Арфарра - вам выгоднее иметь дело с насильниками и монополистами. Дай вам
только возможность - и вы бы задушили городские цеха, как котят, и
установили бы цены, от которых покраснеют даже перья белых кречетов.
борьбы со знатью. Верю даже, что король, победив знать, будет им
покровительствовать, потому что бюргеры смирны и не гневливы. Может быть,
король даже понимает, что, поощряя города, он поощряет общее
благосостояние... Верю, что король задушит города не по злобе, а так.
Просто будет нужда в деньгах, он и обложит их налогами. Это - как вино при
пьянице: если рядом стоит бутылка - не удержится, хоть и знает, что лучше
не пить... А нужда в городских деньгах придет очень скоро, потому что
король спит и видит, как завоевать империю, а король видит те сны, которые
вы ему показываете, советник.
Даттам оглянулся: позади него стоял бургомистр, прижимая к животу связку
священных прутьев, и в забытьи ломал один прут за другим. Глаза у него
были широко открыты. Рядом с бургомистром стоял королевский советник
Ванвейлен, тоже белый, как яичная скорлупа. Даттам усмехнулся, вскочил на
коня и ускакал со своими людьми.
дворце Арфарра усадил Ванвейлена за столик со "ста полями", и Ванвейлен
рассказал ему о своем визите к Кукушонку. А потом Арфарра сломал костяную
фигурку и заплакал.
отличие от местных рыцарей, он плачущими не видал, и ему не хотелось бы
быть на месте того, кто заставил советника плакать.
покосился глазами: красная анилиновая лужа. Даттам почувствовал
раздражение, тем более законное, что это он, Даттам, выучился красить
ткани, прежде чем Арфарра вздумал красить снег.
касается открытий, он был плохой матерью, но хорошей повивальной бабкой, и
знал это. Был у Даттама такой дар: посмотрит на идею и видит, принесет она
прибыль или нет. Ошибался редко. "Все равно, - подумал Даттам, ничего мне
Кукушонку не объяснить, не обидев экзарха, и храм, и самого себя. Все, что
он поймет, это то, что снег испортил Арфарра-советник, а это он и без меня
знает."
вымыть руки:
Речь идет об их существовании, а они..."
раскланялся и пропал. А Кукушонок, хромая, подошел к столу и закрыл
толстый свод законов. Даттам вспомнил, как сам переменился после тюрьмы, и
подумал: "Да, вот уж кто ненавидит и Арфарру, и горожан".
Арфаррой-советником, и при имени Арфарры Кукушонок побледнел и часто
задышал. "Эге", - подумал Даттам.
подстроил обвинение. Он ведь с самого начала знал, что вы были не на
корабле, а с Белым Ключником.
потом буду рассказывать об этом.
завтра на вашей стороне будет немногим больше народу, чем те, что играют
во дворе в мяч, хотя это и очень широкий двор...
чтобы сажать имперских чиновников на здешние земли. И не забыл, что в
древности короли Варнарайна были из рода Белых Кречетов.
став вассалом экзарха, я вряд ли смогу говорить завтра на Весеннем Совете.
А я буду завтра говорить, потому что мало нашлось охотников зачитать наше
прошение.
такое прошение не потребует... А знаете, что будет с вашим прошением
завтра?
о поражении.
тюрьме вы изменились.
откажетесь.
затевает?" - думал он. Даттам хорошо помнил, как сам после тюрьмы
притворялся хромым. И это после тюрьмы в империи, где не сидят - висят. А
с этим, скажите на милость, что плохого делали? Придушили слегка - и
все...
Неревен вышивал в покоях королевны Айлиль.
сказала:
сватается.
брак. Неревен видел: Государь Харсома в небесном дворце, государыня Айлиль
под хрустальным деревом, а у ее ног сидит Неревен и играет на лютне, и
Харсома смотрит на него своими мягкими жемчужными глазами. Великий Бужва!
Пусть экзарх возьмет к себе Айлиль, а Айлиль возьмет Неревена в Небесный
Город.
платьях, боялась, видно, прослыть дикаркой.
с булавками и шпильками.
унизанными скатным жемчугом, завертелась перед зеркалом и решила, что
шлейф у юбки слишком широк, и поэтому она некрасиво вздергивается кверху.
такому платью белую накидку, то наряд будет в точности как тот, в котором
Зимняя Дева пленила государя Миена. Принесли целую кучу накидок и стали
примерять.
женой?
ползавшую у подола: та невзначай уколола ее булавкой так, что на глазах у
Айлиль выступили слезы.
на неревенову вышивку: белую, плетеную. Неревен свивал последних паучков:
послезавтра уходил в империю храмовый караван, и с ним вместе подарки от
короля будущему шурину и, кстати, неревеново рукоделье.
сказала:
обмотала его вокруг шеи Неревена.
обещал ему три таких покрова... Два отослал, это последний...
покрывала, но и бога обидеть было неудобно. Айлиль снова закружилась:
серебряные знаки обвили ее с головы до пят. Айлиль замерла от сладкого
святотатства: покрывало, посвященное богу, напоенное светом, теплом и
тайным смыслом от старых знаков, утративших значение и потому трижды
священных.
день: я его сама уложу в походный ларь.