Чтение 86–й страницы книги ~Дело Локвудов~

Шисслеру это дело не сулило больших денег. Тело бальзамировали в
Нью-Йорке, гроб купили в Нью-Йорке. Останки везли поездом. Их надо было
выгрузить из багажного вагона, перенести в катафалк Шисслера и доставить
на кладбище. Раз Джордж Локвуд сказал "на похоронах будут только свои",
значит, так тому и быть. Весь кортеж состоял из катафалка и двух
автомобилей. Оба автомобиля принадлежали Локвуду, так что даже за машины
ничего не возьмешь. Никаких специальных церемоний. Никаких цветов.
Поскольку Пенроуз был ветераном, представители Американского легиона
хотели поставить у гроба почетный караул, но Джордж Локвуд отклонил их
предложение. Словом, все это сулило ему едва ли тысячу долларов, а может,
и пятьсот-то с трудом набежит.

Около половины одиннадцатого к вокзалу Рединга подкатили "пирс-эрроу" и
"линкольн" Локвуда. Пассажиры не вышли из машин. Джордж Локвуд, его жена и
еще одна дама сидели в "линкольне", остальные - в "пирс-эрроу". В
"линкольне" за рулем сидел Эндрю; шофера "пирс-эрроу" Шисслер не узнал.
Похож на Дигена, того парня из сыскного агентства, что работал одно время
у Локвуда. Да, он. Значит, Диген, из Гиббсвилла. Даже шофер и тот не из
Шведской Гавани. Шисслер подошел к "линкольну", снял с головы цилиндр и
открыл заднюю дверцу.

- Доброе утро, Джордж. Миссис Локвуд. Поезд номер восемь прибывает
вовремя. Немного запаздывал, но по пути нагонит. До прибытия остается
пять-шесть минут.

- Благодарю вас, - сказал Джордж Локвуд.

- Можно сказать об этом тем, кто сидит в "пирсе"? - спросил Шисслер.

- Скажите и им.

В "пирс-эрроу" сидели двое мужчин и две женщины. Две пары средних лет.
Он открыл заднюю дверцу и увидел их. Все - незнакомые люди.

- Полагаю, вам интересно знать, когда прибывает поезд. По расписанию. Я
- директор похоронного бюро Шисслер.

Мужчины невнятно пробормотали "спасибо". Шисслер, постояв немного в
нерешительности, медленно закрыл дверцу. Высокомерная публика. Напрасно
они так себя ведут. Особенно если учесть случившееся с Пеном Локвудом и
то, как он опозорил себя и город. Шведскую Гавань упоминали во всех
нью-йоркских и филадельфийских газетах.

Шисслер отправился в северный конец платформы - туда, где всегда
останавливался багажный вагон поезда номер восемь. К нему присоединился
заведующий багажным отделением Айк Венер. На нем были форменная фуражка и
полосатые рабочие штаны.

- Опаздывает? - спросил Шисслер.

- Когда отходил от Порт-Клинтона, то на две минуты запаздывал, -
ответил Айк Венер. - Но для Эда Дункана это пустяк. Две минуты он может
наверстать и по дороге отсюда в Гиббсвилл.

- В следующем году ему на пенсию, - сказал Шисслер.

- Кому - Эду? До пенсии ему еще почти два года служить. А вот и он.
Слышите свисток? К переезду Шмельцера подъезжает. - Айк Венер вынул из
кармана часы. - Нагнал. Не хотел бы я работать у Эда кочегаром, когда он
запаздывает.

Как только поезд остановился, дверь багажного вагона открылась.
Кондуктор с двумя помощниками подкатили гриб на валиках к краю вагона и
погрузил на ручную станционную тележку. Шисслер и Венер помогали.

- Осторожно, осторожно, - повторял кондуктор.

Один из помощников - более молодой и шустрый - заметил:

- А женщину-то они, видно, в Нью-Йорке оставили, да, Венер?

- Заткнись ты, - сказал Венер.

Тот засмеялся.

Венер расписался за гроб, вернул квитанцию кондуктору и повез тележку с
гробом по направлению к катафалку. Затем Шисслер, его помощник и Венер
поставили гроб на катафалк.

- Спасибо, Айк, - сказал Шисслер. - До свидания.

- До свидания, - ответил Венер.

Шисслер низко поклонился шоферу Джорджа Локвуда, давая знак
отправляться в путь, и кортеж тронулся.

У могилы их поджидал молодой человек по имени Фауст - помощник пастора
лютеранской церкви. Панихида длилась меньше десяти минут, и ни один из
семерых участников похорон не выказал ни малейшего волнения. Особенно
внимательно Шисслер наблюдал за вдовой, но и она оставалась спокойной.
Правда, если учесть обстоятельства смерти Пенроуза Локвуда, нельзя было
ожидать от нее проявления особой скорби, но она не выказывала никаких
эмоций вообще. Словно хоронили кошку.

Молодой Фауст кивнул Джорджу Локвуду, показывая, что служба окончена.
Джордж и вдова поблагодарили его, и все направились к машинам. В эту
минуту откуда-то вынырнули два незнакомца с фотоаппаратами в руках и,
сверкнув блиц-лампами, сняли группу. Как они здесь оказались, Шисслер не
знал. Раньше он их не видел. Сделав снимки, они тотчас ушли. Интересно,
попал ли он в кадр. Он проводил Локвуда до автомобиля и спросил:

- Все в порядке, Джордж?

- Все, кроме фотографов. Но вас я за них не виню. Я думал, вы поставите
тут полицейского.

- Так здесь же не город, Джордж. Мы выехали за городскую черту.

- Что делать, - сказал Джордж.

- Прямо домой, сэр? - спросил Эндрю.

- Прямо домой, - ответил Джордж. - Диген знает, как отсюда ехать?

- Да, сэр. Он все дороги знает лучше меня.

- Тогда поехали. - Джордж сел в "линкольн" между Уилмой и Джеральдиной.
- Очень жаль, что фотографы все-таки прорвались.

- Не очень-то многого они добились, - сказала Уилма. - Сняли женщину
под вуалью. По-твоему, они только ради этого ехали сюда из самого
Нью-Йорка?

- Не знаю, но пусть лучше не появляются у нашего дома. Диген, шофер
второй машины, - частный детектив. Фактически он мой сторож, но работает в
сыскном агентстве. Достаточно одного моего слова, и он вдребезги разобьет
их фотоаппараты. А заодно, может, и нос кое-кому расквасит.

- Господи, неужели возможна такая неприятность? - испугалась
Джеральдина. - Не надо этого допускать.

- Что касается неприятностей, то у тебя их было в истекшую неделю, мне
кажется, меньше всех, - сказал Джордж.

- Я имела в виду не только нас, но и Уилму.

- Ну, разумеется.

- Как здесь красиво, - сказала Уилма. - А эти огромные красные амбары -
их строят прямо на земле, без фундамента?

- На это есть причина, даже несколько причин, - пояснил Джордж. - Внизу
помещается скот: коровы, лошади. Наверху хранят зерно, сено, солому.
Кукурузные початки, разумеется, хранят отдельно, но зерно, сено и солому -
в том же помещении, только наверху, где сухо.

- Но ведь животным в них холодно?

- Скоту стелют солому. И потом, фермеры считают, что для здоровья
животных лучше, если они стоят не на деревянном полу, а на земляном.

- Джордж может прочесть лекцию на любую тему, стоит только попросить, -
сказала Джеральдина. - А я, например, понятия о таких вещах не имею.

- Потому что ты никогда ни о чем толком не спрашиваешь, - сказал
Джордж. - Я знаю много такого, о чем ты и не подозреваешь.

- О, в этом я уверена, - сказала Джеральдина. - Иногда я боюсь даже
спрашивать.

- Это потому, что интересуешься не тем, чем нужно. Верно? Вот Уилму
заинтересовали скотные дворы пенсильванских немцев, и я ей рассказываю,
поскольку родился здесь, вырос и кое-что про них знаю.

- Но ты же сам сломал один такой двор, чтобы построить себе дом.

- Я не собирался заниматься сельским хозяйством, а строил загородный
дом для нас с тобой, милая. Только для нас.

- Чепуха. Ты строил поместье для будущих поколений Локвудов.

- А что, если так? Сильно просчитался?

- Кстати, о Локвудах, - вмешалась Уилма. - Что случилось с Бинтом? Он
же собирался быть сегодня здесь.

- Может, опоздал на пересадку в Чикаго. Или вообще раздумал ехать, а
тебе ничего не сообщил. А что это за машина идет по нашей дороге? Если
снова эти чертовы фотографы, то я от них живо избавлюсь. - Джордж нагнулся
к слуховому отверстию в перегородке. - Эндрю, ты не знаешь, что это за
машина? Она свернула в нашу сторону.

- Лет, сэр. Это "кадиллак" выпуска прошлого года, но я его не узнаю.
Лимузин с четырьмя дверцами. В Гиббсвилле есть два таких автомобиля, но
они другого цвета.

- К нашему дому едет, - сказал Джордж. - А ты, Уилма, не узнаешь этой
машины?

- Нет.

- Вот кто-то вылезает. Один. И кто, вы думаете, этот человек? Мой сын!

- Ужасно хочется познакомиться с ним! - воскликнула Джеральдина.

- Только штанишки не намочи. Сейчас познакомишься, - сказал Джордж.

- Значит, это он? - спросила Уилма. - Как я рада, что он все-таки
приехал.

Бинг Локвуд стоял у парадной двери и ждал, когда ему откроют. В это
время подъехал "линкольн". На Бинге был синий саржевый костюм, белая
сорочка с пуговками на воротничке и черный вязаный галстук. Лицо его так
сильно загорело, что казалось почти черным рядом с белыми лицами людей,
вылезших из "линкольна".

- Здравствуй, отец, - сказал он. - Я попал не в тот дом.

- Здравствуй, сын. Не в тот дом? А в какой же? - Они пожали друг другу
руки.