в самом деле незачем идти в лабораторию.
заместитель директора,- но сейчас они рассеяны по рабочим местам.
Придется подождать, пока все соберутся. Может быть, вы придете к нам в
"мастерскую"? Так называются вечерние наши собрания, где мы
развлекаемся, проводим дискуссии или устраиваем просмотры каких-нибудь
зрелищ.
развлечением, и зрелищем, и дискуссией.
хотят побеседовать с земным коллегой, расспросить вас и ответить на
ваши вопросы.
расспросами, понимая, что администратору необходимо провести
соответствующую подготовку,- я приду вечером.
рассказывали жители столицы, действовали современные машины. Они
выдавали письма, по шестизначным символам мгновенно сортируя прибывшую
корреспонденцию для тех, кто не хотел воспользоваться видеосвязью,
опасаясь разглашения их личных тайн. Люди не знали, что при малейшем
подозрении письма перебрасывались в соседнюю машину, просвечивающую и
заснимавшую содержание на пленку. При вызове кода получатель
автоматически фотографировался на ту же пленку...
способностей, и советы в выборе нужного в столице вида работы.
гигантского зала, окруженного пультами автоматических машин. Слегка
светящиеся иероглифы над каждым пультом подробно об(r)ясняли, какие
манипуляции следовало проделать, чтобы получить корреспонденцию, совет
или справку. Очевидно, в тормансианских школах не обучали обращению с
машинами общественного пользования. По залу прохаживались одетые в
коричневую форму инструкторы, готовые прийти на помощь посетителям
почтамта. Они разгуливали с надменно-недоступным видом, подражая двум
"лиловым", разместившимся в разных концах зала. Вир Норин не заметил,
чтобы посетители обращались к этим высокомерным и недобрым советчикам.
Чеди была права, говоря, что они производят на нее отталкивающее
впечатление,- от них веет злобой и душевной пустотой.
образе, но с душой, полностью разрушенной специальной подготовкой. Они
сделают все, что прикажут, не думая и не ощущая ничего.
стараясь проникнуться чувствами тормансианина, приехавшего в столицу
издалека (чем дальше от центра, тем хуже обстояло дело с образованием
и уровнем быта), чтобы найти здесь обновление своей жизни. Он проделал
перечисленные в таблице манипуляции. В окошечке наверху вспыхнул
оранжевый свет, и бесстрастный голос рявкнул на весь зал: "Умственные
способности низкие, психическое развитие ниже среднестоличного, туп и
глуп, но мышечная реакция превосходная. Советую искать работу водителя
местного транспорта".
высокого пульта погасли, исчез и свет в верхнем окошечке. Позади
засмеялись, астронавигатор оглянулся. Несколько человек подходили к
автомату. Увидев замешательство Вир Норина, они поняли его по-своему.
ли, не хороша, вон какая здоровенная дубина! Проходи, не задерживай! -
закричали они, слегка подталкивая астронавигатора. Вир Норин хотел
было сказать им, что подобная характеристика не соответствует его
представлению о себе, но понял, что об(r)ясняться бесполезно, и отошел в
почти безлюдную часть зала, где продавались книги и газеты.
Машина запрограммирована соответственно нормам Торманса, она не в
состоянии понять показатели, ушедшие за пределы высшего уровня, и
неизбежно посчитала их за пределами низшего уровня. То же самое
случилось бы и с тормансианином выдающихся способностей -
закономерность капиталистического общества, ведущая к Стреле Аримана.
В здешней литературе пишут гораздо больше о плохом, чем о хорошем.
Слово о злом и темном несет больше информации, чем о хорошем и
светлом, потому что повседневный опыт количественно набирает больше
плохого. По той же причине легче верят плохому и злому: зло
убедительнее, зримее, больше действует на воображение. Фильмы, книги и
стихи Торманса несравненно больше говорят о жестокостях, убийствах,
насилиях, чем о добре и красоте, которые к тому же труднее описывать
из-за бедности слов, касающихся любви и прекрасного.
произведения здешнего искусства. Без этого жители Торманса не
проявляют интереса к книге, фильму или картине. Правда, есть одно
непременное условие. Все ужасное, кровь и страдания, должно или
относиться к прошлому, или изображать столкновения с вторгнувшимися из
космоса врагами. Настоящее было принято изображать спокойным и
невероятно счастливым царством под мудрой властью владык. Только так,
и не иначе! Для тормансианина искусство, относящееся к сегодняшнему
дню, лишено всякого интереса. "Глухая скука от этого искусства
расползается по всей планете",- как-то метко сказала Чеди.
больше, чем хорошего. Количество трудностей, несчастий, скуки и горя,
по приблизительным подсчетам Академии Горя и Радости для ЭРМ,
превосходило счастье, любовь и радость в пятнадцать - восемнадцать раз
по косому срезу среднего уровня духовных потребностей. Вероятно, на
Тормансе сейчас то же самое. Опыт поколений, накапливающийся в
подсознании, становится преимущественно негативным. В этом и
заключается сила зла, мощь Сатаны, как говорили в древности
религиозные люди. Чем древнее был народ, тем больше в нем
накапливалось, подобно энтропии, этого негативного опыта. Тормансиане
- потомки и братья землян - прожили лишних два тысячелетия в
неустройстве, под ударами Стрелы Аримана, и в отрицании добра они куда
древнее земного человечества...
девушкой, облокотившейся на выступ стены недалеко от книжного киоска:
громадные глаза, по-детски тонкая шея и очень маленькие руки, нервно
перебиравшие листки желтой бумаги, очевидно письма. Норину передалось
ее чувство тревожной тоски. Редкие крупные слезы одна за другой
катились из-под длинных ресниц девушки. Острое, дотоле не испытанное
сострадание резануло астронавигатора. Не решаясь сразу вот так
заговорить с незнакомкой, он раздумывал, как бы помочь ее горю. Более
смуглая, чем у столичных жителей, кожа выдавала обитательницу
хвостового полушария. Короткое и легкое платье открывало стройные,
крепкие ноги. Странный цвет волос - черный с пепельной подцветкой -
выделялся среди обычных черных с красноватым отливом голов тормансиан
и гармонировал с серыми глазами девушки. Посетители почтамта сновали
вокруг. Мужчины иногда окидывали ее наглыми взглядами. Девушка
отворачивалась или опускала голову, притворяясь углубленной в письмо.
в ней душевную глубину, какую он редко встречал в тормансианах, обычно
лишенных самовоспитания и психической культуры. Он понял, что она на
грани большой беды.
заговорить с ним здесь нельзя. Душевная нежность, столь естественная
на Земле, вызывала на Тормансе только настороженность и отталкивание.
Люди постарше, из "джи", боялись, что заговоривший с ними человек
окажется тайным шпионом государства, провокатором, выискивающим мнимых
антиправительственных заговорщиков из тех, что миновали испытание
"Встречи со Змеем". Женщины помоложе боялись мужчин. Размышляя, Вир
Норин вновь встретился взглядом с незнакомкой и улыбнулся ей, вложив в
эту улыбку всю внезапно родившуюся симпатию и готовность прийти на
помощь.
встала непроницаемая завеса. Но сила доброты, которой светились глаза
землянина, победила. Она печально и слабо улыбнулась в ответ, напомнив
Вир Норину персонаж исторических фресок в музее Последней Эллады на
острове Хиос. Тормансианка смотрела теперь на него внимательно и
удивленно.
испуге и вытянула руку, как бы намереваясь оттолкнуть его.
астронавигатора и повторила: - Совсем другой.
Но я здесь в безопасности, а что угрожает вам? Какая невзгода
приключилась с вами? - И он показал на листок письма.
улыбнулась девушка и, борясь с подступавшими слезами, добавила: - У
меня все рухнуло. Я должна возвращаться назад, а для этого...- Она
умолкла и отвернулась, подняв голову к литому чугунному фризу и делая
вид, что рассматривает сложную вязь иероглифов и змей.
посмотрела на собственную ладонь, как бы удивляясь, почему она
очутилась в такой большой руке.
хвостового полушария, из неизвестного астронавигатору города, где по
каким-то важным причинам (он не стал расспрашивать) ей нельзя было
больше оставаться, приехала в столицу к брату, работавшему на литейном