трубку Абрек.
практически: человека, которого разыскивали все спецслужбы США, звали
Тоглар.
причин для этого не было. Карта шла, случались, и часто, заметные выигрыши
-- по-крупному, слава Богу, не "залетал" года три. Дома вроде тоже все было
спокойно, если не считать, что младшая дочь, кажется, влюбилась в Эйнштейна.
Это вселило в него тревогу, он не хотел, чтобы Верочка вышла замуж за
каталу, даже и за подающего надежды аса -- нет, такой судьбы для любимой
дочки он не хотел. Впрочем, заметного интереса к дочери со стороны Георгия
он не замечал, а поклонниц у него было хоть отбавляй: обаятельный, всегда
изысканно одетый, часто при деньгах, с машиной, а кроме того, хорошо
образован, начитан -- в общем, мог и любил пустить пыль в глаза, таких
девушки любят, не дают им прохода. Правда, в последнее время Георгий играет
в карты редко, постоянно держится при Тогларе, словно его ре-ферент:
сопровождает повсюду и даже в отсутствие хозяина живет на Кутузовском.
Общение с Тогларом, конечно, пойдет Георгию только на пользу, даже сейчас
близость его к чистоделу подняла авторитет Эйнштейна.
Аргентинец с семьей был приглашен в гости на Кутузовский, в недавно
отделанную, отреставрированную квартиру Константина Николаевича. Кстати,
полностью обставленную, доведенную до ума Аргентинец видел ее тоже впервые,
хотя не раз бывал здесь во время ремонта и очень гордился тем, что картина
Шагеева появилась в мастерской с его легкой руки -- она так пришлась к
месту, что даже человеку, далекому от живописи, это было очевидно.
Апартаменты, занимавшие этаж, с изысканной мастерской-салоном потрясли его
домочадцев, как некогда их квартира произвела ошеломляющее впечатление на
Наталью, жену Тоглара.
вечер Аргентинец заметил, что его Верочка неравнодушна к картежному гению
Эйнштейну. Тогда же впервые Городецкий узнал, что дед Константина
Николаевича был крупным русским художником, академиком и умер в эмиграции,
вдали от родины. Картины Николая Фешина не оставили его равнодушным, и
теперь понятна стала тяга Тоглара к живописи -- кровь есть кровь, гены
когда-нибудь должны были взять свое. В тот теплый сентябрьский день
легендарный Тоглар открылся Городецкому совсем с другой стороны, а казалось,
он знал об этом человеке все -- ведь знакомы уже без малого почти тридцать
лет, целую жизнь.
-- в общем, налаживалась спокойная, благополучная жизнь, о которой мечтал
его близкий друг Костя Фешин.
дома, но потом сложился настоящий катран у одного из высоких чиновников из
окружения президента. Катран в Барвихе ценился высоко среди катающих
по-крупному: безопасность и комфорт гарантированы, и в долг тут не играли, у
всех наличка -- в "дипломатах", баулах, саквояжах, чемоданах, очень
состоятельные господа собирались там.
неожиданным тайнам, открывавшимся ему в барвихинском катране. Чиновничий
люд, подогретый дорогими коньяками и виски, наперегонки спешил избавиться от
служебных и государственных тайн, словно знание их душило, не позволяло
радоваться жизни. Оттого эти сытые и самодовольные господа легко, без
сожаления, даже бравируя, расставались за ночь с целыми состояниями.
Неправедно нажитые деньги как будто жгли им руки, не давали ощущения
реальности, оттого им не радовались выигравшие, не огорчались проигравшие:
иные пачки долларов по двадцать -- тридцать тысяч, небрежно перехваченные
резинкой или бечевкой, по нескольку раз за ночь переходили из рук в руки, из
баула в чемодан, из чемодана в "дипломат". И никто не удосуживался хотя бы
пересчитать их, не говоря уже о том, чтобы прокутить или подарить кому-то,
впрочем, по их словам, это были деньги для игры; некоторые даже не уносили
эти саквояжи и сумки домой, считая: зачем таскать, если на неделе опять
предстоит игра. Вот эта-то безразличность к большим деньгам -- все равно
завтра еще нанесут взяток -- или возможность добывать их без особого труда и
риска отбивала у Городецкого не только тягу к игре, но и к жизни вообще. Без
азарта и страстей, когда на кон ставится все, включая и жизнь, игра -- не
игра. Да, подивился бы великий знаток рисковых картежных людей Федор
Михайлович Достоевский, попади он в катран в Барвихе: какой тип игроков
создало новое российское смутное время!
катала Аргентинец -- он-то рисковал своими кровными, ему взяток не носили:
ни добровольно, ни принудительно, а деньги ох как были нужны. Девчонки --
обе уже на выданье, дом, семья требовали все возрастающих затрат, жизнь
дорожала не по дням, а по часам.
страны, народа, ведь играл-то с вершителями судеб России: чиновниками,
законодателями, депутатами, министрами.
там велись разговоры, а он по собственному опыту знал: знание чужих тайн
укорачивает жизнь. Это одна из главных заповедей уголовного мира, потому там
не лезут в душу и стараются без надобности не совать нос в чужие дела. Но он
не мог поставить крест на катране в Барвихе, это было единственное место в
Москве, где крутились по-настоящему большие деньги, а у Аргентинца была
тайная мечта: если сорвет сумасшедший банк, миллионов в десять -- двадцать,
баксов разумеется, заляжет на дно. С него хватит, нервы на пределе, здоровье
не то, да и пример Тоглара, занятого только любимой женой и живописью,
вдохновлял. Может, и он придумает для себя какое-нибудь хобби и будет
посвящать целые дни своему увлечению, как Константин Николаевич мольберту.
Новому занятию своего друга Городецкий завидовал больше всего -- завязал
навсегда с прошлым и нашел все-таки на закате жизни дело по душе. Но тут
Аргентинец понимал, что Тоглару легче, в нем гены взыграли, происхождение
обязывало.
выездом, хотя не меньше других спешил домой, в уют, тепло. Он намеренно
поднимал капот, с умным видом копался в чреве машины, что-то подтягивал,
закручивал, протирал, или же, сам незаметно спустив колесо, принимался не
спеша его менять, а другие, подтрунивая над ним, над его машиной, весело
улюлюкая, гогоча и посмеиваясь, разъезжались в ночи. И лишь когда вдали
стихал шум скоростных машин, выезжал со двора и он. Да и то, отъехав от
катрана, он останавливался где-нибудь в придорожной тени и спокойно
выкуривал сигарету-другую, и только после этого трогался в путь. Городецкий
был убежден, что люди, так небрежно обращавшиеся с чужими секретами,
обязательно попадут в беду. И как в воду глядел -- оказался провидцем, хотя,
конечно, вслух никому и ничего не предсказывал. Одну машину, возвращавшуюся
после игры в Барвихе, расстреляли в ночи в упор из крупнокалиберного
пулемета. Досталось и автомобилю, мчавшемуся следом, об этом писали
московские газеты, и Аргентинец оценил свою предусмотрительность -- ведь и у
него был такой же роскошный белый "сааб".
посетителей катрана в Барвихе: все единодушно признали, что покойный брал не
по чину и не любил делиться с коллегами и начальством. Аргентинец тогда
обезопасил себя еще раз: стал приезжать на игру в скромных "Жигулях"
песочного цвета -- чиновники на таких машинах не ездят, и теперь его
случайно спутать не могли.
назвали его завсегдатаи, новый назначенец в президентской команде. Альберт
Янович был из семьи потомственных чекистов и родословную вел то ли от
Берзиня, то ли от самого Дзержинского. Правда, потомок, по нынешним
демократическим временам, не любил вспоминать богатую советскую родословную
и имел модную нынче профессию -- политолог, то бишь аналитик, от которой
явно попахивало саморекламой или шарлатанством. Но, видимо, он делал нужные
анализы и прогнозы, если попал в президентскую команду и уже нафаршировался
основательно. На игру он приезжал весь навороченный, с новомодным кожаным
саквояжем, но никогда не оставлял его в катране до следующей игры. Этот и
вовсе не знал удержу, вещал без остановок, и его сообщения действовали на
нервы не только Аргентинцу, но и остальным завсегдатаям. Чуял Городецкий,
что иные чиновники даже подозревали непонятную провокацию со стороны
политолога, хотя вида старались не подавать, а заволноваться было от чего...
России, которого президент отыскал в Сибири, скоро может и сам загреметь в
тюрьму. Слишком рьяно стал пропихивать своих близких родственников в
нефтяной бизнес, где уже все давно поделено и конкурентов не терпят.
Прокурор, пользуясь высшей властью, начал еще и наезжать на московские
кланы, а за ними ведь тоже не рядовые граждане стоят, и своего они так не
уступят. Альберт Янович уверял, что это станет первым прецедентом в истории
России, когда Генеральный прокурор будет обвинен в примитивном
взяточничестве, коррупции, и кончит он дни на тюремных нарах. От таких
прогнозов у многих портилось настроение, и они сбрасывали карты невпопад,
чем ловко пользовался Аргентинец. Но игроки вскоре приходили в себя: знали,
что свято место пусто не бывает и, может, попадет туда кто-то из своих
людей, так что нет худа без добра -- Москва чужих никогда не любила,
особенно на больших постах.
телеведущего, а ныне влиятельного бизнесмена. Причем он назвал суммы,
Самойлова Елена
Круз Андрей
Курылев Олег
Соломатина Татьяна
Пехов Алексей
Распопов Дмитрий