Чтение 86–й страницы книги ~Флаги на башнях~

- Да что ты, Петр!

- Внда! А завтра в загс, запишемся, и все будет хорошо!

- А здесь как же? А завод?

- Ванда. Разве ж Захаров тебя бросит или что? Едем!

- Ой! А ребята как?

- Да... черт... никак! Просто едем! Честное слово, хорошо. Мне ребята и
посоветовали.

- Ну!

- Это... честное слово.

- Да они же прибегут за мной!

- Куда там они прибегут! Они даже не знают, где я живу. Едем!

- Вот... как же это? А я в белом платье!

- Ванда. Самый раз. На свадьбу всегда в белом полагается. И мать будет
рада, она уже все знает...

Ванда приложила к горячей щеке дрожащие пальцы:

- А знаешь, Петя, верно! Ой, какой ты у меня молодец!

- Чудачка! Ведь шофер первой категории!

- А увидят?

- Вандочка! Ты же понимаешь, на машине, кто там увидит?

- Сейчас ехать?

- Сейчас!

- Ой!

- Ну, скорей, вон машина стоит, садись и...

- Подожди минуточку, я возьму белье и там еще что...

- Так я буду ожидать. А ты им записочку оставь. Все-таки знаешь...
ребята хорошие.

- Записочку!

- Ну да. Они, как там ни говори, а смотри, какую красавицу сделали.
Напиши так, знаешь: до скорого свидания и не забывайте.

- Напишу.

Ванда убежала в здание, а Воробьев остался в цветнике, и его томление
распределилось теперь между несколькими пунктами: между Вандой, которую
нужно ожидать, между полуторкой, которая сама ожидала их, и между
Зырянским, которого ожидать не следовало, но который всегда мог появиться
в самую ответственную минуту.

В это время очень близко, в вестибюле, молодой инженер Иван Семенович
Комаров находился также в положении ожидающего. Во всяком случае
Зырянский, выглянувший из столовой задал такой вопрос:

- Вы кого-нибудь здесь ожидаете? Или позвать можно?

Инженер Комаров ответил в том смысле, что он никого не ожидает и звать
никого не нужно, но в словах Зырянского он почувствовал совершенно
излишнюю откровенность и грустно отвернулся к открытым дерям. В двери было
видно, как шофер Воробьев наслаждается цветником, но инженер Комаров не
обратил на него внимания. Зато Алеша Зырянский увидел и шофера Воробьева,
и лицо Ванды, вдруг мелькнувшее на верхней площадке лестницы и немедленно
исчезнувшее. И Алеша Зырянский сказал возмущенным голосом:

- О! Влюбленные уже забегали! Никакого спасения!

Инженер Комаров густо покраснел и все-таки нашел в себе силы обратиться
к Зырянскому с холодным вопросом:

- Товарищ колонист! Я вас не понимаю!

Занятый своми наблюдениями, Зырянский ответил с некоторой досадой:

- Влюбленные! Что ж тут непонятного!

Комаров почувствовал незначительный озноб от простоты Алешиного
обьяснения, но Алеша и дальше обьяснил:

- Если им волю дать, этим влюбленным, жить нельзя будет. Их обязательно
ловить нужно.

Трудно предсказать, чем мог окончиться этот разговор, если бы не вошла
в вестибюль Надежда Васильевна. Она тоже разрумянилась в походе и тоже
была в белом платье, все как полагается.

- Алеша все влюбленных преследует. Если вы влюбитесь, Иван Семенович,
старайтесь Алеше на глаза не попадаться. Заест.

Зырянский смущенно улыбнулся и сказал, уходя в столовую:

- Влюбляйтесь, не бойтсь.

- Я вас ожидаю, - сказал Комаров.

Надежда Васильевна села на диванчик и подняла к инженеру лукавое лицо.
- А для чего я вам нужна? Насчет инструментальной стали?

- Как?

- А может, вам нужно знать мое мнение об установке
диаметрально-фрезерного "Рейнеке-Лис"?

- Вы все шутите, - произнес инженер, очевидно, намекая на то, что есть
на свете и серьезные вещи.

- Я не шучу. но я имею разрешение говорить с молодыми инженерами только
о воробьях и соловьях.

- От кого разрешение?

- От вашего Вия.

- От вия? Кто это, позвольте...

- Это у Гоголя, Иван Семенович, в одной производсвенной повести
говорят: "Приведите Вия!" - это значит: пригласите самого высокого
специалиста. У вас тоже есть такой Вий.

- Ах, Воргунов!

- Так вот... Вий распорядился, чтобы с молодыми инженерами я говорила
только о разных птичках.

- Распорядился? Не может быть!

- Как "не может быть"? Это потому, что молодые инженеры оказались
скоропортящимися. Ужасное качество: вас можно перевозить только скорыми
поездами вместе с другми скоропортящимися предметами: молоком, сметаной.

Кирилл Новак с большим любопытством слушал этот разговор. Больше всего
ему понравилось, что Воргунов похож на Вия. Кирилл Новак недавно прочитал
повесть о Вие, и теперь стало ясным, что Воргунов действительно похож на
Вия. Кирилл Новак с увлечением представил себе, как он расскажет о таком
открытии четвертой бригаде, но в этот момент произошли события, способные
дать еще более богатый материал для сообщения четвертой бригаде. Сверху
быстро сбежала Ванда с порядочным узелком в руках и, еле-еле выговаривая
слова, обратилась к Надежде Васильевне:

- Надежда Васильевна, миленькая, передайте эту записочку с Торскому.

- А ты куда это с узелком?

- Ой, Надежда Васильевна, уезжаю!

- Куда?

- Уезжаю! Совсем! Говорить даже стыдно: к Пете уезжаю!

Ванда чмокнула Надежду Васильевну и выбежала известибюля. Только теперь
Кирилл Новак понял, какое событие разыгралось перед его глазами, и
заорал благим матом в столовую:

- Алеша! Алеша! Ванда...

Зырянский вырвался из столовой, но было уже поздно. Он видел, как
тронулась в путь полуторка, и мог только сказать:

- Ах ты... уехала, честное слово, уехала! Она с узелком была? Да?

- С узелком. Да вот записка к Торскому.

- Записка? Все, как в настоящем романе! Вот мещане! Ах ты, черт!

"Торский, я люблю Петю и уезжаю к нему и выхожу замуж. Спасибо
колонистам за все. До скорого свидания".

15. БРИГАДИР ПЕРВОЙ

Заметно или незаметно, а пришел август, такой самый август, как и в
прошлом году. Уже холодно стало спать в палатках, но Захаров тоже спал и
неудобно было поднимать вопрос о переходе в здание, а то Захаров еще
скажет, как это было раньше в подобных случаях:

- Если холодно, можно ватой вас обложить, тогда будет теплее...

В прошлом году август был счастливым месяцем, и в этом году все было
еще лучше присособлено для счастья, если бы не первая бригада.

Первая бригада! Первая бригада выбрала вместо Воленко бригадиром
Рыжикова! ни думали, в первой бригаде: вот они выберут Рыжикова, а никто
ничего не заметит. Как же это можно не заметить, если каждый вечер только
и разговору было в четвертой бригаде, что об этих самых выборах.
Разговаривали больше пацаны. Алеша Зырянский слушал с хмурым выражением,
задумывался. Было о чем задумываться. Что такое сделать с колонистами, что
случилось в комсомоле, почему Захаров все соглашается и соглашается.
Почему первая бригада выдвигает Рыжикова, а комсомольское бюро
поддерживает? А Захаров что сказал на общем собрании? Захаров сказал:

- Я не возражаю против кандидатуры Рыжикова. Я надеюсь, что в роли
бригадира Рыжиков еще лучше проявит свои способности.

А Марк Грингауз что говорил?

- Все мы знаем, что в первой бригаде тяжелое положение. Пять лучших
комсомольцев уходят в вузы, значит, придут пять новеньких, с ними тоже
работа нелегкая. Рыжиков показал себя энергичным человеком, мы уверены,
что он поставит бригаду на должную высоту. Работник он хороший, бригадир
будет энергичный. Все знают, что он и Подвесько вывел на чистую воду, и
Левитина поймал с ключами... В это время Левитин закричал с места:

- Я не брал ключей! Не брал!

Марк Грингауз подождал, пока головы снова повернутся к оратору, и
продолжал:

- Мы знаем, что в колонии многие против Рыжикова, многие никак не могут
простить ему прошлое. А сколько у нас таких товарищей, у которых прошлое,
так сказать, подмоченное! Если я начну называть фамилии, так будет очень
долго. А теперь они комсомольцы, и студенты, и кто хотите. Конечно, тут
дело доверия. А поэтому бюро разрешает комсомольцам голосовать как им
угодно. Большинство покажет...

Рыжиков фертом ходил по колонии: куда тебе - знаменитый литейщик!
Баньковский, мастер, без Рыжикова и шагу ступить не может, даже свой