собой. -- Но, право же, я жажду ее!
никакого сомнения в том, что он говорит серьезно. Глубокая
грусть все еще не покидала его. Что могло быть ее причиной?
любопытство, а дружба. Я позволил себе спросить его об этом.
путь, не раньше, чем я услышал ваше дружеское предложение...
Ах, Рэндольф! Теперь я спокоен и счастлив. Из-за нее одной я с
ужасом думал о приближении смерти!
проживу.
глупых предрассудков. Никогда не поверю, чтобы вы могли
оказаться в их власти!
знамениях? О карканье ворон или об уханье полночной совы? Или о
зловещих предзнаменованиях в воздухе, на земле и в воде? Нет,
нет, я не придаю значения этим нелепым суевериям. И все-таки я
знаю, что скоро должен умереть. Это реальное физическое
ощущение, которое возвещает мой приближающийся конец. Оно
скрыто здесь!
зловещее значение этого жеста.
поле боя. Конечно, смерть отвратительна в любом виде, но такой
конец все же казался бы мне более достойным. Я выбрал бы лучше
такую смерть, чем влачить жалкое существование и медленно
умирать... Да, я выбрал бы ee! Десятки раз я бросал вызов
смерти, был уже на полпути к ней. Но, как трус, как робкая
невеста, она отказывалась встретиться со мной...
сопровождались последние слова. Странное сравнение! Странный
человек!
нуждался в этом: он казался счастливее, чем раньше. Мой жалкий
лепет о том, что он выглядит хорошо, был бы просто словами,
брошенными на ветер. Он догадался бы, что это лишь притворные
слова дружбы. Я и сам это подозревал. Я обратил внимание на
бледную кожу, на тонкие, исхудавшие пальцы, на тусклые, впалые
глаза. Страшный червь разрушал оболочку благородного духа. А
я-то приписывал это совсем иным причинам!
сердце. Он поведал мне об этом, когда мы поехали дальше.
Не стоило даже скреплять их клятвами. Стремление к собственному
счастью не позволило бы мне нарушить их.
лагерь. Это была красивая лужайка, благоухающая ароматами
множества цветов. Луна лила с высоты серебряный свет, и все
вокруг было видно ясно как днем. Листья высоких пальм, восковые
цветы магнолий и цветы желтодревника -- все можно было ясно
различить в лунном свете.
разговаривая непринужденно, как в былые дни. И все вокруг живо
напоминало нам прошлое.
думали о будущем. Может быть, мы, четверо, больше никогда не
встретимся. Глядя на друга, обреченного на смерть, я
чувствовал, как в моем сердце постепенно угасают все радостные
воспоминания.
странно, что я должен был бояться встречи с людьми своей расы!
Мы больше не ожидали ни засады, ни открытой атаки. Индейская
охрана вместе с Черным Джеком расположилась в центре прогалины.
Воины собрались в кружок у огня и готовили себе ужин. Их вождь
чувствовал себя настолько уверенно, что даже не поставил
часового на тропинке. По-видимому, он был совершенно равнодушен
к опасности.
палаткам, которые раскинули для нас воины. В это время мы
услышали в лесу странный шум. В моих ушах он звучал, как плеск
воды, как ливень, как гул отдаленных водопадов.
и шорох листьев, вызванный огромной массой людей или животных,
пробирающихся через кусты.
сухих ветвей и металлическое позвякиванье оружия. Отступать
было поздно. Шум слышался отовсюду, кольцо вооруженных людей
смыкалось вокруг прогалины. Я взглянул на Оцеолу. Я ожидал, что
он кинется к своей винтовке, лежащей рядом с ним. К моему
удивлению, он не двинулся с места.
нему, ожидая приказаний. Их слова и жесты ясно говорили о
решимости защищать Оцеолу не на жизнь, а на смерть.
который, казалось, удивил их. Дула винтовок внезапно опустились
к земле, и воины застыли в позе равнодушия и безразличия, как
будто они раздумали и не желали больше пустить в ход свое
оружие.
поздно! Мы окружены со всех сторон. Может пролиться невинная
кровь. А им нужна только моя жизнь. Пусть же они приблизятся! Я
приветствую их! Прощай, сестра! Рэндольф, прощай! Прощай,
Вирг...
рыдания заглушили голос, который произносил эти страшные
прощальные слова.
вокруг нас. Все наше внимание было поглощено им, пока крики
солдат и громкие слова команды не напомнили нам, что мы
окружены. Мы увидели, что нас оцепили ряды людей в синих
мундирах. Их штыки сверкали вокруг нас непреодолимой преградой.
Но так как сопротивления не было, то не было и стрельбы.
Слышались только голоса и звон стали.
огонь. Это были радостные салюты: праздновали взятие в плен
такого важного противника.
два солдата. Он стоял среди своих бледнолицых врагов. Оцеола
был в плену!
немного в сторону, образуя более широкую цепь. Пленники
остались в середине.
какой-то человек. Он говорил о чем-то с офицером. По одежде его
можно было принять за индейца, но желтое лицо свидетельствовало
о другом. На голове у него была повязка, над которой качались
три черных пера. Не оставалось сомнений в том, кто был этот
человек! Это зрелище могло свести с ума кого угодно. Оно
возвратило вождю семинолов всю его яростную энергию. Отшвырнув
своих стражей прочь, как игрушечных солдатиков, он вырвался из
их рук и кинулся на желтолицого человека.
было ни пистолета, ни ножа. Пока он отвинчивал штык от ружья
солдата, предатель успел спастись бегством. Из груди Оцеолы
вырвался стон ярости, когда он увидел, что негодяй пролез
сквозь сомкнутый строй солдат и вот-вот ускользнет от его
мести.
предрешена, хотя она пришла к нему не оттуда, откуда он ее
ждал. Пока он стоял, издали глядя на пленников, темная фигура
медленно приблизилась к нему сзади. Это была женщина,
величественная женщина, чья ослепительная красота была заметна
даже при лунном свете. Никто не видел ее, только пленники,
стоявшие к ней лицом, заметили ее приближение.
Женщина подкралась к мулату сзади, и казалось, что ее руки на