каторжного режима на судне.
к театру военных действий болезнь его усиливалась, и 11 мая, за три дня до
боя, он скончался. О смерти его, не спуская с мачты адмиральского флага,
уведомили штаб Рожественского заранее условленным сигналом:
во Владивосток. Служили панихиду. Команда, бледная, стояла во фронте. Смерть
адмирала накануне боя все приняли как дурное предзнаменование, обещающее ту
же участь всему экипажу. Гнетущее состояние никого не покидало до самой
встречи с японцами.
флаг, не подозревали о случившемся. Не знал этого и неприятель, когда открыл
по броненосцу сильный огонь. Простой лоскут материи, висевший на мачте, быть
может, ускорил гибель корабля.
капитану 1-го ранга Бэру. Но он с появлением японского флота не сделал по
своему отряду ни одного распоряжения. Каждое из его судов было предоставлено
самому себе.
крейсерами, во втором часу дня, показалась японская эскадра, на броненосце
"Ослябя" пробили боевую тревогу. Все люди находились на своих местах, стояли
чинно и парадно. Сам Бэр находился на мостике около боевой рубки и, глядя,
как с левой стороны приближается встречным курсом японская эскадра, курил
одну папиросу за другой. Он был спокоен.
эскадрой адмирала Рожественского, в боевые способности которого так слепо
верили в Петербурге. С первого же момента, благодаря несуразным маневрам
адмирала, "Ослябя", как мы знаем, был поставлен в такое положение, что
вынужден был застопорить машины, чтобы не протаранить впереди идущее судно.
Противник воспользовался этим и, делая
шестнадцать румбов и ложась на параллельный с нами курс, открыл по нему
сильнейший огонь.
броненосца и, целиком вырвав левый клюз, разворотил весь бак. Якорь
вывалился за борт, а канат вытравился вниз и повис на жвакагалсовой скобе.
корабли передавали расстояние идущим сзади. Каждый новый корабль, делая
поворот, посылал броненосцу "Ослябя" свой первый жестокий привет. Снаряды
начали сыпаться градом, непрестанно разрываясь у ватерлинии, в носу. А
броненосец покорно подставлял свои борта и ничего не предпринимал, чтобы
выйти из-под обстрела. Когда ему представилась возможность двинуться вперед
и когда внутри его заколотились все три машины в четырнадцать тысяч пятьсот
индикаторных сил, а за кормой забурлили все три винта, он уже имел несколько
пробоин в носовой части, не защищенной броней. По кораблю пронесся призыв:
крупного калибра и сделал в левом борту большую брешь. В нее хлынули потоки
воды, заливая первый и второй
образовавшиеся в палубе, через люк и в разбитые вентиляторные трубы вода
пошла в левый носовой шестидюймовый погреб и в подбашенное отделение. От
дыма и газов в этих отсеках не было даже горящих электрических лампочек.
Пробоина была полуподводная, но вследствие хода и сильной зыби не могла быть
заделана.
носового траверза, а в трюмах она дошла до отделения носовых динамомашин и
подводных минных аппаратов. Получился дифферент на нос. Кроме
броненосец начал крениться на левый борт. Трюмные, руководимые инженером
Успенским, работали энергично, но им лишь отчасти удалось устранить крен,
искусственно затопив коридоры и патронные погреба правого борта.
ток, вследствие чего носовая десятидюймовая башня перестала работать. Она
сделала только три выстрела. Хотя минеры и соединили перебитые концы
магистрали, но было уже поздно. В башню попали два больших снаряда. Не
выдержав их страшного взрыва, она соскочила с катков и перекосилась набок.
как два громадных сухих пня, торчали под разными углами в
неприятеля.
матроса - Король и Сусленко. До самой встречи с японцами они находились в
карцере. Сусленко был арестован за ограбление церковной кружки, а Король -
за бунт на крейсере "Нахимов". Старший офицер, поставив, - их здесь,
приказал:
разорвался в амбразуре. Внутри башни одному человеку оторвало голову, а всех
остальных тяжело ранило. Послышались стоны, крики. Из башни
комендора Бобкова с оторванной ногой. Лежа на носилках, по пути
операционный пункт, он, проклинал кого-то, ругался самыми
словами...
определения расстояния до неприятеля. При нем находилось несколько матросов
и лейтенант Палецкий. Взрывом снаряда их разнесло в разные стороны и
настолько изувечило, что никого нельзя было узнать, кроме офицера. Он лежал
с растерзанной грудью, вращал обезумевшими глазами и, умирая, кричал
неестественно громко:
"Идзумо"...
попало два снаряда. Броневая плита, прикрывавшая его снаружи, сползла вниз и
закрыла отверстие порта, а пушка вылетела из цапф. Затем замолчали еще две
шестидюймовые пушки. Все мелкие орудия с левого борта вышли из строя за
каких-нибудь двадцать минут. Большая часть прислуги при них была выбита, а
остальные вместе с батарейным командиром, не находя себе дела, скрылись в
броневой палубе.
остался безобразный обрубок без головы и без ног. Осколки от снаряда влетели
через прорези внутрь рубки. Кондуктор Прокюс, стоявший у штурвала, свалился
мертвым. Были тяжело ранены старший флаг-офицер, лейтенант
(морской писатель, автор книжек "Баковый вестник") и судовые офицеры.
Некоторые из них ушли в операционный пункт и больше сюда не возвращались.
Командир Бэр с бледным, обрызганным кровью лицом выскочил из рубки и, держа
в руке дымящуюся папиросу, громко закричал:
рту папиросу, затянулся дымом и опять скрылся в боевой рубке, чтобы
управлять погибающим кораблем.
здесь искрошило всю артиллерийскую прислугу, а шестидюймовую пушку привело в
полную негодность. На этом борту остались только два шестидюймовых орудия,
но и те позднее были парализованы большим креном судна. Таким образом,
артиллерии броненосца. "Ослябя" пришлось действовать очень мало, да и
снаряды выбрасывались скорее на ветер, чем в цель, так как расстояние в это
время никто не передавал.
динамомашинам оказался отрезанным. Находившимся при них людям пришлось,
спасаясь от гибели, выбираться оттуда через носовую башню. Та же вода, служа
хорошим проводником и соединив электрическую магистраль с корпусом корабля,
была причиною того, что якоря двух кормовых динамомашин сгорели.
остановились лебедки, поднимавшие снаряды, и отказались
механизмы, приводимые в движение электрическим током.
перевязочно-операционных
импровизированный, сделанные на время из бани. В первом работал старший врач
Васильев, а во втором - младший, Бунтинг. Всюду виднелись кровь, бледные
лица, помутившиеся или лихорадочно-настороженные взгляды раненых. Вокруг
операционного стола валялись ампутированные части человеческого тела. Вместе
с живыми людьми лежали и мертвые. Одуряющий запах свежей крови вызывал
тошноту. Слышались стоны и жалобы. Кто-то спросил:
заалевшем от крови, рылся большим зондом в плечевой ране, выбирая из нее
осколки. Число искалеченных все увеличивалось.
Весь корпус судна содрогался, как будто с большой высоты сбрасывали на
палубу сразу сотню рельсов. Раненые в