удара током.
Одновременно у меня началось какое-то знакомое мелькание в мозгу, я
почувствовал, что стирается грань между реальностью и галлюцинацией, между
существующим во мне и вне меня. На вполне реальную картинку, которую мои
глаза выдавали мне в мозг, то есть комнату с черными занавесами,
Белогорским, сидящим за своим инквизиторским столом, и Салливэном,
наблюдающим за всем этим действом, сидя в углу на стуле, начали наползать
сначала блеклые и прозрачные, а потом все более отчетливые, яркие картинки
из каких-то углов, моей перемешанной черт-те чем памяти. Каждая из них
быстро исчезала, но ее тут же сменяла другая, третья, десятая... Впечатление
было знакомое - примерно то же случается, когда на экране телевизора
появляется одновременно две картинки с разных каналов. Разница была только в
том, что там это смешение образов и действия ограничено рамками телеэкрана
и, отвернув от него взгляд, можно увидеть достаточно однозначный обыденный
мир. А здесь мешанина происходила у меня внутри, в мозгу, и отводить взгляд
было некуда.
Белогорский прижал перстень с выпуклым минусом к перстню с вогнутым минусом,
который находился на моей левой руке, придавленной к столу неведомой силой.
Мерседес-Консуэладе Кастелло де Оро, произошло вновь, только вот конечный
результат получился совсем иной.
ослепляет людей при ядерном взрыве. Затем несколько секунд на фоне
абсолютной черноты с неимоверной скоростью закрутилась исчезающая спираль
золотистого цвета, которую Мануэль воспринял как змею, а Мерседес - как
молнию. Едва спираль исчезла, как внутренним ухом я услышал что-то похожее
на свист - этого в памяти Мануэля и Мерседес не сохранилось, - а затем
появилось ощущение свободного падения, очень хорошо мне знакомое. Как-никак,
Коротков сделал в армии прыжков тридцать, а Браун, вселенный в мою шкуру, -
далеко за сотню. Я летел в бездонную черную пропасть, почему-то спиной
вперед, а где-то далеко от меня в противоположном направлении, но тоже в
бездну уносился Белогорский. В той же позе, что и прежде, то есть сидя за
столом. Он вскоре исчез, обратившись в точку, растворившуюся в черноте
космической, хотя и беззвездной бездны. Согласно тому, что я помнил по опыту
Мануэля, через какое-то время он должен был вынырнуть оттуда и со страшной
скоростью помчаться прямо на меня. Вернее всего и я должен был понестись ему
навстречу. И это должно было закончиться чем-то вроде легкого толчка, после
которого началось смешение образов и понятий Мануэля с образами и понятиями
Мерседес. Затем, по предположениям Ленки и Чудо-юда, память Мануэля перешла
в "я" Мерседес, где и заархивировалась, вошла в гены, попала к мулату
Джонсону и так далее... Но ничего похожего на сей раз не произошло.
свертывающейся, а раскручивающейся. Я словно бы влетел внутрь этой спирали,
ощущая невыразимый и столь же необъяснимый восторг. Мигнула еще одна
вспышка, и... я очнулся.
сидя в зубоврачебном кресле, придвинутом к инквизиторскому столу. И на руке
у меня по-прежнему блестел перстенек с вогнутым минусом. На столе все было в
порядке. Никуда не исчезли ни череп, ни письменный прибор со свечами, ни
магический кристалл производства оптико-механического почтового ящика.
Мистер Салливэн сидел в своем углу, немного бледный, но вполне дееспособный.
Практически все было в порядке, ни взрыва, ни пожара, ни космической
катастрофы не произошло. Единственным изменением обстановки в кабинете
специалиста по нетрадиционным лечебным и диагностическим методам было
отсутствие самого специалиста.
Инквизитора, вместо мистера, господина, гражданина или товарища Белогорского
Вадима Николаевича находился его еще теплый, но уже вполне не подлежащий
реанимации труп.
все прочее перестали подчиняться внешней силе и выполняют только мои
указания. Салливэн в это время выдернул из заднего кармана брюк маленькую
фляжку с чем-то спиртным и сделал жадный глоток. Глаза у Утенка Дональда
даже после этого остались несколько округленными. Он был единственным, кто
видел все, что произошло, со стороны, и, видимо, набрался впечатлений.
обойдя стол, подошел к бренным останкам экстрасенса. Моего медицинского
образования - оно, по правде сказать, было поменьше, чем у дурдомовского
санитара, - вполне хватило, чтобы констатировать летальный исход. Пульса не
прощупывалось, дыхания не чуялось, глаза, наполовину вылезшие из орбит,
сделали бы честь любому повешенному. Наконец, лицо цвета отварной свеклы,
распухшее до неузнаваемости, заставляло думать, что смерть наступила от
нарушения мозгового кровообращения.
вторично, его персональный стресс еще не прошел, но он был явно на пути к
выздоровлению. Меня больше всего радовало, что за черными бархатными шторами
никого не оказалось. Если бы кто-то был, то наверняка уже выскочил бы, хотя
бы из любопытства. Тем не менее я все-таки поглядел, что там, за этими
шторами, находится. По правую и по левую руку от кресла, в котором я сидел
во время сеанса, были просто глухие стены, вдоль которых стояли стеллажи с
книгами разных времен и народов, причем немало таких, за которые можно было
получить значительную сумму на Западе или солидный срок за неудачную попытку
контрабандного вывоза из России. Позади моего кресла, как уже упоминалось,
была входная дверь, а вот позади кресла Белогорского находилась дверца в
весьма любопытную комнату, представлявшую собой странный гибрид любовного
алькова с камерой пыток. Помимо кровати, зеркал, голых богинь на одной
половине, на другой находилось что-то вроде дыбы с наручниками на
никелированных цепях, скамья для порки, какие-то розги, хлысты, плетки и
иные предметы садомазохистского обихода. К какой группе извращенцев
относился Вадим Николаевич, меня не интересовало, хотя, быть может, именно в
этой комнате он осуществлял лечение какой-то части своих пациенток, а
возможно, и пациентов.
Белогорский достал перстень Айрапета Аветисяна.
Я видел нечто невероятное...
русским журналистом бульварной газетенки "Бред наяву".
больше мне хотелось поскорее отсюда выбраться. Поэтому я отправился туда,
где находилась дверь, через которую мы некоторое время назад сюда пришли.
запер не на простой ключ, который наверняка бы обнаружился у него в кармане,
а на импортный кодовый замок. Подбор шестизначной комбинации вполне мог
протянуться до начала следующего столетия, а я очень хотел домой, к папе.
дверь?
улизнуть отсюда, оставив Салливэна наедине с мертвецом. Пусть ищут
Короткова, если хотят.
где-нибудь в инквизиторском столе экстрасенса захована запись кода двери,
мог только круглый идиот, а я, со свойственной мне от младых ногтей
скромностью, себя таковым не считал. Комбинация цифр могла быть
исключительно в одном месте - в башке Белогорского, но сейчас ее не было и
там, ибо эта башка представляла собой мертвую биомассу белого и серого
вещества, в котором уже начинались процессы разложения.
не отпирается - ее вышибают". По-моему, этот вариант крылатой фразы придумал
один из довольно умных, хотя и физически сильных соратников ныне покойного
Джека. Звали его Лом. Эту кликуху он огреб не по причине схожести со старшим
помощником капитана Врунгеля, а потому, что обладал способностью одним
ударом кувалды вышибать замок и первым вламываться в то помещение, где нас,
мягко говоря, не очень ждали. Тогда еще стальные двери были редкостью,
интеллигентная взрывчатка "пластит-4" была в большом дефиците, и талант Лома
ценился очень высоко. Однако судьба его была печальной. Один из клиентов
оказался вооружен несколько лучше, чем были информированы ребята Джека.
Вместо одного "макарова", который не продолбил бы даже в упор бронежилет
Лома, клиент имел в хозяйстве старый, но очень надежный "АКС-47", чья пуля с
гарантией дырявит бронежилеты такого класса. Лом впитал в себя не меньше
полмагазина, и это сделало его абсолютно бесполезной вещью.
вцементирована в проем, в пазах просматривались мощные штыри, идущие во всех
четырех направлениях, и вышибить ее не смог бы даже покойный Лом. Эту дверь
вряд ли удалось бы снять с петель, перебить язычки замков и так далее. Ее
можно было взорвать, но пластитом я, как на грех, не запасся.
развлекался нетрадиционным сексом, но окон там не имелось. Там, как и в
кабинете, были только вентиляционные отдушины.
охранники Белогорского. Больше того, какое-то время я страстно надеялся на
это, полагая, что, как только откроется дверь, они получат необходимое число
пулек из моего малокалиберного зонта. Конечно, результат был гадательный,
они могли успеть раньше, но шансов удрать отсюда у меня с их приходом, как
ни странно, прибавлялось.