капитан Холлистер, оказалось как раз перед пещерой, и, едва ноги его
коснулись почвы, ему показалось, что она проваливается под ним, настолько
склон был крутым и скользким. Все произошло так быстро и неожиданно, что
старый солдат даже не успел ничего понять. Пока он летел вниз, ему
мерещилось, что он в седле и пробивается сквозь вражеские полчища. По пути
он стукался о каждое дерево и воображал, что это налетают на него пехотинцы.
Наконец, почти врезавшись в полуобгоревший ствол, он шлепнулся посреди
проезжей дороги, и притом, к полному своему изумлению, прямо к ногам
собственной супруги. Миссис Холлистер в сопровождении по крайней мере двух
десятков любопытных мальчишек поднималась по дороге в гору: одной рукой она
опиралась на палку, без которой никогда не выходила из дому, а в другой
несла пустой мешок. При виде подвига своего достойного мужа она
вознегодовала - возмущение взяло верх не только над религиозными
убеждениями, но и над философской натурой почтенной дамы.
Неужто я дожила до такого позора, чтобы мой муж удирал от врага - и какого
врага! А я-то тут иду и рассказываю мальчуганам об осаде Нью-Йорка и о том,
как тебя там ранило. И еще о том, каким героем ты себя сегодня покажешь. И
что же я вижу? Ты отступаешь при первом же выстреле! Да, мешок можно
выбросить: если и будет пожива, так все достанется другим, а не такому
вояке, как ты. Там, в пещере, говорят, полным-полно золота и серебра. Да
простит мне господь мирские помыслы, но и в писании сказано, что военная
добыча по справедливости принадлежит победителю.
убит подо мной, и я...
коню - кто ты такой? Всего-навсего никуда не годный капитан всякого сброда.
Будь здесь настоящий капитан, ты бы летел в другую сторону!
над их головами разгорелся не на шутку. Кожаный Чулок, увидев, что враг его,
как выразился бы Бенджамен, "идет на большой скорости", сосредоточил
внимание на правом фланге осаждающих. Силачу Керби ничего не стоило бы,
воспользовавшись удобной минутой, взобраться на бастион и отправить двух ее
защитников вслед за капитаном Холлистером, но в эту минуту лесоруб был,
по-видимому, настроен отнюдь не враждебно, ибо он гаркнул так, что его
услышал и весь отступающий левый фланг:
кустарником! Да ему и молодые деревца нипочем - начисто срезает.
пор, пока наконец, не в силах больше сдерживаться, добродушный малый
плюхнулся на землю и, от восторга выбивая пятками барабанную дробь, дал волю
веселому смеху.
бастиона и зорко следя за каждым движением противника. Шум, производимый
Керби, ввел в искушение безмерно любопытного Хайрема, и тот неосторожно
выглянул из-за своего укрытия, дабы ознакомиться с ходом боя. Проделано это
было с величайшей осмотрительностью, но, тщательно прикрывая фронт, мистер
Дулитл, что бывает свойственно и командирам получше его, подставил тыл под
огонь врага. По своему физическому складу Хайрем Дулитл принадлежал к той
породе людей, которым природа при их создании отказала в закругленных
линиях. Все в нем было или прямо, или угловато. Но обшивала его портниха, а
она, подобно войсковому подрядчику, действовала, следуя некоему своду
правил, сводящих к одной конфигурации все имеющиеся в природе человеческие
типы. Поэтому, как только мистер Дулитл высунулся, слегка согнувшись,
вперед, с другой стороны дерева показались пышные складки его кафтана, и
Натти мгновенно взял их на прицел. Менее опытный человек стал бы целить
именно в эти складки, но Кожаный Чулок отлично знал и мистера Дулитла и кто
служил ему портным, и потому, едва щелкнул ружейный затвор, Керби,
наблюдавший весь этот эпизод затаив дыхание, увидел, что от бука отлетел
кусок коры и чуть повыше густых складок взметнулась пола кафтана. Никогда
еще ни одно орудие не могло выпалить с такой скоростью, с какой выскочил
из-за дерева Хайрем на призыв Натти.
пострадавшее место, а другую вытянув вперед, он двинулся затем с угрожающим
видом к Натти, громко восклицая:
Я найду на тебя управу, я доберусь и до верховного суда!
Дулитла и бесстрашие, с каким он шел прямо на ружье Натти, сообразив,
вероятно, что оно теперь не заряжено, подняли воинственный дух в арьергарде
отряда - воины с громким воем дали залп вверх, послав свои пули туда же,
куда попал и заряд пушечки. Разгорячившись от ими самими произведенного
шума, они затем бросились вперед уже с подлинно воинственным пылом, и Билли
Керби, полагая, что шутка, как она ни забавна, зашла слишком далеко, хотел
было уже взобраться на бастион, когда вдруг с другой его стороны появился
судья Темпл.
кровь и чуть ли не убивают друг друга! Неужели для того, чтобы творить
правосудие, властям необходимо прибегать к поддержке всякого сброда, как
будто в стране сейчас война и неурядицы!
Они...
Видения. - Заклинаю вас небом, не стреляйте! Все будет улажено, вы можете
спуститься!
ружье, спокойно уселся на бревно и опер голову на руки; "легкая инфантерия",
прекратив военные действия, застыла в напряженном ожидании. В следующую
минуту с горы сбежал Эдвардс, за ним с проворством, удивительным для его
возраста, следовал майор Гартман. В одно мгновение они добежали до площадки,
оттуда спустились к пещере и оба в ней скрылись. Все молчали, изумленно
глядя им вслед.
Глава 40
юноша и майор, судья Темпл и шериф вместе с большинством волонтеров
поднялись на площадку, и храбрые воины принялись излагать друг другу свои
предположения относительно исхода дела и хвастаться боевой доблестью,
проявленной ими в недавнем столкновении. Но вдруг все умолкли: от пещеры шли
Оливер и мистер Гартман. Они несли человека, сидевшего в грубом кресле,
застеленном неотделанными оленьими шкурами, которое тут же почтительно
опустили среди собравшихся. Длинные волосы сидевшего в кресле спадали на
плечи гладкими белоснежными прядями; одежда, безукоризненно чистая и
опрятная, сшитая из материи, доступной лишь людям наиболее зажиточных
классов, сильно обветшала и была залатана; обувью старику служили мокасины,
украшенные самой нарядной отделкой, какую только способны изобрести индейцы.
Черты его лица были строги и полны достоинства, однако блуждающий взгляд,
которым он медленно обвел стоящих вокруг, ничего не выражал: не оставалось
сомнения в том, что старец уже достиг тех лет, когда человек вновь
возвращается к бездумному состоянию дитяти.
здесь предмет, - остановился неподалеку, позади него. Опершись о ружье,
охотник стоял среди своих преследователей, и бесстрашие его показывало, что
Кожаного Чулка волнует дело гораздо более важное, чем личная безопасность.
Майор Гартман встал с непокрытой головой подле старца, и, казалось, в его
глазах, обычно выражавших веселость и юмор, сияет сама душа. Эдвардс
непринужденным, любовным жестом положил руку на поручень кресла, хотя от
волнения сердце у юноши готово было разорваться и он не мог произнести ни
слова.
звука. Но тут старец, вновь обведя всех своим бездумным взглядом, сделал
попытку приподняться, на его увядшем лице мелькнула улыбка, выражавшая
привычную любезность, и он произнес глухим, дрожащим голосом:
незамедлительно. Все, кто предан нашему всемилостивейшему королю, будут рады
слышать, что колонии по-прежнему остаются, ему верны. Присядьте, прошу вас,
присядьте, господа. Войска на ночь отправятся на отдых.
что все это значит?
дряхлая, беспомощная старость, и нам предстоит выяснить, кто тут несет
ответственность.
обернувшись на голос, который он так хорошо знал и любил. - Распорядись,
чтобы приготовили обед, достойный офицеров его величества. Ты знаешь, у нас
всегда к услугам превосходнейшая дичь.
нем живейший интерес и какие-то догадки.
всего, что составляет радость нашей жизни, был когда-то другом и советчиком
тех, кто правил нашей страной, - спокойно ответил Эдвардс; голос его, по
мере того как он говорил, звучал все громче. - Этот человек, которого вы
видите теперь слабым и беспомощным, был когда-то воином столь храбрым и