, шел навстречу, а потом разочарованно отступал: опять не она...
стук каблуков, поскольку никогда не назначал ей таких свиданий, не страдал
от ожидания и не знал, как звучат ее шаги. На рассвете он неожиданно
разглядел решетку Ваганьковского кладбища и вспомнил Птицелова.
осеннего утра, стойкая тишина, светлеющее небо - все с поразительной
точностью походило на тот весенний день. И оттого, что полковник до предела
напрягал слух, уловил едва различимый птичий крик. Он выключил шипящую в
кармане рацию и вплотную приблизился к забору.
слух, наполняя душу неуместным, каким-то ребячьим восторгом.
ударили крупнокалиберные пулеметы, и эхо рассыпалось по городу тысячами
стучащих каблучков. А мгновение спустя тяжелой поступью загремели орудийные
выстрелы.
одинокой птицы...
вещь, однако сколько ни бродил по рынку, а потом по окрестным магазинам,
найти приличного покупателя не мог. Здесь, как и в Вологде, было много
бананов, кавказцев - "Макарова" оторвали бы с руками, но Мамонта одолевала
неприятная мысль, что он продает чью-то смерть. На стоянке большегрузного
транспорта, где, ожидая выгрузки, тосковали шоферы, он высмотрел
подходящего, кому можно было отдать оружие, отозвал в сторону и показал
пистолет. Тот под видом того, что надо занять денег, ушел к своим товарищам
и привел с собой восьмерых здоровых мужиков. Если бы Мамонт за несколько
секунд до этого не ощутил опасности и не скрылся в базарной толчее, его бы
наверняка просто ограбили.
оставшиеся деньги купил синюю поношенную фуфайку, обменял свои дорогие
ботинки на кожаные армейские сапоги с портянками из шинельного сукна и купил
билет до Соликамска. В суматошном пригородном поезде гульба началась, еще
когда стояли у перрона,- создавалось впечатление, что весь разномастный люд
давно знаком, и лишь два вьетнамца, оказавшиеся в одном купе с Мамонтом, да
молодая женщина с девочкой лет четырех оставались незаметными и тихими.
Рассчитывать ни на верхнюю, ни на багажную полку было нечего: худенькие,
мальчикообразные вьетнамцы забили все огромными сумками. Когда с сумерками
поезд тронулся и включили свет, Мамонт заметил, что молодая мама одета
старомодно и оттого выглядит здесь как-то неестественно: приталенный жакет
со стоячим воротничком, ослепительно-белая кружевная блузка с черным
бантиком, шелковые перчатки и небольшая шляпка на гладко зачесанных и свитых
в пучок на затылке волосах. Пахнуло временем Тургенева, провинциальным
театром, милым очарованием. Девочка сидела у нее на коленях, прижималась к
матери и время от времени что-то шептала ей на ухо. Они занимались только
друг другом и от этого были счастливы.
и начали что-то есть - отвратительный гнилостный запах ударил в нос и
разнесся по всему вагону. Сдерживая тошноту, Мамонт попытался дышать ртом,
как в грязном туалете, но долго не выдержал. А вьетнамцы ели эту пищу и тихо
ворковали друг с другом, как два мышонка. Женщина достала тонкий носовой
платочек и теперь дышала через него, а дочка уткнулась ей в грудь.
доставать что-то из пакетов и есть. Мамонт огляделся и повторил то же самое
на английском. Человечки мгновенно вскочили и исчезли вместе со своей пищей.
И вернувшись потом, забились в угол, застыли, не подавая признаков жизни.
для женщины с ребенком- Она подложила под голову сумочку, легла и уложила
рядом девочку. И снова до слуха сквозь лязг дороги долетел их шепоток. Под
него Мамонт и уснул, откинувшись спиной к жесткой стенке купе. И во сне он
продолжал прислушиваться к нему, чтобы отвлечься от грохота колес,
мно-гоголосого ора гуляющих пассажиров и звона катающихся по полу бутылок.
Когда же этот фон неожиданно стих и во всем мире остался лишь шепот матери и
дочери, Мамонт проснулся и заметил, что вьетнамцы в своем уголке занимаются
любовью, так же скрытно и тайно, как мыши: один из них был женщиной, только
который- определить было невозможно.
четвертый час утра, однако, выглянув в проход, увидел, как по нему идут
двое- милиционер, обвешанный своими причиндалами от свистка до наручников, и
за ним - гражданский с длинной дубинкой в руке. Они кого-то искали,
неприкрыто, словно скот в стойлах, рассматривая пассажиров. Мамонт огляделся
- спрятаться было некуда, а уйти незамеченным невозможно. Вьетнамцы же
куда-то исчезли, хотя мгновение назад терлись друг о друга в своем углу.
Можно было лечь и укрыться фуфайкой, изображая спящего, но было стыдно перед
женщиной, которая, слушая дочку, чему-то тихо улыбалась.
рядом, поигрывал дубинкой, смачно стуча ею по своей ладони. Интерес к
Мамонту был написан на простоватых, самоуверенных лицах...
ручками шею и прижалась головкой к небритой щеке. Он инстинктивно обнял ее и
замер, глядя в надменное лицо милиционера. Тот уже отстегивал наручники, а
его помощник стоял в боевой позе. Они несколько секунд смотрели друг на
друга, после чего страж порядка мотнул головой и скорым шагом пошел из
вагона. За ним потянулся и гражданский, вяло опустив руку с дубинкой.
улыбнулась:
и зашептала и ее маленькое ушко с тонкой серебряной сережкой. Под ногами
что-то закопошилось. Вьетнамцы умудрились спрятаться под нижними полками в
пространстве между багажными ящиками и стенкой. Они сели на прежнее место, и
их сдвоенное очертание напоминало какое-то странное, двуликое существо.
Девочка скоро уснула на руках, и женщина бережно уложила ее на полку. Мамонт
заглянул в соседнее купе, где после милиции пьяный ор стал еще громче, и
негромко произнес:
рукой:
произнес он и сам испугался его. Прокуренное, воняющее винным перегаром
пространство вагона будто всколыхнулось, как от ударной волны, слегка
заложило уши. Стало тихо, лишь еще слышался стук колес да шелестящий звон
катающихся по полу бутылок.
полумраке купе он молча переглядывался с молодой женщиной или смотрел на
безмятежно спящую девочку. Было предчувствие, что они исчезнут, как только
покинут вагон. Так оно и случилось. К рассвету поезд притащился в Березники.
Женщина взяла на руки дочку и пошла к выходу, опустив глаза. Мамонт выбежал
в тамбур и через открытую дверь вагона увидел, как она прошла по перрону,
поднялась по ступенькам виадука и, когда достигла его вершины, вдруг истаяла
в зареве восходящего солнца.
удалось найти попутный транспорт до Чердыни- на лесоскладе станции
разгружались лесовозы. Здесь уже не спрашивали денег и брали пассажиров для
компании в дороге. От Чердыни он ехал уже на перекладных, от села к селу, и
в Нароб добрался лишь к вечеру.