Женщины сбились в кучу вокруг главного костра и нервно тараторили, словно
намеренно преувеличивая страх, чтобы еще раз подчеркнуть храбрость своих
мужчин. Я сидела неподалеку от палатки Эттука, зашивая без всякого
интереса и смысла кусок ткани. Ткань эта в других руках могла бы стать в
результате носильной сумкой, но я лишь создавала иллюзию труда. У них не
любили, чтобы женщины в крарле бездельничали; а я таким образом казалась
занятой, хотя на самом деле ничем не занималась. Сгруппировавшиеся у
других костров Эттук и воины постарше пили и смеялись.
же показались выхваченная племенем костра мужская фигура, силуэт коня,
развевающаяся грива и волосы. Выкрикнули слова, которых я не разобрала и
что-то перелетело через каменную изгородь, вонзившись глубоко в почву.
Всадник снова повернул, подняв коня на дыбы, и пропал столь же
стремительно, как появился. Эттук подбежал к брошенному предмету, вытащил
его из земли и потряс им - заостренным колом длиной фута в четыре с
привязанными лоскутьями алой шерсти и тремя кольцами из белой глины.
потеснее - кроме одной, высокой дочери провидца. Та поднялась и пошла
вдоль палаток за отцом и вскоре вернулась с ним.
своим палаткам, все, кроме дочери Сила и меня. Меня они не увидели в
темной тени палатки. Дочь Сила несла переброшенную через руку черную
мантию, которую и надела теперь на отца. На ней красовались разноцветные
вышивки, варварские изображения солнца и луны, дерева и горы, моря и огня.
Он тряхнул широкими рукавами, сложил руки на груди и затянул какую-то
монотонную ритуальную песнь, смысл которой до меня не дошел. Воины
расступились, образовав полукруг, и в пространстве между провидцем и
Эттуком с его воинами появилась девушка с трепещущими, словно языки
пламени, волосами. Она плюнула на землю слева и справа и сделала пальцами
движение, как бы обрызгивая полукруг. Песнь Сила подошла к концу, и его
дочь сразу же подбежала к Эттуку, и Эттук прижал ее к себе. Очевидно, она
являлась символическим посредником между человеком и силой магии, и теперь
она должна была отдаться вождю. Наверное, половое возбуждение было частью
их боевого неистовства. Воины принялись топать ногами, когда большие
неотесанные ручищи Эттука шарили по извивающемуся, как змея, телу дочери
Сила.
в огненном мраке жажда крови. Мы прошли средь теней к палатке и
проскользнули внутрь.
ждали побои и, наверное, чего похуже. Даже дочь Сила должна прятать глаза
в отцовской палатке, когда они покончат с ней.
истина, вырвавшаяся из моих же уст, словно ее изрек кто-то другой. Я и в
самом деле убивала, и не только мечом, но также и мыслью. Я в своей
гордыне убивала и ранила, и из-за этого моя Сила покинула меня. В тот миг
это сделалось для меня совершенно очевидным.
распарывать его.
медленная череда слов, в которых запутанно смешались Дарак и Вазкор, Асрен
и Асутоо, Мазлек и Маггур, Сиркуникс и Театр военных действий. Она не
могла понять, но почувствовала во мне потребность выговориться. Когда я
умолкла, она тоже молчала. Мы тихо сидели час с лишним в темной палатке, в
то время как снаружи в красном мерцании глухо топали воины, призывая своих
богов и возбуждая гнездившуюся в них жестокость.
заговорила со мной, словно наш разговор не прерывался.
было в последние годы отца Эттука. Для крарла слепая бесполезна, как
бесполезен мальчик-калека, ибо он не может воевать. Слепая в некотором
смысле еще хуже, ибо она может родить слепых детей, и поэтому я не могла
перейти к какому-то мужчине, если бы тот захотел меня, чего ни с кем не
случилось. Но мне позволили жить, потому что я быстро научилась трудиться
и могла делать большинство дел ничуть не хуже, а то и лучше, чем зрячие
женщины. И я научилась выхаживать больных и помогать женщинам рожать, и
поэтому я стала полезной. А теперь скажи мне, эшкирка, почему ты говоришь,
что Котла слепая?
голове, которые люди называют глазами. Котта смотрит внутрь, и там есть
все. Я не знала, что я слепая, пока мне не исполнилось десять. И когда мне
сказали, я не поняла, ибо я могла _в_и_д_е_т_ь_, и думала, что все видят
так же, глядя внутрь, а не наружу, - она распорола мое шитье по ткани и
начала заново. - Какого цвета эта ткань? - спросила она меня.
цвета, которые ты тоже никогда не видела, как и все, смотрящие наружу. Я
поворачиваюсь к небу и вижу птиц, но не такими, как видят их люди.
какой ты увидела _м_е_н_я_, Котта?
прохладную воду, когда день жаркий. Вот что я увидела.
безобразия; неужели ты этого не увидела?
красива. Красотой, какой я раньше не видывала. Красотой, подобной огню,
хоть и не горит.
открытым небом, свернувшись среди камней, поддерживая руками ноющие груди.
Ее слова мучили меня, и я убежала от нее.
завтра будут драться.
солнце, и с ощущением дисгармонии - то ли в мире, то ли во мне самой,
этого уж я не знала.
осталось много пепла. Бродячая коза надменно уставилась на меня. Царило
молчание. Это было странным; кроме козы и меня здесь, кажется, больше
никого не было, и все же я чувствовала чье-то присутствие. Я пробиралась
по неровной почве, еще больше перепаханной топающими ногами, кругом
валялись оторванные кисточки и виднелись лужицы крови - следы совершенного
ими воинского жертвоприношения, словно недоставало им человеческих
смертей. Я добралась до ближайшей палатки, подняла полог и заглянула
внутрь. Палатка пустовала. Я пересекла дорогу, уже созданную женщинами,
ходившими взад-вперед с кувшинами к небольшому водопаду, протаптывая
дублеными подошвами тропу. Еще три палатки, и в каждую я заглянула, но
никого не нашла. Я добралась до водопада, где из пятнистой от лишайника
скалы бил в постоянном хрустальном течении ключ, но никаких кувшинов и
никаких признаков, что сюда сегодня приходили, я не обнаружила. По коже у
меня поползли мурашки. Я много раз оглядывалась через плечо. Может быть, я
проспала вторжение и захват? И все же, если их захватили, то почему я не
услышала ни звука? И не встретила никаких признаков насилия?
мои руки по привычке потянулись к ножам, которыми я больше не обладала.
помотала головой. Я начала проклинать ее, когда вдруг все тело у меня
пронзила острая боль. Я согнулась, охнув, и, словно это оказалось
достаточным искуплением, клещи разжались так же внезапно, как и стиснули.
Подобно козе, я помотала головой, словно стряхивая с себя последние
остатки боли, и в этот миг пронзительный женский крик раздался в этом
безмолвии и, казалось, заполнил весь стан.
пришло в голову, что я никогда не была храброй, а только надменной или
бездумной.
трескотня какой-то птицы. Я распахнула полог и заглянула в палатку. В ней
было очень темно, но я увидела слепую, сгорбившуюся над стоящим на
маленькой жаровне железным котелком.