и дервиши.
страшится смерти! Да будет на то воля аллаха, единого, премудрого,
вечносущего! Но, препятствуя совершать предписанные кораном обряды, его
лишают райского блаженства, которое обещано каждому правоверному. О гнусные
палачи, сыны греха, зловонные бешеные псы!
был занят тем, что отковыривал глину в стене и старательно растирал между
ладонями. Его спросили, зачем он это делает. Он ответил, что при обряде
"тейемун", предписанном пророком, разрешено вместо воды пользоваться песком,
если час намаза настиг путника в пустыне.
омовения размельченной глиной и громко молился, стоя на циновке лицом к
востоку.
неоднократно спускался сюда и садился на стул у двери, чтобы послушать, как
молится узник: не перепутает ли слова молитвы?
извинениями распахнули ворота, и он гордо удалился, неся под мышкой
подаренную ему циновку и продолжая зычным голосом проклинать своих обидчиков
- сынов греха.
шпион.
он ездил под видом турецкого дервиша, Вамбери едва не был разоблачен в
Герате. Во время парада перед дворцом афганского эмира он стоял подле
оркестра и машинально отбивал ногой такт, что не принято делать на' Востоке.
Промах был замечен самим эмиром, впрочем, без неприятных для шпиона
последствий.
тогда он был моложе на одиннадцать лет. Ему было примерно столько же,
сколько альбиносу сейчас.
"сцены"! Куда-нибудь подальше, в глушь! Смешивать коктейли у стойки бара, ни
о чем не думать, никого не бояться, стать наконец самим собой. Можно же под
старость позволить себе роскошь - стать самим собой?
Глубокая, тенистая. Облюбована заранее, во время длительного просмотра
местности из узкой амбразуры на сеновале.
"мертвеца" при этом неподвижно, лишено всякого выражения.
Кусты смыкаются за ним, как вода. Теперь его нельзя увидеть с того берега,
если бухта просматривается в бинокль. Лишь тогда нечто холодное, твердое
упирается между лопаток. Рядом раздается тихий, но внятный голос:
язык в специальной школе.
головой. Пули со свистом пролетают над ним.
движения скованны, баллон пригибает, а сверху навалились, приемом самбо
выкручивают руку, в которой зажат пистолет.
товарищей с заставы.
держать.
Не повреди его там! Мордой-то, мордой в землю не очень, задохнется еще!
местность. В прибрежных кустах нет ничего. Вода залива - как гладкий лунный
камень, Противоположный берег темен, тих.
пограничника. Все, тесно сгрудившись, перебираются по валунам, прыгают через
ручьи, ныряют в заросли ежевики и шиповника.
привычке, он напряженно вслушивается в реплики, которыми обмениваются его
конвоиры. Отлично знает русский язык. Однако никак не может понять, почему
один из пограничников, обращаясь к нему, повторяет имя "Офелия". Произносит
его даже с каким-то ожесточением:
неподалеку от бухты. Скрипят ступени. Его обдает теплыми домашними запахами,
Сильнее всего запах сапог и масла для протирания оружия. Последний шаг - и
он в кабинете начальника заставы.
Заранее решил не отвечать на вопросы. В кабинет входят русские офицеры, но
он опустил голову, делает вид, что не смотрит по сторонам.
стол. Она сделана очень искусно, "под мертвеца".
гимнастерку. - Что делают, а? Под чужое лице маскируются!
даже ударяет в какую-то зеленоватость. Челюсть у него очень длинная, нижняя
губа выпячена, как у щуки.
долго вертит в руках маску.
приземистому офицеру. - Но это же почерк Цвишена!
стола, с подчеркнутой небрежностью перебросив ногу за ногу, и поглядывает на
бледного немолодого человека без маски.
Притворился немым.
просох, не очухался. А переоденут его во все сухое да посадят против
следователя, сразу весь наигрыш - как рукой! Он же, видать, не дурак. Дело
идет о его жизни. Заговорит - будет жить. А уж если не заговорит...
взглянул на него, снова опустил голову.
инерции.
вздохнул, провел по лицу тяжелой, со вздутыми венами рукой:
дело меняет остро отточенные карандаши.
ясно. Обещанное вознаграждение потеряно. Честь? Долг? Это давно
слова-пустышки для него. Родина? Но у него нет и не было родины.
Можно дать себе волю, расслабить натянутые нервы. Все кончено. И в этом есть
какое-то облегчение.
озабоченным делается лицо полковника, который снимает допрос...
прошлогодним нарушением.
попытке нарушения.
ничего не скрыл от нас насчет будущего, насчет своего напарника, которого
пока придерживают в резерве на том берегу. Вы знаете, у меня мелькнула
догадка: не имеем ли мы в данном случае дело с двумя разведками?
страница пятая протокола допроса: "Мое задание особого рода. Я не должен был
убивать ваших людей или взрывать мосты, электростанции и заводы. Я послан
изъять очень важную международную тайну".
Врет?
должен был включить часовой механизм, - сказал он. - До остального не было
дела. Ведь я хотел остаться в живых, вернувшись домой. А меня учили, что
есть тайны, которые убивают".