они желтоклювы, бледнолапы, с детски-серым и слабым пером на крыльях и под
грудкой. Завидев нас, дроздята испуганно верещали, в страхе забиваясь под
камешки, в коренья и кочки.
поцарапавшись в грудь коготками, дроздята угревались от тела, успокаивались
и дремали. Грустно было выпускать их на волю, зная, что никуда они не улетят
и погибнут от бескормицы и надвигающихся холодов.
растерзанные тушки птичек, у иных были выклеваны внутренности, а иные лежали
чуть потеребленные, со сведенными под живот лапками и скорбно прищуренными
глазами.
тренировки иль от хищного нрава срывались и, устрашающе хакая крыльями,
гнали над водой гибло стрекочущую птицу.
поселку лесозаготовителей и спугнули с задичавшего овсяного поля выводок
тетеревов, по-осеннему тяжелых, выгулявшихся, чернокрылых. Молодые тетерева
свалились за покинутые дома и огороды, попадали там в бурьян, рухнули в
березы, соря желтый лист. Один старый черный косач отчего-то бросил табун и
полетел за реку, на покосы, а может, и в тайгу, которая проплешисто горела
по перевалам, окольцовывая ярким осенним пожаром недоступные пиле, затаенно
темнеющие кедрачи.
изогнутыми крыльями и планирует, гребнется и планирует, все ярче, все чернее
отражаясь в свете зари, наспевающей над горами. Но вот тяжелая, уверенно
плывущая над рекой птица заработала крыльями быстро-быстро и вроде бы даже
всполошенно. Подумалось: косач увидел на покосе иль под горой охотника.
Однако тут же все объяснилось: от серой известковой скалы, на которой стояла
с сухой, угольно- темнеющей вершинкой наклоненная к реке лиственница, мчался
вдогон косачу сокол. Он вроде бы совсем не работал крыльями, не гнал себя,
не торопился, но расстояние между ним и отчаянно рвущимся к берегу косачом
стремительно сокращалось. Казалось, косач остановился в полете, лихорадочно
гребется крыльями, но сдвинуться не может, он вдруг сделался какой-то
короткокрылый и до того неуклюжий, толстый, что и деться ему стало некуда.
не коснувшись его, а лишь попугав толстозадую эту курицу, пронесся мимо, но
на малиново горящей заре мелким листом закружило полоску перьев, птица
вздрогнула, сбилась со скорости, обвисла задом, затрепыхалась крыльями,
лирой хвоста, краснобровой головой, пытаясь выровнять себя, унести в полете
до берега. Меж тем тяжелое тело, как бы сломившись в спине, прогнулось,
красивая голова закинулась к красивому хвосту, и весь косач скомкался,
закрутился в воздухе; часто, громко, разнобойно захлопались его крылья.
в воду, вымокнуть, и мы уже решили, что ждет нас нечаянная добыча, как рядом
с растрепанной, выбивающей из себя перо птицы возникла стрелка сокола,
мгновенно припаялась к ней и часто, напряженно заработала отточенными
остриями крыльев -- соколок успел развернуться после удара и подхватить
добычу в воздухе.
над нею. Цвет с черемух почти осыпался. Деревца стояли с еще неполным листом
и чуть обозначившимися ягодками, немного растерянные, неприбран- ные.
Слишком быстро сорвало с них сильным ветром цвет. Над речкою два дня
бушевала словно бы снежная метель. Не обило лишь нижние кисти черемух. Они
касались воды, размазывали свои же белые отражения и густо сорили в струи
чешую цветов.
возле замоин. По всему извилистому коридору речки плыл тугою струЕй
горьковатый запах тлеющего цвета. Было не по-весеннему тихо, будто перед
заморозком. Злой ветер растрепал деревья, смял их наряды из нежного шелка и
успокоился. Изредка на кружливых плесах раздавался всплеск -- это хариус
бросался на крутящийся в воде лепесток, приняв его за мотылька.
черемуха, быстро отцвела и не ко времени. И жизнь вот так же..." Словом,
мысли тихие и бесследно уходящие. Слышу, издали, из черемушной густоты,
несется звонкое, такое тонкое: "Тити-вити, тити-вити, тити-вити".
вечерние птицы! И главное, судя по голосам, -- кулики-то молоденькие. А у
куликов ведь совсем недавно были свидания возле весенних снеговых луж, и
долгоносый кавалер взмывал ввысь и такую самостоятельность устраивал перед
серенькими клюватыми дамами, такой пилотаж давал, такие кренделя выделывал
-- куда там!
желтого кулижника и замолкал до вечера. А вечером кулик снова летал над
речкою, покинув милую подружку, и этак мелодично наговаривал: "Тить-вить,
тить-вить, тити-уить, вот он я, куличок-мужичок, неженатый -- холостой,
налетай, девчата!"
ночь зазря летал над Быковкой и сзывал невест, сначала самоуверенным пением,
потом уж каким-то заполошным криком. С этой ночи он стал холостым до будущей
весны и ныл, стоя на одной ноге возле каменных обмысков. Спокинули, забыли!
А сколько было?! Эх вы!
весенние перышки на будничные. Весна подходила к концу, кончалось
праздничное буйство.
тити-вити, тити-вити!" -- приближается ко мне песня, и никаких. Что за
гуляки такие?!
кулика, взмыли с песнею над моей удочкой и стриганули вверх по речке.
Хвостики у них веерочком, у лапок -- голенько, и клювы еще желтоватые,
остренькие, как только-только высунувшиеся из земли травинки.
Куличата-детеныши -- и уже на крыле?! Ну и труженица у них мать! Уже успела
вырастить дитят! Когда и успела только ?
летите, может, мать где вас ждет.
несколько секунд песня возникла за тем же поворотом вниз по речке и опять
понеслась по черемуховому коридору. Снова куличата вынырнули из черемух,
качнулись над удочкой, показали лапки, прижатые к животам, покрытым еще
мягоньким и реденьким пушком, показали хвостики, похожие на зубчатое
кружевце.
круг, возвращались за поворот речки и оттуда, набрав разгон, тянули вверх по
течению, пролетали рядом со мной, плавно и как-то важно взмывали над
удочкой, ровно бы всем своим видом хотели показать: "Гляди, как мы умеем!" И
я догадался: да они и в самом деле хотят, чтоб кто-нибудь видел, как они
летают! Ну, конечно же они лишь сегодня, может, утром, а может быть, и всего
несколько часов назад "встали на крыло". И вот летают и не могут налетаться.
Им, наверное, так хочется поделиться с кем-то своей радостью, счастьем
первого полета!
мысочке подле подмытой ивы и закинул удочку. Сразу же сильно взял хариус,
второй -- и мне стало не до птичек.
черемух и не то удивленно, не то растерянно покрикивали: "Ти-вить, ти-вить!"
засидку, радостно вскрикнули, трепыхнули крыльями вниз, развернулись и пошли
над речкой с восторженно-упоительной песенкой. Зорким, круглым глазом
куличата косили на меня, делая дугу над удочкой, и трепетали еще несильными
крылышками, и напевали, напевали...
зачем же рыбачить-то мешать?
летали, летали надо мною, до самого позднего вечера, пока я не ушел домой.
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Курылев Олег
Махров Алексей
Каменистый Артем
Шилова Юлия