Чтение 86–й страницы книги ~Бесы~

- Ты не оставишь меня, - продолжал он почти с отчаянием, - мы уедем вместе,
сегодня же, так ли? Так ли?

- Ай, не жмите руку так больно! Куда нам ехать вместе сегодня же?
Куда-нибудь опять "воскресать"? Нет, уж довольно проб... да и медленно для
меня; да и неспособна я; слишком для меня высоко. Если ехать, то в Москву,
и там делать визиты и самим принимать - вот мой идеал, вы знаете; я от вас
не скрыла, еще в Швейцарии, какова я собою. Так как нам невозможно ехать в
Москву и делать визиты, потому что вы женаты, так и нечего о том говорить.

- Лиза! Что же такое было вчера?

- Было то, что было.

- Это невозможно! Это жестоко!

- Так что ж что жестоко, и снесите, коли жестоко.

- Вы мстите мне за вчерашнюю фантазию... - пробормотал он, злобно
усмехнувшись. Лиза вспыхнула.

- Какая низкая мысль!

- Так зачем же вы дарили мне... "столько счастья"? Имею я право узнать?

- Нет, уж обойдитесь как-нибудь без прав; не завершайте низость вашего
предположения глупостью. Вам сегодня не удается. Кстати, уж не боитесь ли
вы и светского мнения, и что вас за это "столько счастья" осудят? О, коли
так, ради бога не тревожьте себя. Вы ни в чем тут не причина и никому не в
ответе. Когда я отворяла вчера вашу дверь, вы даже не знали, кто это
входит. Тут именно одна моя фантазия, как вы сейчас выразились, и более
ничего. Вы можете всем смело и победоносно смотреть в глаза.

- Твои слова, этот смех, вот уже час, насылают на меня холод ужаса. Это
"счастье", о котором ты так неистово говоришь, стоит мне... всего. Разве я
могу теперь потерять тебя? Клянусь, я любил тебя вчера меньше. Зачем же ты
у меня вс¬ отнимаешь сегодня? Знаешь ли ты, чего она стоила мне, эта новая
надежда? Я жизнью за нее заплатил.

- Своею или чужой?

Он быстро приподнялся.

- Что это значит? - проговорил он, неподвижно смотря на нее.

- Своею или моею жизнью заплатили, вот что я хотела спросить. Или вы совсем
теперь понимать перестали? - вспыхнула Лиза. - Чего вы так вдруг вскочили?
Зачем на меня глядите с таким видом? Вы меня пугаете. Чего вы вс¬ боитесь?
Я уж давно заметила, что вы боитесь, именно теперь, именно сейчас...
Господи, как вы бледнеете!

- Если ты что-нибудь знаешь, Лиза, то клянусь, я не знаю... и вовсе не о
том сейчас говорил, говоря, что жизнью заплатил. ..

- Я вас совсем не понимаю, - проговорила она, боязливо запинаясь.

Наконец медленная, задумчивая усмешка показалась на его губах. Он тихо сел,
положил локти на колени и закрыл руками лицо.

- Дурной сон и бред... Мы говорили о двух разных вещах.

- Я совсем не знаю, о чем вы говорили... Неужели вчера вы не знали, что я
сегодня от вас уйду, знали или нет? Не лгите, знали или нет?

- Знал... - тихо вымолвил он.

- Ну так чего же вам: знали и оставили "мгновение" за собой. Какие же тут
счеты?

- Скажи мне всю правду, - вскричал он с глубоким страданием: - когда вчера
ты отворила мою дверь, знала ты сама, что отворяешь ее на один только час?

Она ненавистно на него поглядела:

- Правда, что самый серьезный человек может задавать самые удивительные
вопросы. И чего вы так беспокоитесь? Неужто из самолюбия, что вас женщина
первая бросила, а не вы ее? Знаете, Николай Всеволодович, я, пока у вас,
убедилась между прочим, что вы ужасно ко мне великодушны, а я вот этого-то
и не могу у вас выносить.

Он встал с места и прошел несколько шагов по комнате.

- Хорошо, пусть так должно кончиться... Но как могло это вс¬ случиться?

- Вот забота! И главное, что вы это сами знаете как по пальцам и понимаете
лучше всех на свете и сами рассчитывали. Я барышня, мое сердце в опере
воспитывалось, вот с чего и началось, вся разгадка.

- Нет.

- Тут нет ничего, что может растерзать ваше самолюбие, и вс¬ совершенная
правда. Началось с красивого мгновения, которого я не вынесла. Третьего
дня, когда я вас всенародно "обидела", а вы мне ответили таким рыцарем, я
приехала домой и тотчас догадалась, что вы потому от меня бегали, что
женаты, а вовсе не из презрения ко мне, чего я в качестве светской барышни
всего более опасалась. Я поняла, что меня же вы, безрассудную, берегли
убегая. Видите, как я ценю ваше великодушие. Тут подскочил Петр Степанович
и тотчас же мне вс¬ объяснил. Он мне открыл, что вас колеблет великая
мысль, пред которою мы оба с ним совершенно ничто, но что я вс¬-таки у вас
поперек дороги. Он и себя тут причел; он непременно хотел втроем и говорил
префантастические вещи, про ладью и про кленовые весла из какой-то русской
песни. Я его похвалила, сказала ему, что он поэт, и он принял за самую
неразменную монету. А так как я и без того давно знала, что меня всего на
один миг только хватит, то взяла и решилась. Ну вот и вс¬, и довольно, и
пожалуста больше без объяснений. Пожалуй еще поссоримся. Никого не бойтесь,
я вс¬ на себя беру. Я дурная, капризная, я оперною ладьей соблазнилась, я
барышня... А знаете, я вс¬-таки думала, что вы ужасно как меня любите. Не
презирайте дуру и не смейтесь за эту слезинку, что сейчас упала. Я ужасно
люблю плакать "себя жалеючи". Ну, довольно, довольно. Я ни на что не
способна, и вы ни на что не способны; два щелчка с обеих сторон, тем и
утешимся. По крайней мере самолюбие не страдает.

- Сон и бред! - вскричал Николай Всеволодович, ломая руки и шагая по
комнате: - Лиза, бедная, что ты сделала над собою?

- Обожглась на свечке и больше ничего. Уж не плачете ли и вы? Будьте
приличнее, будьте бесчувственнее...

- Зачем, зачем ты пришла ко мне?

- Но вы не понимаете, наконец, в какое комическое положение ставите сами
себя пред светским мнением такими вопросами?

- Зачем ты себя погубила, так уродливо и так глупо, и что теперь делать?

- И это Ставрогин, "кровопийца Ставрогин", как называет вас здесь одна
дама, которая в вас влюблена! Слушайте, я ведь вам уже сказала: я разочла
мою жизнь на один только час и спокойна. Разочтите и вы так свою... впрочем
вам не для чего; у вас так еще много будет разных "часов" и "мгновений".

- Столько же, сколько у тебя; даю тебе великое слово мое, ни часу более,
как у тебя!

Он вс¬ ходил и не видал ее быстрого, пронзительного взгляда, вдруг как бы
озарившегося надеждой. Но луч света погас в ту же минуту.

- Если бы ты знала цену моей теперешней невозможной искренности, Лиза, если
б я только мог открыть тебе...

- Открыть? Вы хотите мне что-то открыть? Сохрани меня боже от ваших
открытий! - прервала она почти с испугом. Он остановился и ждал с
беспокойством.

- Я вам должна признаться, у меня тогда, еще с самой Швейцарии, укрепилась
мысль, что у вас что-то есть на душе ужасное, грязное и кровавое, и... и в
то же время такое, что ставит вас в ужасно смешном виде. Берегитесь мне
открывать, если правда: я вас засмею. Я буду хохотать над вами всю вашу
жизнь... Ай, вы опять бледнеете? Не буду, не буду, я сейчас уйду, -
вскочила она со стула с брезгливым и презрительным движением.