котором застыла удивленная улыбка, какая бывает у человека, внезапно
настигнутого смертью, потом взял понюшку табаку и проговорил спокойным
голосом:
scelerat de moins! <Кончено дело.. Что ж, одним подлецом на свете меньше!>
Расправа была слишком скорой, чтобы можно было ей помешать. Белые так
опешили, что, когда тускарора, испустив дикий вопль, кинулся в кусты, никто
не побежал за ним. Один лишь Чингачгук сохранил присутствие духа. Едва кусты
сомкнулись за беглецом, как делавар нырнул в чащу и пустился в погоню за
беглецом.
жесты Санглие.
изменник?
наш друг. Ма foi, c'etait un grand scelerat. Voici! <Говоря по совести, он
был большой подлец. Вот! (франц.)> С этими словами Санглие склонился над
мертвым телом и, засунув руку в один из его карманов, вытащил оттуда
кошелек. Он вытряхнул содержимое его на землю, и несколько дублонов
покатилось к ногам солдат, которые кинулись их подбирать. Отбросив с
презрением кошелек, искатель приключений вернулся к своему супу,
приготовленному с большой заботой, и, поскольку он пришелся ему по вкусу,
стал завтракать с таким невозмутимым видом, что самый стоический индейский
воин мог бы ему позавидовать.
Глава 27
ошеломительных событий. Не успели солдаты подобрать труп квартирмейстера,
отнести в сторонку и пристойно накрыть шинелью, как Чингачгук молча
воротился на свое место у костра, и обоим - Следопыту и Санглие - бросился в
глаза свежий окровавленный скальп у него за поясом. Никто не задал ему ни
одного вопроса. И даже Санглие, хоть он и понимал, что Разящая Стрела убит,
не проявил ни малейшего сожаления или интереса к участи своего клеврета и
продолжал невозмутимо хлебать свой суп, словно ничего не произошло. В этом
высокомерном равнодушии, в этом презрении к предначертаниям судеб
чувствовалась поза, - быть может, подражание индейцам, - хотя в немалой
степени сказывалась здесь и душевная зачерствелость видавшего виды бреттера
и матерого вояки. Следопыт внешне тоже оставался спокоен, но то была лишь
видимость. Он не любил Мюра - лебезящая угодливость лейтенанта претила его
открытой, честной натуре. Как ни привык он к превратностям жизни на границе,
его потрясла эта скоропостижная, насильственная смерть, привел в ужас самый
факт измены. Желая как следует во всем разобраться, он, едва лишь унесли
тело лейтенанта, стал допытываться у французского капитана, что ему известно
по этому делу. И Санглие, не видя больше необходимости выгораживать своего
агента, поскольку тот умер и больше ему не понадобится, тут же, за
завтраком, открыл Следопыту ряд неизвестных тому обстоятельств,
небезынтересных для читателя, так как они проливают свет на некоторые
второстепенные эпизоды нашего повествования.
Мюр предложил свои услуги неприятелю - он якобы располагает особо важными и
достоверными сведениями благодаря приятельским отношениям с майором Лунди.
Французы охотно откликнулись на это предложение, и мосье Санглие несколько
раз встретился с Мюром в окрестностях Осуиго и даже как-то провел тайно ночь
в самой крепости; обычно же связь между ними поддерживалась через Разящую
Стрелу. Подметное письмо, полученное майором Лунди, было состряпано Мюром и
отослано в Фронтенак, где его переписали и вернули в Осуиго с тем же
тускаророй. Гонец как раз и возвращался с этого задания, когда его
перехватил "Резвый". Вряд ли надобно пояснять, что Джаспера решено было
сделать козлом отпущения, обвинив его в предательстве, чтобы тем самым
отвести подозрение от Мюра, и что тот же Мюр выдал неприятелю расположение
острова. За особую плату - те деньги, что были найдены у него в кармане, -
он вызвался подать французам сигнал к нападению и для этого и пристроился к
экспедиции под началом сержанта Дунхема. Будучи весьма падок до женского
пола, Мюр не прочь был жениться на Мэйбл, как, впрочем, и на любой другой
хорошенькой девушке, которая бы за него пошла, но его увлечение ею было, в
сущности, притворным. Это был удобный предлог присоседиться к отряду
Дунхема, не разделяя ответственности за предстоящее поражение. Капитану
Санглие тайные побуждения Мюра были хорошо известны, в том числе и его виды
на Мэйбл, и он, саркастически посмеиваясь, изложил все это своим слушателям,
разоблачая пункт за пунктом интриги злосчастного квартирмейстера.
протягивая Следопыту жилистую руку. - Вы honnete <Честный (франц.).>, а это
beaucoup <Много (франц.).>. Ми прибегал к шпионы, как к горька medicine
<Лекарство (франц.).>, для пользы дела! Mais je les deteste. Touchez la! <Но
я их ненавижу... Пожмите eel (франц.)> - Я пожму вашу руку, капитан, -
ответил Следопыт, - вы законный и естественный враг, и к тому же враг не
трусливый. Но труп квартирмейстера не будет поганить английскую землю. Я
собирался было отвезти его Лунди, чтобы майор похоронил его под дуденье
своих любимых волынок. Но нет - он останется здесь, в местах, видевших его
злодейства, и пусть надгробным камнем служит ему измена. Ну что ж, капитан
Каменное Сердце, якшанье с предателем, очевидно, входит в обязанности
солдата регулярных войск. Говоря по чести, мне была бы не по душе такая
служба, и я рад, что все это происшествие на совести у вас, а не у меня. Но
какой же это окаянный грешник! Злоумышлять против родины, друзей, да и
против самого господа! Джаспер, мой мальчик, поди-ка сюда на минуту, мне
надо сказать тебе несколько слов.
на глазах обратился к нему со следующей речью:
ни в чем не изменили моего к тебе отношения. Я ни на секунду не поверил той
клевете, хотя было время, когда все казалось подозрительным, да, не стану
отрицать - крайне подозрительным, я просто был сам не свой. Но я ни минуты в
тебе не сомневался, я слишком хорошо тебя знаю. Сказать по правде, я и
квартирмейстера не считал способным на такую подлость.
от самого господа бога - нести службу честно и выполнять свой долг перед
богом и людьми, а он поступил как последний подлец!
притворством!
мингом. Только ублюдок может нечестно поступить с женщиной. Господь затем и
сотворил их слабыми и беспомощными, чтобы мы добротой и преданностью
добивались их любви. Сержант на смертном одре завещал мне Мэйбл, и милая
девочка сказала, что согласна стать моей. Теперь я знаю, что должен
печалиться о двух существах, угождать двум натурам, утешать два сердца; но
порой, Джаспер, мне кажется, что я недостоин этой славной девушки.
малый старался ничем себя не выдать, лицо его покрылось мертвенной
бледностью. И все же он нашел в себе силы убежденно сказать:
оленя или минга, если придется; я наравне с кем угодно разыщу след в лесу и
прочитаю, что говорят звезды, а в этом не всякий разберется. И, уж конечно,
у Мэйбл будет вдосталь дичи, и рыбы, и голубей. Но каков-то я ей покажусь,
как дело у нас дойдет до знаний, и взглядов, и мнений, и приятных
разговоров, - ведь будет время, когда жизнь для нас замедлит свой ход и
каждый предстанет перед другим в своем настоящем виде!
которая не будет счастлива с тобой.
одно хорошее. Другое дело молодая девушка. Она, конечно, мечтает о суженом
своих лет и чтобы и всем прочим он был ей под стать. Никак не возьму в толк,
Джаспер, почему Мэйбл не тебя выбрала - ты бы куда больше ей подошел.
дрожь в голосе. - А чем бы я мог заслужить ее расположение? У меня те же
недостатки, что у тебя, а главное, нет твоих достоинств, за которые тебя
уважают даже генералы.
женщин, видел их в гарнизонах, а ведь ни к одной не чувствовал того, что к
Мэйбл Дунхем. Правда, бедняга сержант меня к ней заранее расположил, а когда
мы немножко познакомились, мне уже и уговоров не нужно было, чтобы думать о
ней и днем и ночью. У меня железная натура, Джаспер, прямо сказать,
железная, и все вы меня знаете как человека крепкого, а все же, кажется,
потеряй я Мэйбл Дунхем, мне бы этого не перенести.
поворачивая обратно к костру, но с видом человека, которому безразлично,
куда идти. - Все эти разговоры ни к чему. Ты и Мэйбл достойны друг друга.
Отец ее отдал тебе предпочтение, и никого это не касается. А вот
квартирмейстер с его притворной любовью возмущает меня до глубины души.
По-моему, это даже хуже, чем измена королю.
тут, кстати, в отдалении показался Кэп и с потерянным и грустным видом
зашагал к ним навстречу. Все это время он провел в блокгаузе у ложа