сламывается. За дверью дядька и тетка ругаются. Дядька хороший, тетка
плохая. Они злятся. Дядька говорит тетке, что убьет ее. Тетка говорит
дядьке, что он сам убьется. Вокруг тетки трясутся пленочки. У дядьки
во рту ядовитые закорлючки, он может сказать ими в тетку. Я хочу,
чтобы он сказал ими. Тетка плохая.
сделать мне больно. Она злая.
гонору. До дорогам таскаться безродной калекой - не шаблей рубиться и
не сотней командовать.
вытащить. То впадала в гнев, требовала, чтобы Гринь во что бы то ни
стало раздобыл ей коня и зброю. Где черкасы местные? Где войско?
Неужто никто про сотника Логина не слыхал?!
стискивала зубы, ровным голосом говорила Гриню, чтобы справился насчет
большого города. В тысячный раз говорила, и Гринь ей в тысячный раз
обещал, что все будет в порядке, недолго бродить осталось.
нехристям, чего хочешь от них. Намашется Гринь руками, силясь
рассказать, кто такие они с сотниковой и откуда идут, и куда дорогу
спрашивают; столкуется с грехом пополам - а на другом хуторе все
сначала. Выбегут на улицу бабы и ребятишки, глаза пялят да языками
щелкают, ровно на невидаль; в такие минуты Гринь спиной чуял, как
напрягалась сотникова. Как глазищами сверкала, ноздри раздувала, гонор
свой показывала. А народ на такое чуток - вот уже и мужики
переглядываются, зубоскалят... Хорошо, когда беззлобно. Непуганый
народ, и зброи настоящей Гринь ни у кого не заметил - видать, те
страшилы, что по лесам да прудам сидят, к честным людям в гости не
захаживают... По ту сторону... чего?!
смешком. - Не провалились же сквозь землю в тридесятое царство!..
спешил. Слишком слаба еще сотникова, чтобы понапрасну тревожить.
больше пустыри да рощи; Гринь вспоминал, как в родном его селе
судились за землю. Брат с братом судился, сын с матерью; вот отрежут
тебе не полоску даже, а ленточку узенькую, будто девке в венок, и поди
прокорми на ней семь душ ребятишек... А тут гуляет земля. И добро бы
пески какие - а то ведь жирная, плодородная, только вспаши!
дорогам скитаются - так где их нет, панов-то?
Ветер с поля... мерещится ему, что ли?! Колыбелью пахнет ветер.
Братиком. Материной хатой...
пожарища.
ведра по цепочке - но не надеясь потушить, а только затем, чтобы огонь
не перекинулся на соседние строения. Где-то голосила баба. Погорельцы,
видать, прежде жили хорошо - дом был добротный, наполовину каменный,
наполовину из тяжелых бревен... был. Теперь камни закоптились, а
бревна прогорели, и балки не держали больше того, что осталось от
крыши. Кто-то, накрывшись мокрой рогожей вскочил внутрь - Гринь
поневоле разинул рот, но смельчак успел выскочить за мгновение до
того, как крыша рухнула, и сотникова за Гриневой спиной закашлялась,
прикрывая лицо.
сгорело Видать, хороший был огонек, хотя бы и пана Мацапуру на таком!
закашлялся до слез; показалось на мгновение, что стоит перед тлеющими
развалинами материной хаты, а там, под упавшими балками, остались и
мать, и Оксана и непутевый Гринев братик.
Высокий, жилистый, с деревянным зубастым обручем на коротко стриженной
голове. Оглядел двуколку, кинул быстрый взгляд на сотникову, уставился
Гриню в глаза и о чем-то отрывисто, сурово спросил.
горящий дом - нахмурился. Медленно повторил свой вопрос - Гриню
показалось что он различает отдельные слова. Пожить бы тут немножко,
так сам выучился бы так лопотать, язык не сложнее татарского.
сгоревшая соседская хата не считалась такой уж печалью, хоть здешние
погорельцы не приходились Гриню даже соседями, хоть на странной земле
не случалось еще такого, чтобы молодых заброд встретили злом, - но
Гринь молчал, боясь раскрыть рот и выдать себя. Лучше уж немым
сказаться, что ли...
двуколке сидела, а глядела сверху вниз из черкасского седла. - В город
идем. Я - Ярина Загаржецка, дочь...
пожарище; рядом с ним как-то сразу оказались трое лютых, перепачканных
сажей мужиков. Гриня взяли за плечи, завернули руки назад, обыскали.
церемонились - а Ярина Логиновна панночка своенравная, вольностей не
потерпит.
Папюка. Правда, дядька не учил, что делать, когда дубиной по голове
огреют...
И голова гудит.
хихикает.
а перед грудью. И на том спасибо.
душе сделалось легче, но потом окончательно сел и без того охрипший
голос, и некстати вспомнился отец Гервасий - как он творил
"экзорцизмы" над малым невинным ребенком...
проглотил слюну.
не дадут. Все будут выспрашивать; ан по-другому сложилось. Ребятишки
от Гриня, как от нечистой силы, зато Ярина Логиновна, гляди ж ты,
интересуется.
Страшно.
идешь, два идешь... Иногда татарская шапка над травой замаячит - тогда
зброю наготовишь и ждешь, а сердце - как заяц. Но татары не трогали ни
разу.
сего. - Берег меня, как дочку. Сам вот лег, а меня уберег... зачем?!
лесу, в засаде... И не в упрек сотникова об Агметке вспомнила - а
Гриня словно каленым железом прижгли. Из-за него, предателя!..
девка, себя великим полководцем! Постанывал сверчок.
своим насмешливым голосом. - Пан Мацапура... прости Господи... здесь
перед нами был. Оттого они взбеленились, как речь нашу услышали.
Решили, что мы тоже, ну... колдуны!
его, поддерживая под локоть, мертвая мать. Кору на стенах и кровь на
полу. Ясно, что колдун, чернокнижник, чортов прихвостень, вот только
как же?..
примолк, только на голове у Гриня ворочались, поднимаясь торчком,
отросшие волосы.
так и ждет... А вас-то за что? И всех этих людишек, разве они такие уж
Лондон Джек
Свержин Владимир
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Афанасьев Роман