узнал Ливу - каторжницу Ливадию Бэкфайер Лонг по кличке Стрекоза. И он
понял, что Гуг Хлодрик не бредит.
босса мертвой хваткой, им было не до сантиментов, они обязаны были
уберечь его от неприятностей. Гуг рвался, ругался, скрипел своим
протезом и зубами, грозил всем адскими карами... И внезапно
успокоился, когда увидал суетящегося Говарда Буковски, тот вертелся
веретеном возле остолбеневшего Ивана. И это кинуло Гуга из жара в
холод.
багровым, как хлынула у него изо рта кровь, как он повалился наземь.
Но Иван даже не шелохнулся, он все стоял статуей.
распахивая объятия. Он столько ждал этого часа, этого мига. Он знал,
что они встретятся, непременно встретятся! И вот она, вот! Она не
видит его, но сейчас, через секунду увидит, и замрет, и заулыбается,
захохочет, заплачет, все разу вместе, и они обнимутся, сольются в одно
целое, чтобы уже не разъединяться, не терять друг друга.
спину, прямо под ноги черному с плетью. Тот огрел Гуга через плечо,
огрел с размаху, с вытягом.
швырнул обмякшее тело в толпу. Он даже не взглянул на него. Он смотрел
на свою Ливочку и ничего не понимал.
глазницами. И она шла уже не на Ивана. А на Гуга Хлодрика. И тот шел
ей навстречу.
голова не отвалилась.
странный пес. Следом окаменело, просыпаясь от дурмана вышагивал Иван.
секунду он лежал с оторванной головой.
сатанинская сила! В подземелье перестали визжать и выть даже самые
взвинченные. Стало тихо. Мертвенно тихо.
чудовищней.
где недавно был Акула. Но он уже не рассчитывал на мощь своих
бицепсов. В обеих руках Сай держал парализаторы сдвоенные с ручными
сигмаметами. Его трясло, желваки ходили на скулах, по спине,
обнаженной и мускулистой, тек ледяной пот.
устраивала и эта жертва.
как рукой сняло, но зато мозг сковало оцепенением. Он не понимал, что
с ним происходит, он видел только свою любимую... и еще спину Дубины.
Но волна плазмы не дошла до жрицы смерти, отхлынула от нее и сожгла
самого Сая - лишь горсть черного пепла осталась на полу и два
обожженных ствола.
они, ни Иван не сомневались, что на Гуга надвигается сама смерть.
Оставались считанные метры, надо было что-то делать. Но когда Иван
рванулся вперед, Кеша ловко сбил его с ног. Нет! Не так! Тут надо
иначе!
приближаясь к застывшему Гугу. - Ну, обними же меня, обними!
викинга. И тут Кеша выхватил из нагрудного клапана черный ледяной
кубик. Швырнул его в ведьму.
Гугом выросла призрачная, дымчатая стена.
слой продержится двадцать секунд. Решай, после этого или ты мне дашь
приказ убить ее, или она убьет тебя. Ты слышишь меня? Это я, Цай ван
Дау, император Умаганги, твой кореш, Гуг! Осталось двенадцать
секунд... решай. Она тебя убьет! Сначала тебя. Потом Ивана! Это машина
смерти! Она запрограммирована на уничтожение вас обоих! Ничто ее не
остановит. Решай!
убьет меня!
свечение пошло вверх, за ним белое - алмазный венец, сверхвосприятие.
Он сможет удерживать тонкие поля не больше нескольких секунд, но этого
должно хватить! "Ты здесь?" - спросил он мысленно. "Да, я всегда с
тобой, - ответил тихий картавый голос, - мне даже кажется порою, Ваня,
что я - это часть тебя, а ты это часть меня..." Болтать было некогда.
"Хватит! - оборвал Авварона Иван. - Я отдам тебе Кристалл! Спаси их!"
Диалог шел сверхчувственный, вневременной... и все же время шло. "Я
спасу его. Но она будет в летаргии, пока ты не отдашь мне Кристалл,
понял?!" Иван ответил сразу: "Пусть будет так! Спаси их!"
стоял на коленях перед бездыханным телом своей возлюбленной. И лил
слезы.
произошло...
черных плитах, поднял кубик, сунул его в клапан на прежнее место. Он
тоже ничего не понимал.
ее, зачем? Зачем?!
землян? Нет, невозможно!
врагов.
дождался ответа, подхватил красавицумулатку на руки, понес, наступая
прямо на черные тела к подъемнику. Никто не посмел заступить ему
дорогу.
путник, оступившийся и погрязший в трясине, о чем ты стенаешь? Об
уходящей жизни? Или об одеждах, пропитанных болотной грязью? Что тебе
дороже в миг, когда ты висишь меж бытием и небытием, - внутреннее или
внешнее? Грех задавать этот вопрос погибающему, вязнущему в трясине.
Протяни руку и ты получишь ответ.
- его дух тщится вытянуть тело, а тело не дает отойти духу, рвется из
трясины, цепляется за воздух.
философствующие мудролюбы - нет в них ни мудрости, ни любви к ней, как
нет в сосуде истекающем влаги истекшей.
кем-то, умножается и стремится занять все поры, все норы, дыры, щели -
не вверх течет грязь, а вниз. И стоит внизу тихим омутом, молчаливым
болотом, и подернута ее поверхность ряской зеленой, и цветут на ней
лилии дивные - и грязь имеет свои одежды сверкающие. Но не тихо и не