Колючую проволоку Опарин заметил, когда Як-40 пошел на посадку. Не ту,
привычную, растянутую на столбах, а белую, современную, свитую в спирали,
которые были уложены друг на друга, образовывая ажурную трехметровую стену.
И все-таки он сначала решил, что обнесли колючкой только сам аэродром,
расположенный с восточной стороны города и примыкающий к нему вплотную,
обезопасили его от проникновения угонщиков и террористов: народ-то сюда
свозили всякий, что у кого на уме... Но когда откинулся трап и пассажиры
вышли на бетон, все иллюзии окончательно исчезли. Веселая, горлопанящая
толпа завербованных повалила было к зданию аэропорта, над которым теперь
красовалась размашистая надпись "Белый Город", однако на пути возник
человек с мегафоном.
- Внимание! Всем стоять! - приказал он. - Прекратить движение! Построиться
в колонну по три!
- Блин, и тут - построиться! - вякнул пассажир, которого Опарин запомнил
еще в аэропорту Латанги.
С двух сторон к толпе выскочили четверо с короткими помповыми ружьями,
встали поодаль, навели стволы - все в белых марлевых повязках, одни глаза
торчат.
- Внимание! - еще раз повторил тот, с мегафоном. - Всем сохранять
спокойствие и слушать внимательно. В городе введен режим строгого
медицинского контроля. Все вновь прибывшие обязаны пройти карантин! Это
было оговорено в условиях контракта. Сейчас всем построиться! Следуем пешим
порядком в баню, затем в карантинную зону. Вопросы есть?
- А почему и здесь менты? - задиристо спросил знакомый.
- Менты остались на Большой земле, как и ваше прошлое! - с долей юмора
известил мегафон. - А перед вами бойцы внутренней охраны, исполняющие
отдельные полицейские функции. Вы люди разумные и отлично представляете,
что может случиться, если в наш закрытый и весьма тесный город проникнет
инфекция. Друзья мои, ну зачем же тащить дизентерийный понос в двадцать
первый век?
В толпе послышались смешки, но кто-то за спиной проворчал:
- Не знаю, как насчет поноса в будущем, но менты в настоящем мне очень не
нравятся.
Выстроили в колонну, подравняли, повели вольным шагом. Охранники двигались
с двух сторон, впереди - человек с мегафоном, сзади ехал УАЗ с
тонированными стеклами, куда сели вербовщики. Туча крупных таймырских
комаров повисла над колонной и понеслась, как знамя; плотность насекомых
была такой, что лица рядом идущих, а тем более отдаленные предметы,
растворялись в сером, мельтешащем тумане. Дышать следовало осторожно, носом
или сквозь стиснутые зубы, бесконечно обметать лицо, шею и руки, у
непривыкших к такому гнусу обычно через несколько минут начинался нервный
срыв, истерика, но, судя по молчаливому пыхтению в строю, люди здесь
подобрались северные, бывалые. Едва миновали пропускной пункт аэропорта,
как стало ясно, что весь город обнесен валами из колючей проволоки - даже
не проволоки, а тонкой жестяной полосы со сдвоенными заусенцами.
- Из огня да в полымя, - тихо выматерился знакомый, давя комаров. - Они
что, козлы, зону тут сделали? Как тебе нравится? Белый Город, мать его!..
- А мне нравится городок, - отозвался Опарин, озираясь. - Чем-то на Питер
смахивает.
- Да все ничего, но конвой и колючка... Улицы были пустынными, но дома
вроде бы обжиты, по крайней мере, сняты с окон ставни--щиты, открыты
подъезды и лишайник на асфальте вышаркан колесами. Жизнь какая-то
чувствовалась, однако скрытная и, как многое вокруг, необъяснимая. Зачем
братья Беленькие купили этот город, Опарину было пока не совсем ясно,
поскольку он имел иные представления о существовании Беловодья, по крайней
мере, без охраны с ружьями, зековского построения и уж точно без колючей
проволоки.
Сначала новоприбывших завели в баню, где всю их новую, недавно полученную
одежду прожарили в шкафах, а самих перед помывкой тщательно осмотрел врач и
нескольких человек сразу же изолировали от остальных. После бани всех
остригли наголо, выдали солдатское белье, явно с армейских складов,
спасительные и долгожданные накомарники и начали фотографирование и
регистрацию. Каждый мог назвать любую фамилию - никто документов не
проверял и не спрашивал, так что Опарин зря прятал свой паспорт под крышку
столика в баре аэропорта. Еще в Латанге, подписывая странный, почти пустой
контракт, он назвался Титовым - псевдонимом, под которым изредка публиковал
скандальные материалы, и свою первую, деревенскую профессию вспомнил, с
которой возьмут несмотря ни на что - кузнец.
Сейчас, в порядке живой очереди он подошел к регистратору, сидевшему за
компьютером, тут же был снят "Полароидом", после чего взяли отпечатки
пальцев на прозрачную пленку, натирая подушечки бесцветной мазью, и через
полминуты вручили ядовито-желтую визитную карточку с фотографией,
закатанную в толстый пластик и имевшую прочный зажим, чтобы цеплять к
карману куртки.
Вместо фамилии и профессии было лишь два ярко-красных номера: первый
четырехзначный, второй - трехзначный, начинавшийся с нуля.
Мужики, собранные с северных аэропортов и вокзалов, многие из них
забичевавшие, не имеющие ни кола ни двора, попросту обыкновенные бомжи и
бродяги, продавшие и пропившие свои квартиры, ничуть не унывали и разве что
шутили с веселой злостью относительно колючей проволоки и охраны, - тут же,
сдавая отпечатки и получая безымянные карточки, вдруг присмирели и
насупились. Кто-то еще попытался объяснить такой оборот, мол, на флоте так
принято давно, и каждый моряк на корабле носит подобный номер, однако не
утешил публику. Матросу этому посоветовали заткнуться, и от бани колонна
пошла, напоминая похоронную процессию. Радиальная улица выводила прямо на
купол, и это грандиозное, невиданное сооружение казалось чем-то
инопланетным, нереальным и совершенно бессмысленным здесь, на земле; вид
его действовал настолько впечатляюще, настолько давил человека, делая его
маленьким и пришибленным, что все посматривали вперед с легким страхом.
- Ничего себе крытый рынок отгрохали, - проговорил сосед слева.
- Это не рынок, - поправил его Опарин. - Грандиозное сооружение...
Космическое!
- Тогда аквариум...
Что это на самом деле, никто не знал, но скоро начали догадываться, потому
что за стеклом, плюща носы и упираясь в него ладонями раскинутых рук, вдоль
всего периметра стояли десятки людей, и глаза их, искаженные в гранях, как
в кривых зеркалах, казались круглыми, выпуклыми и совершенно неподвижными,
как у рыб.
Вездесущий лишайник достал и купол, исхитрился прилипнуть, врасти в
шлифованную поверхность и теперь медленно полз от синеватого бетона по
стеклу, напоминая морозные узоры.
В куполе, с легкой руки соседа названного рынком, оказался карантинный
блок. Новоприбывших остановили перед тамбуром с тройными дверями, отворили
две первых, загнали в накопитель, включили обдув, чтобы отсечь комариную
тучу, и после этого открыли автоматический замок последней.
Пол был забран металлическим настилом, как на временных военных аэродромах.
Глубоко вчеканенный в землю, он напоминал брусчатку Красной площади и так
же монолитно отзывался под ногами. Весь купол делился на три отдельных, но
не разгороженных блока. Ровные ряды солдатских коек тянулись вдоль
стеклянных стен; составленные спинка к спинке, они тоже образовывали
радиальные улочки, сбегающиеся к центру купола. Отдельно от спальни точно
так же были установлены длинные обеденные столы со скамейками, в торце -
длинный ряд умывальников, сверкающих белизной; и третья часть пространства
была просто свободна, как плац или спортивная площадка.
И если все это, начиная от аэродромного настила, можно было натащить сюда и
установить, то посередине оказалось ни на что не похожее сооружение: на
высоком бетонном постаменте торчал просторный стеклянный колпак, чем-то
напоминающий будку-фонарь ГАИ у городских перекрестков. Там, за пультом,
виднелась фигура охранника в камуфляже с белой повязкой на лице, и еще трое
таких же, с резиновыми палками и наручниками, стояли внизу - встречали
новеньких. Только изнутри стало видно, что люди стояли, упершись в стекло,
не по своей охоте: пятый охранник прохаживался мимо них, не давая
обернуться и посмотреть, кого же это привели. Под куполом гнуса не было
вообще. Когда входная дверь захлопнулась за последним, людей от стен
отпустили и они теперь смотрели на новеньких глазами замороженно-оловянными
Шилова Юлия
Браун Дэн
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Глуховский Дмитрий
Флинт Эрик