успехом. Он знает: решение есть, нужно только найти его.
сапоги, поднялся с шуршащего соломенного матраца, закутался в плащ-одеяло
и вышел в холодный воздух конца английского лета. Как призрак, прошел по
спящему лагерю, без оружия, только с скипетром-точилом в руке. Его фримены
не окапывают лагерь рвом, не ставят ограду, как вечно деятельные викинги,
но лагерь окружен часовыми. Шеф прошел рядом с одним из них, алебардистом
из отряда Луллы. Тот стоял, опираясь на алебарду, с открытыми глазами. Но
он не видел, как Шеф неслышно миновал его и углубился в темный лес.
пробирался в зарослях боярышника и крапивы и скоро оказался на узкой
тропе. Она напомнила ему тропу, по которой он шел с Годивой год назад,
когда они бежали от Айвара. Ну, конечно, и эта тропа ведет к поляне и
убежищу.
видно. Убежище - просто лачуга. У него на глазах открылась криво висящая
дверь и вышла женщина. Старуха? Лицо у нее озабоченное, бледное,
осунувшееся, видно, что она хронически недоедает. Но женщина не старая,
понял Шеф, молча и неподвижно стоя под деревом. Женщина огляделась, не
видя его, и опустилась на солнце рядом с хижиной. Закрыла лицо руками и
молча заплакала.
поняла, что он только один, не вооружен, и успокоилась.
Все лето мы голодали. Мы не рабы, но у нас нет земли. И когда Эди перестал
работать на богатых, у нас ничего не осталось. Мне разрешили подбирать
колосья после жатвы, те, что пропустили жнецы. Мало, но нам бы хватило. Но
уже поздно. Мой ребенок умер. Дочь. Две недели назад. А теперь и новое.
Когда я отнесла ее в церковь, чтобы ее похоронили, там не было священника.
Он бежал, говорят, его прогнали язычники. Люди Пути? Не знаю, как
правильно. Все в деревне обрадовались, сказали, что теперь не нужно
платить ни десятину, ни лепту святого Петра. Но мне-то что до этого? Я
была слишком бедна, чтобы платить десятину, а священник иногда давал мне
пожертвования. И кто похоронит мою девочку? Как она может упокоиться, если
над нею не сказаны слова? Если сам дитя-Христос не возьмет ее на небо?
на это Торвин?" - подумал Шеф. - "Может, сказал бы, что сами христиане не
плохи, это церковь их прогнила. Но все же церковь хоть кому-то давала
утешение. Путь должен делать то же самое, а не только думать о тропе
героев, ведущей в Валгаллу к Отину или в Трутвангар к Тору". Он поискал на
поясе кошелек и понял, что не взял его.
темных кругах, одежда рваная и грязная. У него нет ни меча, ни плаща, но
на нем кольчуга, а на поясе кинжал.
Темзы. Путь мог прогнать ее священника, но мужа у нее отнял ты.
остановить, подумал Шеф. Но я не могу это сделать, следуя только Путем. По
крайней мере Путем Торвина и Фармана.
поясе, а у меня нет. Дай его этой бедной женщине, так чтобы она по крайней
мере смогла прожить, если не вернется ее муж. А я отдам тебе твое
королевство. Вернее, мы разделим его, когда победим твоих врагов,
крестоносцев, как я победил своих.
Рисковать. Пусть наши судьбы сольются.
идти только под твоим Молотом, потому что я христианин. И я не буду идти
только под Крестом, потому что его осквернили грабители Франкленда и папы
Николая. Будем помнить эту женщину и ее горе и идти под двойным знаком. И
если победим, позволим нашим людям находить утешение, где они захотят. В
нашем мире всем его хватит.
него. Когда ты держишь его, ты лжешь. Ты посылаешь своих друзей на смерть.
вырезанные с обоих концов; лица, похожие на бога с ледяным голосом из его
видений. Он вспомнил могилу, где нашел скипетр, вспомнил рабынь со
сломанными спинами. Подумал о Сигварте, которого послал на мучительную
смерть; о Сиббе и Вилфи, сгоревших заживо. О самом Альфреде, которого он
сознательно послал навстречу поражению. О Годиве, которую он спас, только
чтобы использовать как приманку.
в плесени.
потерпим поражение. - Он протянул руку. Альфред достал кинжал, срезал свой
кошелек, бросил его к ногам женщины. И только потом они пожали друг другу
руки.
крики, ржание лошадей. Оба побежали к лагерю, но их задерживали шипы и
ветви. К тому времени, как они выбежали из леса, все уже кончилось.
недоумением смотрел на него.
знали, что мы здесь, выскочили из леса. А ты где был?
возбужденных людей, крепко держа за руку Годиву.
нападением франков.
подняла подбородок, смотрела на него. Он мягко положил ей руку на плечо.
постараюсь загладить свою вину. Но не сейчас. Сейчас я по-прежнему ярл.
Сначала нужно организовать охрану лагеря, чтобы нас снова не застали
врасплох. Потом мы должны выступать. Но до того... Лулла, Фарман, все
жрецы и предводители ко мне, как только будет налажена охрана.
бы умели держать в руках иглу.
сидевшие среди десятка английских командиров отрядов, невесело смотрели на
новый символ, торопливо вышитый на главном знамени армии. Вместо белого
Молота, стоящего вертикально на красном поле, здесь были Молот и Крест,
расположенные по диагонали друг к другу.
сделают.
моего королевства. Я могу потерять одну армию. Но есть еще немало мужчин,
которые придут ко мне сражаться против захватчиков. Будет легче, если им
не придется при этом менять религию.
катапультеров. - С дезертирством и сегодняшними потерями у нас осталось по
семь-восемь человек в расчете, а нужно по двенадцать. И у Удда заготовлено
больше самострелов, чем у нас людей. Но они нужны нам немедленно. И где мы
их найдем? В такой спешке?
проблему, ища решение.
обещать мне две вещи. Во-первых, я буду постоянным членом совета. Я не
хочу, чтобы от меня в будущем избавились, как от хромой лошади или больной
собаки. Во-вторых, я больше не хочу слышать, как ярл говорит: "Не сейчас.
Не сейчас, потому что я ярл".
сомнении - к Шефу. Шеф, машинально поискав рукой привычный точильный
камень, словно впервые посмотрел в сверкающие глаза Годивы. Он вспомнил:
точила больше с ним нет, нет и того, что оно означает. Он опустил взгляд.
твой ответ, член совета.
мужчины, а женщины. Их сотни. И в каждой деревне вы найдете еще. Для вас
они, может быть, только шлюхи, как сказал недавно ярл. Владеющие иглой. Но
они не хуже мужчин владеют и другим. Приставьте по шесть женщин к каждой
катапульте. Освободившихся мужчин направьте к Удду за самострелами, а
Орловский Гай Юлий
Акунин Борис
Прозоров Александр
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Мурич Виктор