Александровича; да и принадлежность присутствующих к разным расам вызы-
вала сомнения, про какую, собственно, войну кино - про прошедшую или про
будущую. Снаружи, видные сквозь окна, сверкали проблесковые маячки слу-
жебных машин, выла сирена, прервавшая очередное проявление гнева и про-
теста. Минут пятнадцать назад какой-то восточный человек прошел к помос-
ту, негромко сказал гортанное-неразборчивое Бекбулатову, после чего оба,
не то из вежливости, не то как под обстрелом пригибаясь, покинули столо-
вую, и вот: всем оставаться на местах! не двигаться!
товал, будто все, что происходило, так и должно происходить, и, сопро-
вождаемый комиссаром Эльдаром, которому Бекбулатов что-то приказал мно-
гозначительным узким взглядом, пошел из зала, краем глаза ловя, как ком-
сомольская девушка вместе с начлагом и несколькими из ниоткуда возникши-
ми парнями разбивают интерлагерников на группы, расставляют около стен:
к расстрелу, что ли, готовят?
внешности штатских, только в антеннах, машин до самого домика и, отворяя
дверь, сказал: мы попросили бы вас, Иван Александрович, не выходить до
завтрашнего утра. В ваших же интересах. Ситуация, понимаете ли, опасная.
Тут у нас, кивнул в сторону Камы, на том берегу - лагеря. Бегают иногда.
Мало ли чего. Вот на этом самом месте (Эльдар жестом римлянина, посылаю-
щего гладиатора на смерть, показал вниз), на этом самом месте (повто-
рил-подчеркнул) неделю назад произошло убийство, и последняя фраза пока-
залась Ивану Александровичу не просто зловещей, но имеющей и некий пре-
дупреждающий смысл. Это, конечно, была глупость, мнительность, результат
неспокойного, ненормального состояния последних дней, однако, едва дверь
за комиссаром лагеря захлопнулась, Ивану Александровичу стало на душе
так нехорошо, так тревожно и безвыходно, что он, совершенно не готовый к
мысли о самоубийстве (а оно одно, при теперешнем распаде всех связей ми-
ра, пришлось бы, наверное, как раз), стал мечтать об эдаких фантастичес-
ких таблетках, которые, дескать, могли б погрузить в некий летаргический
сон лет, скажем, ну! ну, словом, до тех пор, пока не кончатся безобразия
и все как-нибудь так, само собою, не уладится и не устроится. Сладкая
мечта погрузила Ивана Александровича в состояние благодушное, почти
счастливое, сквозь которое уже не прорывались в сознание ни сирены, ни
немецкие и восточноязычные выкрики, ни шум беготни, ни прочие тревожные
звуки и из которого Ивана Александровича вывело легкое поскребывание
чьего-то ноготка в дверь. Альмира стояла на пороге, улыбалась, звала с
собою: пошли. Все кончилось. А что все? впервые после бекбулатовского
выкрика рискнул проявить Иван Александрович любопытство. Что, собствен-
но, все?
ревки пару джинсов, причем, не просто джинсов, а джинсов, принадлежащих
немочке, - из-за этого и разгорелся сыр-бор, понаехало всяких, обыскива-
ли, допрашивали, вынюхивали следы, но, кажется, ничего не нашли и осад-
ное положение сняли. Сейчас, хоть и рыскают неизвестные мальчики тенями
меж домиков, все снова относительно тихо, горят костры, студенты поют
песни, так что идемте, Иван Александрович! (Иван, поправил Иван Алек-
сандрович татарочку) !идемте, Иван! Александрович, идемте, вам же должно
быть интересно, вам же нужно собирать материал.
лазн, исходящий от Альмиры, оказался все-таки сильнее, и, когда ясно
стало, что уговорить татарочку остаться в домике не получится, Иван
Александрович решился и пошел, держа ее за руку, в темноту: туда, где
горели, бросая отсветы на нижние ветви сосен, комсомольские костры.
венно отдалилась от него, отдалилась недосягаемо, слилась, соединилась с
ровесниками, поющими под гитару какие-то ерундовые песенки: то детские,
про крокодила Гену, то что-то чисто студенческое, еще более глупое, и
Иван Александрович подумал, что, только овладев инициативой, только став
центром внимания, героем этого костра, сумеет вернуть татарочку - и тре-
бовательно протянул руку в сторону гитары. Инструмент ему отдали нехотя,
из одной вежливости, не ожидая, вероятно, ничего хорошего, но Иван Алек-
сандрович проглотил это, предвкушая, как разгорятся сейчас глаза ребят,
как вспыхнет их интерес, едва пропоет он им несколько песен, каких они и
слыхом не слыхивали: песен Галича. Нет, разумеется, петь в незнакомой
компании, особенно, ощущая за спиною мелькание инкогнитных теней, "Коро-
леву материка" или "Поэму о бегунах на длинные дистанции" не следовало
ни в коем случае, но кое-что попроще, поневиннее - отчего ж не испол-
нить? И Иван Александрович решил, что лучше всего начать с "Леночки и
эфиопского принца", вещицы, в общем, шуточной. Пел он, разумеется, так
себе, аккомпанировал, обходясь тремя неполными аккордами: весь расчет
был на магическое воздействие текста! - однако, ни первый, ни третий, ни
пятый куплеты не произвели на слушателей никакого иного впечатления,
кроме вежливо скрываемой скуки, и Иван Александрович в азарте, наплевав
на теневых инкогнито, запел "Облака", а потом и "Репетицию ностальгии".
В глазах, на него глядящих, вместо скуки стало появляться раздражение,
похожее на ларискино, потом один боец, другой, третий потихонечку встали
и растворились в темноте, в какое-то мгновенье Иван Александрович не об-
наружил рядом и Альмиры. Он вернул гитару, не допев до конца, и, сгорая
со стыда от нелепого, от полнейшего своего провала, побрел прочь. Не ус-
пел Иван Александрович удалиться от костра на десяток шагов, как в полу-
разогнанной им компании вспыхнул некий мульт-мотив, сразу подхваченный
несколькими голосами, и, совсем было замороженная, снова заиграла жизнь.
замер! Слава Богу (потому что в таких делах свидетелем быть страшно),
слава Богу, вроде не заметили!.. Кто-то поднял в вытянутой руке темную
продолговатую тряпку: вот! Если бы шла не реальность, а все-таки сцена
из патриотического фильма, по жесту, по интонации пришлось бы подумать,
что тряпка - знамя. Но Ивану Александровичу хватило мутного лунного све-
та понять: тряпка - штаны. Поймали-таки вора, поймали и предварительно
наказывают. Хыватыты, узнал Иван Александрович голос Бекбулатова. Давай
ыво вы мышыну. Тело вора потащили к воронку-УАЗику, и на мгновенье Ивану
Александровичу увиделось полумертвое, вспухшее от кровоподтеков, однако,
сразу узнанное лицо: лицо утреннего алкаша-эквилибриста, левого из тех
двоих, что двигались спиною. Чужак, в мыслях покаялся Иван Александро-
вич. А я-то грешным делом подумал, что джинсы спер свой, из интерлагер-
ников. Недооценил нравственную чистоту коммунистической молодежи!
скрылась. Иван Александрович постоял еще с минуту - все вокруг, кажется,
было тихо - и пошел спать. Вот и второе на этой неделе убийство возле
моего домика. Почти убийство.
пионерской коечке, машинально рассматривая на стенах кровавые запятые от
раздавленных насосавшихся комарих. Да, поездка в Башкирию явно не зала-
дилась, и самым благоразумным было бы лететь отсюда как можно скорее,
тем более, что материала для грешневской статьи набралось уже вполне
достаточно. Правда, Ивану Александровичу, развращенному журнальчиками,
страсть как хотелось выяснить у немцев кое-что и для себя: как, напри-
мер, они, не столь давно испытавшие (пусть не на своей шкуре: через де-
дов, отцов, старших братьев) прелести одной людоедской идеологии, восп-
ринимают другую: не выработалось ли иммунитета? что, например, думает
адвентист седьмого дня о христианстве: не оно ли одно, с его приматом
личности, с пренебрежением к земным благам, может всерьез противостать
дьявольской эпидемии, все шире охватывающей нашу маленькую планету? - но
такие выяснения представлялись, разумеется, слишком опасными, и Иван
Александрович долго боролся сам с собою, пока, наконец, все же не взбун-
товался: да черт их всех побери! джинсов я, слава Богу, не крал и не в
гости напросился по бедности, а приехал из столицы с редакционным зада-
нием ЦК ВЛКСМ и имею полное право разговаривать с кем угодно и о чем
сочту нужным, и плевать мне на любые рыкымыныдацыы любых бекбулатовых,
может, у меня какие-нибудь особые цели, про которые ему и знать-то не
положено!
Вовсю лупило солнце. Чуть ленивая атмосфера выходного была напитана ра-
достной силою отдыхающих студентов. Они играли в волейбол и бадминтон,
загорали на расстеленных одеялах, фотографировались, хохотали, собрав-
шись в кружки; пели песни, и к кому бы из них Иван Александрович ни по-
дошел со своим фирменным блокнотиком, всюду получал любезные, доброжела-
тельные ответы. Да, говорили немцы, коммунизм, действительно - светлое
будущее человечества; имеют, конечно, место отдельные недостатки, с пи-
вом вот, например, перебои - но что ж вы хотите? - болезни роста; пер-
вопроходцам всегда трудно; нет, отвечали: русские не побеждали нас:
прогрессивный интернационал-социализм закономерно взял верх над реакци-
онным национал-социализмом. (В этом последнем, заметил для себя Иван
Александрович, не так уж они и неправы: недоставало герру Шикльгруберу и
его коллегам должной последовательности: тут тебе, понимаешь, и значи-
тельная свобода религии, тут тебе и частная собственность, тут тебе и в
концлагерях сидят, не считая многострадальных иудеев, одни действи-
тельные враги, а не просто треть - любая на выбор - населения; с такими
полумерами в победители выйти непросто) - но это заметил он сам и про
себя, а немцы т, что ему хотелось услышать, не говорили ни в какую. Опа-
саются, решил Иван Александрович, просто опасаются меня. Не могут же они
на самом деле быть столь непроходимо глупыми, сколь пытаются выглядеть!
стал выискивать его взглядом между домиков и сосен, ловя себя на унизи-
тельном ощущении, что, кроме адвентиста, едва ли не больше, чем адвен-
тиста, ищет Альмиру, которая за все это время не попалась ему на глаза
ни разу. Адвентист сидел под сосною и читал нетолстую книгу. Евангелие,
Лукьяненко Сергей
Корнев Павел
Мацумото Сэйте
Юрьев Сергей
Браун Дэн
Лукин Евгений