дочери в Новые Фермопилы, в трех днях пути от Эдема. Майор и все наши
сограждане будут очень благодарны вам за внимание, оказанное в дороге миссис
Хомини. Миссис Хомини, позвольте пожелать вам спокойной ночи и приятного
путешествия, сударыня!
пить молоко.
будто под рельсами полно коряг и колод.
Хомини. - Боже мой! Подумать только! Неужели!
ответа, нисколько не нуждались в нем: ибо миссис Хомини, развязав ленты
шляпы, объявила, что пойдет на минуту снять ее и сейчас же вернется.
не смыкает глаз ни днем, ни ночью, все думает о благе отечества.
комнату, держась очень прямо, в доказательство своего аристократического
происхождения, и сжимая в руках красный бумажный платок, быть может
прощальный дар майора Хомини, этого лучшего из умов страны. Она сняла шляпу
и теперь явилась в чепце высокоаристократического фасона, завязанном под
подбородком, - этот головной убор так дивно шел к ее физиономии, что даже
покойный Гримальди * не мог бы произвести такого эффекта, появившись в чепце
миссис Сиддонс *.
словах прирос к полу.
честное слово, я не понимаю вас.
ясно: "Даже язык искалечили в этой старой Англии!", и прибавила, снисходя к
его низкому умственному уровню:
мере... да, ничего себе, нравится, сударыня.
что видят в Соединенных Штатах, - заметила миссис Хомини.
Мартин. - Я сам никогда в жизни так не удивлялся.
миссис Хомини.
человеку, - сказал Мартин,
угодно, но эта грубая, неприличная фраза оказалась даже и для нее слишком
сильной. Разве можно джентльмену, сидящему наедине с дамой, хотя бы и при
открытых дверях, говорить о голой истине!
мужчине, однако она не скоро собралась с духом для продолжения разговора. Но
миссис Хомини много путешествовала. Миссис Хомини писала обозрения и
критические разборы. Миссис Хомини постоянно печатала в одной популярной
газете письма из-за границы с обращением: "Моя дорогая X." и за подписью:
"Мать Современных Гракхов"* (разумея под Гракхами свою дочку, замужнюю мисс
Хомини), где негодование изображалось прописными буквами, а сарказм
курсивом. Миссис Хомини смотрела на Европу глазами ярой республиканки,
только что выпущенной из образцовой американской печи, и могла целыми часами
говорить и писать на эту тему. Поэтому миссис Хомини, собравшись с силами,
всей тяжестью обрушилась на Мартина и, пользуясь тем, что он крепко уснул,
измывалась над ним как хотела, к полному своему удовольствию.
ходячим рупором целой группы своих соотечественников, которые на каждом шагу
обнаруживают такое же полное непонимание великих принципов, создавших
Америку, как любой дикарь и невежда в ее законодательных собраниях. Доведя
свою родину до того, что ее презирают все честные люди, они посягают на
права еще не родившихся наций, более того - на самый прогресс, но даже не
понимают этого! а если и понимают, то сокрушаются об этом столько же,
сколько свиньи, которые валяются в грязи на их улицах. Они думают, что
кричать другим народам, коснеющим в беззаконии: "Мы не хуже вас!" (не хуже!)
- достаточная защита и оправдание для республики, только вчера пустившейся в
свой славный путь, а сегодня уже до того искалеченной, до того изъеденной
язвами и болячками, оскорбительными для глаз и не поддающимися исцелению,
что лучшие друзья с презрением отворачиваются от мерзкой твари. Они думают,
что если их предки провозгласили и завоевали независимость, не пожелав
преклониться перед порочным и гнилым общественным строем, не пожелав
отречься от правды, то им можно творить зло, отойдя от добра; или
самодовольно почивать на лаврах, глумливо твердя, что и у других храмы тоже
из стекла и в них также можно бросать камнями, одним этим доказывая, что они
недостойны своих предков, - и доказывая так красноречиво, как если бы все
грязные плутни их штатов - не уступавших монархиям по развращенности нравов
- были собраны воедино, чтобы обличить их.
страшную тяжесть на душе, - ему смутно грезилось, будто он убил своего
близкого друга и не знает, куда девать труп. Он открыл глаза, но и наяву
было не лучше. Ужасная Хомини, гнусавя нараспев, продолжала изрекать великие
истины и так развернула свои многочисленные дарования, что злейший враг
майора Хомини, послушав ее, простил бы ему от всего сердца. Мартин наверно
выкинул бы что-нибудь отчаянное, если бы не зазвучал гонг к ужину, что
произошло весьма кстати; и, усадив миссис Хомини на верхнем конце стола, он
спрятался от нее на нижнем конце, а потом, наскоро поужинав, улепетнул к
себе, пользуясь тем, что она занялась копченой говядиной и целым блюдцем
пикулей.
Хомини на следующее утро и с какой алчностью она набросилась на нравственную
философию за завтраком. Выражение лица у нее было, пожалуй, несколько кислее
обыкновенного, но это объяснялось вполне естественным действием пикулей.
Весь этот день она не отставала от Мартина. Она сидела рядом с ним, пока он
принимал посетителей (состоялся второй прием, еще более многолюдный, чем
первый), развивала свои теории и отвечала воображаемым оппонентам, так что
Мартину без всяких шуток начинало казаться, будто он бредит и разговаривает
за двоих; приводила длиннейшие цитаты из собственных статей; сморкалась в
платок, подаренный майором, как будто гнусавость была та же простуда, от
которой она решила избавиться так или иначе; словом - показала себя
замечательным собеседником, и Мартин решил по чистой совести, что во всяком
благоустроенном поселении таких особ совершенно необходимо убивать ради
общего блага и спокойствия.
перетаскивая на пароход провизию, инструменты и другие необходимые вещи,
какие им посоветовали захватить с собой. Покупка всего этого и уплата по
счету в "Национальном отеле" настолько истощила их финансы, что если бы
капитан задержался с отправкой парохода еще немного, они оказались бы почти
в таком же бедственном положении, как и несчастные бедняки эмигранты,
которые жили на нижней палубе уже целую неделю, завлеченные на борт парохода
бессовестной рекламой, и доедали свои жалкие запасы, еще не пустившись в
путь. Так они и сидели, сбившись в кучу около машины и топок: фермеры, в
глаза не видавшие плуга, лесорубы, не бравшие в руки топора, строители,
которые не сумели бы сколотить и ящика; выброшенные из своей страны, не
находя ни у кого поддержки, они пришли в незнакомый им мир беспомощные, как
дети, но с нуждами взрослых, с малыми детьми на руках, не зная, что ждет их
- жизнь или смерть!
отъезд отложили до вечера. Но всему на свете бывает конец, даже и возне
американских капитанов, - к вечеру все было готово.
день он только и делал, что отвечал на письма незнакомых ему людей -
половина писала о пустяках, другая половина просила взаймы, и все требовали
немедленного ответа), Мартин пробрался к пристани сквозь толпу народа и,
ведя под руку миссис Хомини, взошел на пароход. Но Марк решил непременно
разгадать загадку его популярности и побежал опять в гостиницу, не без риска
отстать от парохода.
сигарой во рту. Увидев Марка, он спросил:
вопрос.
понять, что на вопрос, разумеется, можно и не ответить.
Скажите-ка!
посасывая сигару.
него с таким видом, как будто собирался отпустить самую остроумную шутку.
не похож на прочих эмигрантов, вот потому с ним так и носились, - он
подмигнул и засмеялся сдавленным смехом, - именно потому. Скэддер известный