доказательствам...
небось видели меня и в туалете. И покажут теперь. Кончали бы скорее. Ведь
ясно все! Ясно!"
сопротивляться чему-либо. Да и не желал ничему сопротивляться.
Данилову. Нам известно о нем все. Но относительно одной вещи необходимо
уточнение. Вы ответите нам?
Сергеевич.
озадачили Данилова, однако показались ему знакомыми. "Где же я их слышал?"
- думал Данилов. И в нем, почти сломленном и сдавшемся, объявилось вдруг
предчувствие, что, если он поймет, что это за звуки, ему, возможно, выйдет
облегчение. Звуки были нервные, порой растерянные, порой усталые, но
иногда в них ощущалась и воля. Некоторые из них жили сами по себе,
некоторые выстраивались в неожиданные ряды. Но между всеми этими звуками,
и одинокими, самостоятельными, и образующими какие-то фразы, чаще всего
скорые, рваные, несомненно, существовала связь. "Это музыка! - решил
Данилов. - Музыка!" И дело было даже не в том, что многие звуки
произносились земными музыкальными инструментами, - если бы их издавали и
несмазанные тележные оси, или крылья ветряной мельницы, или шланги
пожарных машин, или пыльные смерчи желтой планеты, то и тогда бы Данилов
сказал, что тут музыка. Звуки подчинялись законам и открытиям земной
музыки, ему известным. "И ведь я не в первый раз слышу их, - говорил себе
Данилов, - не в первый! Это своеобразная музыка, но интересная музыка". Он
не мог не отметить, даже и в теперешнем своем состоянии, что качество
воспроизведения звука - изумительное. Впрочем, чему тут было удивляться...
Внезапно Данилов услышал тему из финала "Рондо" Жанно де Лекюреля,
движение трехголосого хора передала виолончель, но тут же застенчиво
вступила в разговор, будто успокаивая тихой надеждой, бамбуковая флейта
сякухати, и Данилов чуть было не выскочил из стула, чуть было не оборвал
ремни. Он все понял. Это была его музыка! Его!
какими Данилов передавал ход своих мыслей и чувств. Это была его
внутренняя музыка. Но всегда эта музыка звучала в нем, именно внутри него.
Теперь он впервые стал ее слушателем.
Большого консерваторского зала. Появление темы из финала "Рондо" Жанно де
Лекюреля Данилова несколько удивило, в последнее время он стремился к
самостоятельности. Впрочем, он посчитал, что в использовании темы старого
мастера нет ничего дурного, ведь он переложил ее, доверив виолончели, и
развил.
черном Колодце Ожидания. Именно там. Вот что они записали! Однако зачем
прослушивают? Что Валентин Сергеевич желает уточнить? И тут Данилову
пришло в голову: "Они запутались. Они не смогли понять, что услышали, что
восприняли их чувствительные аппараты! И ничего они не поймут!" Данилов
знал, что, возможно, он и преувеличивает, и все известно. И все же он
позволял себе сейчас торжествовать, он позволял себе в некоем упоительном
состоянии слушать свою музыку.
Сергеевич с метлой и в валенках с галошами, вот сейчас он принялся
сморкаться и шуршать чем-то..." Но не было слышно ни сморканий мнимого
Валентина Сергеевича, ни его вздохов, а звучала свирель, и с совершенно
необязательными интервалами ударяла палочка по белой коже большого
барабана. Ушел Валентин Сергеевич, тот, колодезный, и свирель, чуть
всхлипнув, проводила его.
и вселенные, толклись, преобразовываясь и давя друг друга, сущности вещей
и явлений, и было открыто Данилову ощущение вечности, позже выкорчеванное
из его памяти. Все это вызывало музыку, выражавшую отклики Данилова.
Теперь он ее слушал!
намеренно, как сопротивление тишине Колодца Ожидания, осуществленные в
себе Даниловым, - его альт исполнял темы из симфонии Переслегина или же
классический секстет играл "Пассакалью" Генделя. А то будто маятник стучал
- Данилов вел про себя счет времени. Исследователи, не разобравшись,
записали два слоя звуков, возникавших в Данилове, совместили их, в этих
местах и качество записи было неважное, что-то дрожало и потрескивало. Но
Данилову никакие наслоения, никакие посторонние шумы не мешали слушать
главную музыку.
звуков вызывали в нем протест, но Данилов вскоре склонился к тому, что
протест неоснователен, а и такие сочетания возможны, просто они и для него
свежи. Но он-то хорош! Сам же их создал и им удивляется! Сам же
причудливым образом - но вполне сознательно и с удовольствием - смешивал
звуки, ту же валторну сводил с ситарами, выхватывал дальние обертоны, и
прочее, и прочее!.. "Нет, что-то есть, - думал Данилов, - есть! Эту музыку
исполнить бы в другом месте!.." Музыка звучала и трагическая, даже паузы -
а паузы были частые и долгие - передавали напряжение и ужас, но в ней была
и энергия, и вера, и случались мгновения покоя, надежды. Данилов был
свободен в выражениях и звуковых средствах, и даже инструменты, каким он
не всегда доверял раньше, - тенор-саксофон, электропианино, губная
гармоника, синтезатор - оказались в колодце уместными... Танцевальную
мелодию начала скрипка, и тут механический щелчок, похожий на щелчок
тумблера, остановил ее.
это?
Данилов.
вашем понимании. Но отчего она звучит в вас? И так, словно в вас - сто
инструментов?
от этого. Но музыка все время живет во мне. Деться от нее я никуда не
могу. Это мучительно. Что же касается множества инструментов и голосов, то
что поделаешь, я - способный.
тривиальной. Эта музыка - новая. Она, простите, моя. В последние годы я
увлекся сочинительством. Это как болезнь. Возможно, я музыкальный
графоман, но сдержать себя я не могу. Где только и когда я не сочиняю!
Порой с кем-нибудь разговариваю или делаю что-то, а сам сочиняю. Вот и
теперь музыка рождается во мне. И я не волен это прекратить.
только что прослушанную... музыку?
музыка. Конечно, я многое видел тогда и о многом думал. О чем - вам
известно. Но я и сочинял одновременно. Такая у меня натура.
Валентина Сергеевича.
чембало и на клавикордах. Таких звуков в музыке нет. И не должно быть.
ресурсы неограниченны. Я стараюсь осваивать эти ресурсы.
демон с репейником в петлице включил запись особо возмутившего его места.
поняли? Ведь в его музыке (Данилов после прослушивания иначе не думал)
были эпизоды и совсем простые, с хорошо развитыми мелодиями, и даже
игривые мотивы, и совершенно ясные фразы в четыре и в восемь тактов, и
танцевальные темы, где же сумбурно! Конечно, временами шли места и очень
сложные, но то, на какое указывал любитель чембало, к ним не относилось.
горячностью. - В земной музыке такого рода сочинения известны с начала
века. Это не мое изобретение. Моя лишь тема. Я использовал принцип
двенадцатитоновой техники - равноправие исходного ряда, его обращения,
противодвижения и обращения противодвижения. Есть такая латинская формула:
"Пахарь Арепо за своим плугом направляет работы". Выстрой ее по латыни в
пять строк и читай как бустродефон, то есть ход быка по полю - слева
направо, справа налево и так далее, и смысл будет равноправный... Вот и
мой бык ходит в этом отрывке по полю с плугом...
Афанасьев Роман
Флинт Эрик
Суворов Виктор
Контровский Владимир
Конан-Дойль Артур
Сертаков Виталий