старинные могли звучать так пылко и возвышенно, что несчастный пленник не
нашелся - да и не захотел на них возразить.
смехотворной по своей простоте догадки сполоснула пожухлые было мозги Харра.
Слава Незакатному!
ты меня. Голову я зашиб, а ты песен просишь... Отдохну я малость, с твоего
разрешения.
- знал, что проворные ладошки его холуев ошлепали каждую пядь одежды
чернокожего неофита и оружия под ней оказаться никак не может.
- Только скажи мне последнее: как вы называете свою землю - всю, от восхода
до заката?
сверху м'сэйм, точно подачку.
услышал его удаляющиеся шаги. Раз, два, три, четыре...
пропою - ужин мне добрый обеспечишь?
лампу - по-змеиному свистнула веревочная петля, захлестывая шею, и со
сдавленным храпом м'сэйм повалился в колодец.
между глаз.
свою тонкую веревку - вот ведь как, порой дороже меча оказывается! Заткнуть
своим кушаком маленький узкогубый рот. Заломить назад руки и крепко связать
их змеиным поясом (у, строфион тебя в зад, надо бы наоборот!). Стащить
сапожки - нельзя путать ноги поверх сапог, так легче освободиться - и,
оборвав собственные рукава, стянуть лодыжки, чтобы не пнул куда не следует.
Все?
процедуру на самом Наивершем проделать. Харр похлопал по черной безрукавке,
сшитой из неведомой ему чересчур тонкой кожи, и сразу же обнаружил потайной
карман, пришитый изнутри, и в нем плоский черненый перстень в виде трижды
свившейся змейки; вместо камня была вделана крупная чешуйка, отливающая
бронзой. На чешуйке еле заметно был выцарапан какой-то знак. Пригодится.
Похлопал еще - нашел ножичек, тонкий, как бабья спица, недлинный, но как раз
пришедшийся бы скользнуть меж ребрами - до самого сердца. Ай да Наиверший,
ай да праведник. Просыпаться тебе пора.
Очень жаль, время не ждет. Харр вполсилы, без размаха пнул его точнехонько
по сосуду мужественности - м'сэйм изогнулся, точно скорпион, и широко
распахнувшиеся его глаза сразу стали кругленькими.
стенке.
только тут менестрель разглядел, что за мерцающий нимб осеняет его голову:
это была колючая ветка, свернутая венчиком, так что шипы ее торчали, точно
зубцы на короне. И на каждый шип была наколота живая пирлипель.
освобождая уже потухающих мучениц - они поползли по полу, волоча чешуйчатые
пестрые крылышки. - Стой прямо, не сгибаясь и не приседая; шелохнешься - так
по яйцам звездану, что глазки на пол вывалятся!
него не было. Харр оперся ногой о его связанные руки - хорошо стоит,
мерзавец, прямо как окамененный! - оттолкнулся от пола, перебрался на плечи.
Неужто не достать будет до края?..
Подтянулся, закрывая глаза от натуги... Получилось - лежал грудью на краю
колодца.
терять ни секунды. А обнаружат его живым или мертвым - все равно погони не
миновать. Харр взлетел по винтовой лесенке, уперся с размаху в чей-то живот.
Вскинул руку с перстнем:
через него и ринулся дальше. Пару раз упирался в тупики, но повезло -
вылетел наконец на чистый воздух. Сразу понял, что пробыл под землей
долгонько - уже завечерело, и усталые м'сэймы, как скотина на водопой,
тянулись к чанам с разварным зерном. На взъерошенного Харра воззрились с
удивлением, но он той же волею и вышеупомянутым именем проложил себе дорогу
и, гулко впечатывая шаги в потемневшую тропу, широкими летучими прыжками
понесся назад, по направлению к своему первому пристанищу. Его долговязая
вечерняя тень летела справа, языком черного пламени полыхая по застывшей в
недоумении траве, которая с каждым шагом становилась все выше и выше.
Вопрос был только в одном: пойдут справляться у Наивершего, что это гонец на
ночь глядючи у всех на виду через всю долину почесал, или нет? Неизвестно.
Значит, шансов - один на один. Да еще один, что случайно найдут. Да еще, что
как-нибудь выплюнет кляп и закричит... Нет, рисковать нельзя.
раздвинул траву и шагнул как можно шире в глубину степных зарослей.
Обернулся, стебли подправил. Круто двинул вправо, обходя холм по широкой
дуге. Голову высунуть он боялся, да и трава была слишком высока, так что
виднелся ему лишь каменный торчок на вершине, из которого, как змеиное жало,
проглядывало острие железного копья. Отдельных голосов отсюда слышно не
было, но их отдаленный гул сливался со звоном закатных цикад. Ему пришлось
пересечь еще одну тропу, и едва он это сделал, как из-под ног вылетела
переливчатая желто-зеленая пирль и зависла точно у него перед носом.
Тревога?
отдалиться сколь возможно от тропы, но прислушивался после каждого шага. И
не напрасно: за спиной послышался стадный топот. Он прижался к земле и
замер, понимая, что сейчас, когда солнце практически уже село, главное - не
выдать себя невольным шевелением. Догонщики протрюхают еще не один полет
стрелы, пока сообразят, что пора рассыпаться и шарить в траве. Но будет уже
ночь. Он подождал, пока топот утихнет, двинулся дальше. Было совсем темно,
когда он понял, что прошел полкруга и теперь находится точно на полдень от
холма. Тогда решился и пополз к обиталищу м'сэймов.
не было, а располагались пристроечки вроде амбарных, кухонные ямы и очаги,
поильные чаны. Харр накинул полу кафтана на свою белую голову и чуть ли не
на четвереньках пересек открытое пространство - от травяных зарослей до
замшелой стенки. Возле виска все время мельтешила сторожевая пирль,
угадываемая по едва уловимому зуденью, но не светилась - значит, опасности
не было: Внезапно от томильных ям с горшками послышалось рассерженное
фырканье, торопливая возня; Харр припал к земле за водопойной колодой,
недобрым словом помянул нерасторопную пирлюху, полагая, что это кто-то,
вернувшийся из неудачной погони, пытается восполнить несостоявшийся ужин. Но
пирль беспокойства упорно не проявляла, и Харр вытянул шею. Никого не было.
А фырканье приближалось, и довольно-таки крупный шар, напоминающий травяной
ком, покатился прямо на него, отчетливо видимый при ярком свете звезд. Уф, и
как это он не догадался - ежи. Дорвались до даровой кормежки. Еще два
пофыркивающих топтуна просеменили мимо, и Харр обернулся, чтобы проследить,
куда они направляются.
ручейком из глубокой щели, а потом ныряли куда-то в глубину, и снова
шуршание слышалось уже только вверху. Харр чуть было не сунулся головой в
щель, но сообразил - прополз к горшкам и чанам, собрал с десяток еще теплых
лепешек, переложил их прелым зерном и сунул за пазуху; флягу у него, к
счастью, не отобрали - на ней железных накладок не было; водой он тоже
запасся. Теперь нужно было уносить ноги, пока кто-нибудь, томимый голодом,
не подался за ежовыми объедками. Он кое-как протиснулся в щель, приподняв
цепкие лапы выбивающегося из нее кустарника, полез выше. Если что и
посыплется, ежики будут виноваты. К ним, похоже, привыкли. Земля жесткая,
бестравная, но кусты, слава Незакатному, без крупных шипов.
старательно переплетая над собою ветви, - из памяти не выходила чудовищная
птица-сеть. Только перед самым рассветом позволил себе вытянуться и наконец
приняться за еду.
голоса, доносившиеся снизу. Иногда долетал разъяренный рык Наивершего, и это
было особенно приятно. К ежедневным трудам от зари до зари у него привычки