неспокойно. Да пойди разбери, где тут правда, где ложь!
моряки, дай бог им здоровья, и сами при себе ничего удержать не могут.
незнакомец.
корабль и опять при деньгах. Корабль самое хорошее место для моряка, и чем
скорее он туда попадет, тем лучше. В плавании ему самое житье.
огня. - Со мной однажды тоже вот так разделались и бросили, думали, что
мертвый,
рукой подбородок, а левую опуская в карман куртки. - По-моему, где-то здесь,
поблизости. В какой-нибудь миле отсюда.
одурманить. Понимаете?
она все поняла и негодует.
с матросом!
потом добавил вполголоса: - Тем более что ваш отец, по-видимому, их не
разделяет. Да, мне тогда нелегко пришлось. Я всего лишился и еле отстоял
свою жизнь - так ослаб.
незнакомец, - но я тут ни при чем.
подбородок, устремил взгляд на огонь. Плезент Райдергуд уставилась на него
своим, унаследованным от отца, косым взглядом, чувствуя, что поведение этого
человека, державшегося так таинственно, строго и спокойно, все больше и
больше начинает тревожить ее.
они поплатились, и не хочу этого скрывать. Такие злодеяния только кладут
тень на наше дело. Я, как и сами моряки, против всяких покушений на них.
Меня еще покойная матушка наставляла: с моряками, говорила она, надо вести
дело по-честному и чтобы никаких грабежей, никаких побоев. - Что касается
честного ведения дел, то мисс Плезент охотно брала бы и брала, когда
предоставлялась возможность, - по тридцать шиллингов в неделю за комнату со
столом, которые не стоили и пяти шиллингов, и совершала операции в ссудной
лавке на столь же справедливых основах. И все же совесть у мисс Райдергуд
была такая чувствительная и сердце такое нежное, что стоило кому-нибудь
нарушить ее принципы, как она становилась поборницей прав матросского
племени и ополчалась тогда даже против отца, которому редко осмеливалась
перечить.
попугай!", и отцовский головной убор, который его рука запустила ей прямо в
лицо. Привыкшая к тому, что он только таким способом и выражает свое
понимание родительского долга, Плезент утерлась волосами (как водится,
рассыпавшимися у нее по плечам) и опять закрутила их в пучок на затылке.
Таков был второй обычай, которого придерживались обитательницы гавани в пылу
словесных или кулачных поединков.
шапку с полу, подскочил к дочери боком, норовя толкнуть ее локтем и головой,
потому что разговоры на такую деликатную тему, как ограбление моряков,
приводили его в бешенство, а сегодня к тому же он был не в духе. - Чего
расстрекоталась! Сложила ручки и готова стрекотать, как попугай, хоть до
утра. Делать тебе больше нечего!
Какая в этом беда?
головы до ног. - А вы разве не знаете, что она моя дочь?
знаете? И не только ей не позволю, а и никому другому. Да вы, собственно,
кто такой? Да вам, собственно, что здесь надо?
послушаю. Только не болтайте, как попугай.
незнакомец.
выпивки! (Нелепость вопроса возмутила его.)
хватит.
Райдергуд не отказать в любезности принести бутылку хереса. - Не
раскупоренную, - добавил он, выразительно поглядев на ее отца.
тот, кривя губы в хмурой улыбке. - Видел я вас раньше или нет?.. Н-нет, не
видел. Незнакомец ответил:
тех пор, пока Плезент не вернулась.
ту, что без ножки. Человеку, который добывает хлеб в поте лица своего, и
такая сойдет. - Эти слова, казалось бы, свидетельствовали о скромности и
самопожертвовании, но, как не замедлило выясниться, ставить безногую рюмку с
вином на стол было нельзя, ее приходилось опоражнивать сразу после
наполнения, вследствие чего мистер Райдергуд ухитрялся пить втрое больше
гостя.
незнакомец занял место напротив, а Плезент устроилась на табуретке между ним
и камином. Фон этой мизансцены - шейные платки, шляпы, куртки, рубашки и
прочее тому подобное старье "из закладов" - чем-то смутно напоминал
подслушивающих людей, особенно в том углу, где висела блестящая клеенчатая
куртка и шляпа, - ни дать ни взять какой-нибудь неуклюжий матрос, который
так заинтересовался беседой за столом, что замер на месте спиной к обществу,
успев только просунуть руки в рукава и поднять плечи до самых ушей.
обследовал пробку. Удостоверившись в ее целости, он медленно вынул из
внутреннего кармана куртки заржавленный складной нож, открыл в нем штопор и
откупорил бутылку. Потом опять обследовал пробку, вывинтил из нее штопор,
положил то и другое на стол и протер горлышко изнутри уголком платка,
завязанного у него узлом на шее, - все это обстоятельно, не спеша.
манипуляциями, Райдергуд сначала сидел спокойно, вытянув руку с зажатой в
ней наготове безногой рюмкой. Но вот мало-помалу рука его стала тянуться
назад, рюмка опускалась все ниже и ниже, и, наконец, он поставил ее на стол,
донышком вверх. Также постепенно вниманием его завладел складной нож. И
когда незнакомец поднял бутылку, готовясь наполнить рюмки, Райдергуд встал,
нагнулся над столом, чтобы разглядеть нож как следует, и потом перевел
взгляд на своего гостя.
краев. Райдергуд выпил все до капли и снова начал:
дочь. Будьте здоровы, мисс Райдергуд.
ответил незнакомец, - было страшно.
Райдергуд, выпив ее, перевел изумленный взгляд с дочери на гостя.
было он, сжимая в кулаке пустую рюмку, как вдруг куртка гостя приковала к
себе его взгляд. Он навалился на стол, стараясь разглядеть ее поближе,
дотронулся до рукава, отвернул обшлаг, посмотрел подкладку (незнакомец
терпел все это с полным хладнокровием) и воскликнул: - Сдается мне, что
куртка тоже Джорджа Рэдфута!
больше вам не придется его видеть на этом свете.
Райдергуд, но тем не менее позволил налить себе вина.