это всегда приобретает у него комический оттенок. *(10) Яков Петрович
Колпаков, председатель судогдского райисполкома, большевик с весны 1917
года, с фронта, сидел десятки дней, не меняя позы, стиснув голову руками, а
локти в колени, и всегда смотрел в одну и ту же точку стены. (Веселой же и
легкой должна была ему вспоминаться весна 17-го года!..) Говорливость
Власова его раздражала: "Как ты можешь?" -- "А ты к раю готовишься?" --
огрызался Власов, сохраняя и в быстрой речи круглое оканье. -- Я только одно
себе положил -- скажу палачу: ты -- один! не судьи, не прокуроры -- ты один
виноват в моей смерти, с этим теперь и живи! Если б не было вас,
палачей-добровольцев, не было б и смертных приговоров! И пусть убивает,
гад!"
бывший заведующий александровского (Владимерской области) райзо. Прощание с
ним почему-то прошло особенно тяжело. Среди ночи притопали за ним шесть
человек охраны, резко торопили, а он, мягкий, воспитанный, долго вертел и
мял шапку в руках, оттягивая момент ухода -- ухода от последних земных
людей. И когда говорил последнее "прощайте", голоса почти совсем уже не
было. В первый миг, когда указывают жертву, остальным становится легче ("не
я!"), -- но сейчас же после увода становится вряд ли легче, чем тому, кого
повели. На весь следующий день обречены оставшиеся молчать и не есть.
по-крестьянски обжившись и здесь. Он как-будто поверить не мог, что его
расстреляют. (Его и не расстреляли: заменили [десяткой].)
ведут мыть. Тюремный быт прокачивает свое, не зная приговоров.
оставались ждать своей участи здесь же. Тот, что сошел с ума в камере
смертников, сумасшедшим и расстреливается.
после революции ввели пятнадцати -- и двадцатилетние сроки, и они оттянули
на себя много расстрелов. Заменяли и на десятку. Даже и на [пять] заменяли,
в стране чудес возможны и такие чудеса: вчера ночью был достоин казни,
сегодня утром -- детский срок, легкий преступник, в лагере имеешь шанс быть
бесконвойным.
"душа камеры", если у смертной камеры может быть душа: шутковал, улыбался в
усы, не давал вида, что горько. -- Еще после японской войны он стал негоден
к строю и усовершился по коневодству, служил в губернской земской управе, а
к тридцатым годам был при ивановском областном земельном управлении,
инспектором по фонду коня РККА", то-есть как бы наблюдающим, чтобы лучшие
кони доставались армии. Он посажен был и приговорен к расстрелу за то, что
вредительски рекомендовал кастрировать жеребят до трех лет, чем "подрывал
боеспособность Красной армии". -- Хоменко подал кассационную жалобу. Через
55 дней вошел корпусной и указал ему, что на жалобе он написал не ту
инстанцию. Тут же на стенке, карандашом корпусного, Хоменко перечеркнул одно
учреждение, написал вместо него другое, как будто заявление было на пачку
папирос. С этой корявой поправкой жалоба ходила еще 60 дней, так что Хоменко
ждал смерти уже четыре месяца. (А пождать год-другой, -- так и все же мы её
годами ждем, Косую! Разве весь мир наш -- не камера смертников?..) И пришла
ему -- [полная реабилитация]! (За это время Ворошилов так и распорядился:
кастрировать до трех лет). То -- голову с плеч, то -- пляши изба и печь!
сопоставляя с другими свое дело и, главное, поведение на суде, находил, что
у него наворочено тяжче. И кого-то же надо расстреливать? Уж половину-то
смертников -- наверно надо? И верил он, что его расстреляют. Хотелось только
при этом головы не согнуть. Отчаянность, свойственная его характеру, у него
возвратно накоплялась, и он настроился дерзить до конца.
пощекотать) велел открыть двери их камеры и стал на пороге Чингули --
начальник следственного отдела ивановского ГБ. Он заговорил о чём-то,
спросил:
появлялись тогда и еще казались женскими. И сам он или эта его сорочка были
овеяны сладящими духами, которые и потянуло в камеру.
густо плюнул Чингули в лицо.
только с шестью охранниками, да и то неизвестно -- имел ли.
Чингули лежит сейчас твое дело и именно от него зависит виза на помилование?
И ведь недаром же спросил: "Кто здесь по кадыйскому делу?" Потому наверно и
пришел.
благоразумным кроликом. Когда кроличью голову освещает общее понимание, что
все кролики предназначены только на мясо и на шкурки, и поэтому выигрыш
возможен лишь в отсрочке, не в жизни. Когда хочется крикнуть: "Да будьте вы
прокляты, уж стреляйте поскорей!"
больше охватывало Власова. В ивановской тюрьме дважды предлагали ему
написать заявление о помиловании -- а он отказывался.
Совета заменяет ему высшую меру наказания -- двадцатью годами заключения в
исправительно-трудовых лагерях с последующими пятью годами лишения прав.
Но разве Калинин -- верит, если думает, что еще и через двадцать лет
понадобятся в нашей стране лагеря?..
цифра... для Швейцарии.
(1420-1498) во всей Испании было осуждено на сожжение 10 тыс. чел., т.е.
около 10 чел. в месяц.
суда отсидела за свои зверства 11 лет в подземной тюрьме Ивановского
монастыря в Москве. (Пругавин, "Монастырские тюрьмы" изд. Посредник, стр.
39).
законодательства СССР, ст. 22
его за решеткой на этом только начиналась. Ему предстояло возглавить один из
первых в СССР проектов турбо-реактивного двигателя.
изложения.
как! В нём, кажется, -- сама крепость этих стен, из которых не вырвешься. И
всё тут стянуто в этих шести звуках -- и строгость, и острога', и острота
(ежовая острота, когда иглами в морду, когда мерзлой роже метель в глаза,
острота затёсанных кольев предзонника и опять же проволоки колючей острота),
и осторожность (арестантская) где-то рядышком тут прилегает, -- а [рог]? Да
рог прямо торчит, выпирает! прямо в нас и наставлен!
это всё за последние, скажем, лет девяносто, -- так так и видишь не рог уже,
а -- два рога: народовольцы начинали с кончика рога -- там, где он самое
бодает, где нестерпимо принять его даже грудной костью -- и постепенно все
это становилось покруглей, поокатистей, сползало сюда, к комлю, и стало уже
как бы даже и не рог совсем -- стало шерстной открытой площадочкой (это
начало ХХ века) -- но потом (после 1917-го) быстро нащупались первые
хребтинки второго комля -- и по ним, и по ним, через раскоряченье, через "не
имеете права!" стало это всё опять подниматься, сужаться, строжеть, рожеть
-- и к 38-му году впилось человеку вот в эту выемку надключичную пониже шеи:
[тюрзак]! *(1) И только как колокол сторожевой, ночной и дальний, -- по
одному удару в год: ТОН-н-н!.. *(2)
страшновато вначале: у арестанта -- номер, и никто его по фамилии не зовет;
жандармы -- как будто на Лубянке учены: от себя ни слова. Заикнешься "мы..."
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Никитин Юрий
Ковальчук Вера
Русанов Владислав
Суворов Виктор