Чтение 86–й страницы книги ~Южный крест~

гляньте-ка, не узнаете?

Полунин глянул в указанную сторону - в дальнем углу салона, над
пианино, сияла глазами и улыбкой большая фотография Лолиты Торрес.

- А-а. Как же, видал...

- Где?

- Да уж не помню сейчас, в каком-то фильме.

- В фильме! А я вот - как вас, - торжествующе объявил штурман. - И на
этом самом месте.

- Лолиту? Что она тут делала?

- Как это - что? Укрепляла культурные связи. Визит дружбы, понимаете?
Автографы подписывала, я целых два урвал - в Питере покажу, озвереют... А
пела как!

- Вы подумайте, - сказал Полунин.

Обмен документов тем временем закончился, аргентинцы встали и
направились к выходу. Дежурный матрос распахнул перед ними дверь салона,
чиновник величественно кивнул, сержант взял под козырек. Когда пассажиров
стали разводить по каютам, к Полунину подошел Балмашев:

- Идемте, покажу вам вашу обитель, да и попрощаемся. Может, если
удастся, подъеду еще к вечеру - раньше шести вряд ли кончат, - но на всякий
случай...

Он провел его по коридору, устланному ковровой дорожкой, толкнул одну
из дверей. Полунин вошел - каютка была маленькая, тоже отделанная
полированными деревянными панелями. Столик, привинченный к стене под
прямоугольным иллюминатором, диван, две койки в нише, одна над другой.

- С вами тут старичок один поместится, врач, в Ереван едет, - сказал
Балмашев. - Вы уж ему уступите нижнюю. Каюта эта - дайте-ка сориентироваться
- по левому борту?

- Вроде бы так. Да, точно, по левому.

- Ну, значит, через месяц увидите Кронштадт в этом окошке Никогда не
приходилось подходить к Ленинграду с моря?

- Только петергофским пароходиком...

Это было летом тридцать восьмого года, в начале июля, он только что
сдал экзамены за девятый класс, и отец по такому случаю купил ему "Фотокор".
Сам он, как и все мальчишки в классе, мечтал иметь "ФЭД", но узкопленочная
камера стоимостью в шестьсот рублей была Полуниным не По карману - отец,
скромный инженер-экономист, получал в своем "Ленэнерго" немногим больше.
Впрочем, и этот неуклюжий аппарат, который заряжался пластинками 9x12 в
металлических кассетах и наводился на фокус с помощью раздвижного меха,
доставил ему много радости. В первый же выходной день они с отцом (матери не
было в живых уже пять лет) поехали в Петергоф - исходили весь парк,
фотографировали друг друга на фоне Большого каскада и Монплезира и даже
выпили по кружке пива, закусывая свежими, пахнущими укропом раками, которые
торговка предлагала тут же у киоска. Запах этот, в сочетании с медовым духом
травы, вянущей на только что выкошенных газонах, и тем неопределенным и
непередаваемым, чем веяло с близкого взморья, навсегда запомнился Полунину.
Да, и еще - резковатый, чуть отдающий почему-то касторкой запах нового
дерматина от висевшего на плече тяжелого футляра с фотоаппаратом. Вечером,
стоя на корме экскурсионного пароходика, отец сказал: "А вон там Кронштадт,
видишь?" Далеко на горизонте темнела узкая полоска с круглым возвышением
посредине, - отец объяснил, что это купол Морского собора, и он жадно
всматривался, ладонью прикрывая глаза от низкого уже солнца...

Кронштадт - в самом звучании этого слова была какая-то необъяснимая
притягательность. В детстве его вообще влекло все загадочное и недоступное.
Впрочем, как и всех, вероятно. Он собирал марки, особенно любил красочные
выпуски французских колоний - Камерун, Того, Реюньон; окружавшая его
обыденность казалась скучной. Жили они в довольно унылом на вид новом доме
стиля первой пятилетки, который одним крылом выходил на Мойку, а другим - на
улицу Халтурина и как-то странно выглядел в этой части города. За Нарвской
заставой он никого бы не удивил. Их комната в коммунальной квартире была
угловой, вид из окна впереди - за мостиком - ограничивался приземистым
полукруглым строением с колоннами, над крышей которого блистали золотой
купол и пестрая закрученная луковка Спаса-на-Крови; а справа, если
высунуться, можно было увидеть изгиб набережной и дом, где умер Пушкин.
Словом, место неплохое, но ему куда больше нравился район Новой Голландии -
летом он мог часами просиживать на берегу канала, разглядывая кирпичные
стены старинной кладки с проросшими кое-где на карнизах молодыми березками и
думая о дальних странах. Некоторые из одноклассников мечтали стать
полярниками, в те годы это было модно, но его Арктика не манилa -
ленинградскому мальчишке, ни разу не побывавшему южнее Новгорода, жадно
хотелось солнца. Знать бы тогда, как буквально и опрокинуто сбудутся позже
детские его мечты о южных морях!

Тот июльский день в Петергофе навсегда остался для него едва ли не
последним безоблачным воспоминанием о мирной жизни. Хотя до войны было еще
далеко. Отец умер осенью тридцать девятого, незадолго до событий на
Карельском перешейке, умер внезапно и милосердно - упал на улице Халтурина,
возвращаясь с работы. Сам он был тогда уже на первом курсе, его вызвали с
лекции...

- О чем, Михаил Сергеич, задумались? - спросил Балмашев.

- Да так, вспомнил... - Полунин, с трудом заставив себя улыбнуться,
полез в карман за сигаретами. - Вы вот сказали - увижу отсюда Кронштадт, а
поверить трудно.

- Хорошо, что возвращаетесь на нашем судне, - подумав, заметил
Балмашев. - Будет, так сказать, время для адаптации - целый месяц. А
представляете, например, самолетом? Сегодня здесь, а послезавтра уже дома -
этакий сразу перепад...

- Тоже, наверное, интересно. Но вообще вы правы, лучше осваиваться
постепенно.

- Практический вопрос - образование заканчивать намерены?

- Образование? Не знаю... не думал как-то об этом.

- А подумайте. Каким бы хорошим специалистом вы ни были, без диплома у
нас трудно. Поэтому не советую терять время. Где вы учились, вы говорили?

- В институте Бонч-Бруевича.

- Ну, вот туда же и поступайте.

Полунин скептически хмыкнул:

- Легко сказать... Я уж, наверное, все перезабыл.

- Не беда - позанимаетесь, вспомните. Не обязательно в этом же году! А
у репатриантов есть льгота, приемная комиссия это учтет. Ну, есть еще
вопросы?

- Вопросов, Алексей Иванович, много, - помедлив, сказал Полунин. - Но я
думаю, на них ответит сама жизнь.

Балмашев одобрительно кивнул:

- Вот это верно! Только постарайтесь правильно их формулировать.
Понимаете, что я хочу сказать?

- Понимаю... Мне тут на прощанье Надежда Аркадьевна хорошо написала, -
он достал коричневый томик из портфеля, раскрыл на странице с дарственной
надписью и протянул Балмашеву. - Пожалуй, лучше не скажешь...

Балмашев надел очки, прочитал, задумчиво погладил переплет, обвязанный
по краю тонким сыромятным ремешком.

- Ишь ты... Занятно придумали оформить, - так сказать, единство формы и
содержания. А мысль Надежда Аркадьевна высказала мудрую. Очень мудрую...

Вернув книгу Полунину, он встал, прошелся по тесной каютке, посмотрел
на часы.

- К тому, что она вам написала, добавить ничего не могу. И если вы сами
чувствуете так же - я за вас спокоен, потому что личный опыт поможет вам
впредь... находить правильную точку зрения, правильный взгляд на окружающее.
Может быть, оно не всегда и не во всем отвечает нашим желаниям... что делать
- жизнь есть жизнь... Но нужно уметь видеть ее трезво и мудро. И всегда
очень четко отличать главное от второстепенного. Ну что ж, Михаил Сергеич,
мне пора. Счастливого пути - и счастья на родине. Думаю, все у вас будет
хорошо...

Проводив Балмашева до трапа, Полунин обошел судно, побывал на корме,
поднялся на верхнюю палубу. Стеклянные створки люков были подняты, он
заглянул - глубоко внизу, на дне выкрашенной белой эмалью шахты машинного
отделения, лежали могучие тела четырех дизель-генераторов и два спаренных
тандемом гребных двигателя. Общий ротор, что ли, подумал он, разглядывая
сверху непривычную силовую установку.

По трансляционной сети объявили приглашение к обеду. Часть пассажиров
вместе с провожающими повели куда-то в другое помещение, часть осталась в
салоне, где обедал комсостав. Знакомый уже Полунину старший электрик -
рыжеватый, с круглым добродушным лицом и облупленным от загара носом, на
котором криво сидели модные очки в тонкой золотой оправе, - сделал ему
приглашающий жест и хлопнул по сиденью свободного стула рядом с собой.

- Мы, кажется, коллеги, - сказал он, - товарищ из консульства говорил,
вы тоже электротехникой занимаетесь?

- Слаботочной, вообще я скорее радист.

- От души завидую. А как насчет шахмат?

- Играл когда-то.

- Завтра можно будет сразиться - сегодня-то уж не выйдет, сегодня меня
затаскают. И так еле вырвался пообедать... Судно, понимаете, новое, то в
одном месте что-нибудь, то в другом. Если интересуетесь, зайдите потом ко
мне, покажу свое хозяйство.

- Спасибо, зайду. Я уже полюбопытствовал - чистота у вас там.

- Чистота, да, - электрик посторонился, пропуская матроса, который
поставил перед ними тарелки. - Но уровень шума... И то ведь обычно на двух
дизелях идем - два в резерве. Там, знаете, вахту отстоять - это...

Доедая суп, Полунин подумал, что мрачный доктор был явно несправедлив,
советуя утопить "кандея". Толстый немолодой пассажир, сидевший в другом
конце стола, громко объявил, что уже много Лет не ел ничего подобного; в
Аргентине, добавил он, людям вообще скармливают всякую гниль. Котлеты с
жареным картофелем и зеленым горошком вызвали у него новый взрыв энтузиазма,