вопросительно смотрели на выход: конец или нет? Вот еще одного принесли на
носилках. У него на боку было сорвано мясо, оголились ребра, из которых одно
торчало в сторону, как обломанный сук на дереве. Раненый завопил:
оказалась ложной. Комендора с руганью усадили опять в угол. Однако крен
судна на левый бок все увеличивался, и в ужасе расширялись зрачки у всех,
кто находился в операционном пункте. Старший врач, невзирая на то, что
минуты его были сочтены, продолжал работать на своем посту.
шести японских крейсеров. Море кипело вокруг. При попаданиях в ватерлинию по
поясной броне, взъерошиваясь, вздымались вровень с трубами огромные столбы
воды и затем обрушивались на борт, заливая верхнюю палубу и казематы. Стоны,
предсмертные вопли, крики людей, искалеченных и обезумевших от ужаса,
мешались с грохотом взрывов, завыванием огня и лязгом рвущегося железа. Вот
артиллерия, выведенная из строя, совсем замолчала. Командир одного из
плутонгов, лейтенант Недермиллер, отпустил орудийную прислугу, а сам, считая
положение безнадежным, застрелился. Все верхние надстройки корабля были
охвачены огнем. Бушевал пожар под кормовым мостиком. На спардек из-под
верхней палубы валил густой дым, а через люки и пробоины вырывались
крутящиеся языки пламени. Горели офицерские и адмиральские помещения. Люди
пожарного дивизиона метались в облаках дыма, как призраки, но все их
старания были напрасны. "Ослябя", зарывшись носом в море по самые клюзы,
больше не мог отбиваться и, разбитый, изуродованный, продолжавший еще
кое-как двигаться, беспомощно ждал окончательной своей гибели. Она не
замедлила прийти вместе с новой, решающей пробоиной. Снаряд в двадцать пудов
попал в борт в середине судна, по ватерлинии, между левым минным аппаратом и
банею. Болты, прикреплявшие броневую плиту, настолько ослабли, что от
следующего удара она отвалилась, как штукатурка от старого здания. В это
место попал еще один снаряд и сделал в борту целые ворота, в которые могла
бы проехать карета. Внутрь корабля хлынула вода, разливаясь по скосу
броневой палубы и попадая в бомбовые погреба. Для заделки пробоины вызвали
трюмный дивизион с инженером Змачинским. Напрасно люди старались закрыть
дыру деревянными щитами, подпирая их упорами: волна вышибала брусья, и
приходилось работать по пояс в воде. Запасная угольная яма оказалась
затопленной. Крен начал быстро увеличиваться.
выкрики:
артиллерийский офицер Генке и прапорщик Болдырев. К ним вышел из рубки
командир Бэр, без фуражки, с кровавой раной на лысой голове, но с папироской
в зубах.
офицерам:
Все уже и без приказа командира поняли, что наступил момент катастрофы. Из
погребов, кочегарок, отделений минных аппаратов по шахтам и скобам полезли
люди, карабкаясь, хватаясь за что попало, срываясь вниз и снова цепляясь.
выходы, и оттуда рассчитывал выскочить наружу, за борт.
могли двигаться, умоляли помочь им выбраться на трап, но каждый думал только
о самом себе. Нельзя было терять ни одной секунды. Вода потоками шумела по
нижней палубе, заполняя коридоры и заливая операционный пункт.
батарейную палубу. Отсюда удалось вырваться только тем, кто меньше пострадал
от ран.
из них на время боя, чтобы не попадали вниз снаряды, были задраены броневыми
плитами, открыть которые можно было только сверху. Назначенные для этой цели
матросы от страха разбежались, бросив оставшихся внизу на произвол судьбы.
Некоторые потом вернулись и, стремясь выручить товарищей, пытались поднять
талями тяжелые броневые крышки, но судно уже настолько накренилось, что
невозможно было работать. Машинисты вместе с механиками, бесполезно бросая
дикие призывы о помощи, остались там, внизу, остались все без исключения,
погребенные под броневой палубой, как под тяжелой могильной плитой.
успев захватить с собою спасательных средств,
спасательными кругами и пробковыми нагрудниками. Люди сталкивались друг с
другом, падали. Несколько смельчаков добрались до коечных сеток и начали
оттуда выбрасывать утопающим койки, с помощью которых можно было держаться
на воде.
лет, сытый, тяжеловесный. С развевающимися клочьями волос на голове, с
выкатившимися глазами, он напоминал человека, только что вырвавшегося из
сумасшедшего дома. Видя гибель броненосца, он надрывно заголосил:
под волнами.
экипажа, словно не решаясь расстаться с судном, все еще находились на его
палубе. Это продолжалось до тех пор, пока стальной гигант окончательно не
свалился на левый борт. Плоскость палубы стала вертикально. Скользя по ней,
люди повалились вниз, к левому борту, а вместе с ними покатились обломки
дерева, куски железа, ящики, скамейки и другие неприкрепленные предметы.
Ломались руки и ноги, разбивались головы. Бедствие усугублялось еще тем, что
противник не прекратил огня по броненосцу. Вокруг все время падали снаряды,
калеча и убивая тех, которые уже держались на воде. Мало того, из трех
колоссальных труб, лежавших горизонтально на поверхности моря, не переставал
выходить густой дым, клубами расстилаясь понизу и отравляя последние минуты
утопающих. От шлюпок, разбитых еще в начале боя, всплывали теперь обломки,
за которые хватались люди. Воздух оглашался призывами о помощи. И среди этой
каши живых человеческих голов, колеблемой волнами, то в одном месте, то в
другом вздымались от взрыва снарядов столбы воды.
своего мостика. Для всех стало ясно, что он решил погибнуть вместе с
кораблем. Казалось, все его заботы теперь были направлены только к тому,
чтобы правильно спасались его подчиненные. Держась руками за тентовую
стойку, почти повиснув на ней, он командовал, стараясь перекричать вопли
других:
отплывайте!
море. Гребной винт правой машины, продолжая еще работать, сначала быстро
вращался в воздухе, а потом, по мере погружения судна, забурлил воду. Это
были последние судороги погибающего корабля.
двухсот человек, остались задраенными в своих отделениях. Каждый моряк может
себе представить, что произошло с ними. При опрокидывании броненосца все они
полетели вниз вместе с предметами, которые не были прикреплены. В жаркой
тьме вопли смешались с грохотом и треском падающих тяжестей.
разрывая попадавших в нее людей на части. Водой эти закупоренные отделения
наполнились не сразу. Значит, те, которые не были еще убиты, долго
оставались живыми, проваливаясь в пучину до самого морского дна. И, может
быть, прошел не один час, прежде чем смерть покончила с ними.
вспомогательный крейсер "Синано-Мару", находившийся в ночной разведке. Перед
рассветом он натолкнулся на одно наше госпитальное судно, привлеченный его
яркими огнями. Спустя некоторое время была открыта яповдами и вся наша
эскадра Командир названного разведочного крейсера капитан 2-го
Нарикава сейчас же телеграфировал адмиралу Того: "Враг в квадрате N 203 и
по-видимому идет в Восточный пролив".
что "Урал" просил у него разрешения помешать японцам телеграфировать не 14
мая, а 13-го. "Я, - говорит он дальше, - не разрешил "Уралу" этой попытки
потому, что имел основание сомневаться, что эскадра открыта" ("Русско
Японская война", книга 3-я, выпуск IV ( стр. 21.) Если бы это было
действительно 13 мая, то распоряжение адмирала имело бы смысл. Но в том-то и
беда, что такой случай произошел 14 мая когда нас уже сопровождали японские
разведчики. Так значится в моих личных записях. То же самое подтверждают
офицеры с "Орла". Вот что лейтенант Славянский написал в своем донесении:
"Около половины девятого утра (14 мая) "Урал" сигналом просил разрешения
адмирала помешать телеграфировать японским разведчикам, но на "Суворове"
было поднято в ответ: "Не мешать".
Курылев Олег
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Глуховский Дмитрий
Прозоров Александр
Флинт Эрик