всего лишь притчи... Помнишь, что ты сам говорил нам о притче? "Разве в притче
надо искать сюжет, а не философский смысл?" Верно сказал. Евангелисты напишут
то, что ЗНАЮТ, а не то, что ВИДЕЛИ. Опять твоя мысль: знающих всегда много
меньше, чем видевших..."
я немногим старше тебя. И я один могу быть и знающим и видевшим... Не
отвлекайся. Сейчас придет боль. Сосре-, доточься. Уведи ее. Мы еще вернемся к
разговору. А позже я скажу, когда тебе умереть..."
вести своего ученика. Более того, давно переставший быть учеником, давно
превратившийся в Учителя, Иешуа снова хочет слушать и знать. Петр вновь для
него - Учитель и Ведущий, а он - всего лишь ведомый, поскольку не нынче
задуманная, просчитанная и доселе ясная и прямая дорога неожиданно круто
изменила направление, свернула неизвестно куда - в темноту. Новое знание, к
которому только подошел, прикоснулся, - всегда темнота, в которую страшновато
входить. Хочется и колется... Можно, конечно, повернуть назад, на привычный
путь, на истоптанные собственными подошвами тропинки, где все знакомо,
привычно, не страшно и... уже неинтересно. Потому что есть эта темнота. Иешуа,
как тот ребенок, который бесстрашно, с чистым сердцем идет на стук, не ведая -
кто за дверью. И открывает ее - пан или пропал!
что пан...
приблизительно, понаслышке, ощупью ориентируется - в бесконечных поисках
выключателя: найдет - вспыхнет свет. Здесь вспыхнет. А дальше - опять темно.
его, Петра, времени? Ему бы все понять про день завтрашний или, в лучшем
случае, про вечер нынешнего. А что Петр может о том поведать? Что должно быть -
в очень приближенном варианте. А что на самом деле будет - один Бог знает. Но,
как обычно, помалкивает. Иешуа не так давно сам назвал Его - немногословным...
умрет, затормозит сердце, замедлит ток крови, это он умеет, это несложно. До
перелома суток, до шести часов, начала шабата, то есть покоя по-древнееврейски,
его похоронят... И не в могиле Иосифа Аримафейского, не знает Петр никакого
Иосифа Аримафейского...
библейский. Он и в Библии, как чертик из табакерки, выскочил - неведомо откуда,
нигде до сего момента не упоминался. Высокопоставленный и старый уже поклонник
Машиаха, выпросивший у прокуратора разрешение на снятие умершего с креста и
захоронение его до начала шабата.
слышал. Умер - хорони, если есть куда...
в этом броске Петр привыкал - и так до конца и не привык! - к запахам. Восток
вообще - дело не только тонкое, но и чрезвычайно пахучее, двадцать второй век
тому не исключение. А уж первый - это нечто особенное! Нет, Петр не имел в виду
роскошные дворцы типа Иродова, где в залах стоял пряный и сладкий запах давно
утерянных во времени благовоний, изготавливаемых как раз в Иудее. Или
казарменно-конюшенный запах в крепости Антония - и он ненамного перешибал
запахи казарм где-нибудь в Сибири, или в Ливии, или в Нигерии, где приходилось
бывать Петру от Службы в качестве члена рутинных инспекционных комиссий. И даже
не запахи чистоплотных деревенских домишек, как дом Иосифа-плотника в Назарете
или рыбаря Фомы в Капернауме, где вкусно пахло овечьей и козьей шерстью, теплым
молоком, хлебом, .и даже примешивающийся ко всему запах мужского пота не мешал
жить... С особым обонянием Петра, когда к реальным запахам прибавляются
виртуальные запахи человеческих чувств, существовать в любом броске было
затруднительно, чувства с их невероятными ароматами перевешивали явь. Но здесь,
на Голгофе, явь напрочь перебила острый запах эфира, нападавший на Петра вместе
с чувством боли. Своей или чужой - не было разницы.
запястья и голени казнимых толстые восьмидюймовые гвозди. И тогда над свалкой
внезапно родился и заполнил пространство дикий, звериный, могучий вой. Это
кричал Варавва. Пожалуй, не от боли он кричал, крик не усилил для Петра эфирную
составляющую. Он кричал от отчаяния, от горечи овеществленного в этих железных
гвоздях поражения, от ненависти, потому что она тоже жила в нем, и Петр поймал
еле пробившийся в мешанину запахов горький дымок пожара - так для него
ощущалась ненависть.
разума? Умри же в муках, враг, я ненавижу тебя!..
Иешуа: отключись!
сказал: дрались они славно. Или он это об одном Варавве сказал? Забыл Петр...
Вот вам, кстати, еще одна житейская аксиома: смерть, особенно ощущаемая
физически, сразу проверяет характер.
его. Иешуа отключил свою боль и затаился. Петр чувствовал фон, но еле-еле.
Понимал: Иешуа увел себя за пределы сознания, оставив крохотную дырочку для
обещанного приказа от Петра: умереть...
сына, и глаза ее были пусты и сини, как небо в полдень над Галилеей. Она сейчас
не жила - как и сын. Она сама себе отдала приказ. Мария из Магдалы стояла
сзади, обняв мать Марию и прижав к себе: боялась, что та упадет. И ученики
переживали не лучший момент в своей жизни. Петр чувствовал их всех своим
проклятым несчастным носом, он знал, как называлось их состояние, классики
литературы давно назвали его красивым термином - "смятение чувств", но для
обоняния Петра это "смятение" казалось чрезмерным.
из реальности. Но не мог, не имел права...
страшно распахнули руки для смертных объятий еще живые, но уже стоящие за
чертой люди.
тряпки затертые. Но они будут не лишними в нищем хозяйстве римских легионеров.
И жители окрестных трущоб потихоньку стали расходиться, зрелище закончилось,
ничего нового не предвидится. И пришедшие с процессией из Иершалаима молча и
убито потянулись назад, в город. Петр и их слышал. Они так и не поняли пока,
что произошло. Они все так же, как и там, на месте судилища, у крепости, верили
и не верили в случившееся, они еще цепко помнили все слова, говоренные
Машиахом, но не могли вспомнить среди них слов: "Я умру..."
его. Прямые руки с шарами бицепсов, выпуклая безволосая грудь, вздувшиеся
трапециевидные мышцы, напрягшиеся, широчайшие... Кровь медленно струилась по
лицу: крючья терновника мертво впились в кожу...
чего-то. Петр попытался поймать мысль, но не смог, месиво там какое-то было,
ничего толком не сформулировано, пещерный уровень. Но ведь что-то насторожило
его в неестественно застывшей фигуре распятого Царя Иудейского, что-то он
заподозрил. Он встал внизу, задрал голову. Держал копье на изготовку. И
остальные солдаты вдруг заинтересовались поведением товарища, отвлеклись от
дележки тряпок, посмотрели на него.
обмяк, провис на сразу расслабившихся руках, уронил голову на правое плечо.
товарищам:
Говорил на латыни.
пошлем кого-нибудь - перебьет. Или местные опередят. Пошли, говорю...
и больно ожегший, так больно, что запахи пропали, а желание лечь и отключиться
стало безразмерным. Но боль исчезла так же внезапно, как появилась, и крик
угас, замер на полузвуке. И Петр почувствовал себя пустым и гулким, как пустая
и гулкая цистерна для воды, вырубленная в горе.
началась.
вошедший в число избранных Кайафой для суда над Царем Иудейским, поскольку не
числился в близких первосвященнику людях, в эту самую минуту получил от
прокуратора Иудеи и Самарии устное позволение похоронить назаретянина до
наступления шабата, для чего попросить солдат умертвить его.
Мацумото Сэйте
Каргалов Вадим
Корнев Павел
Шилова Юлия
Куликов Роман
Громыко Ольга