смирно в своей келейке.
минералку и литры кофе. До вечера был провозглашен сухой закон.
размашистое строение с закрытым двором и футбольным полем. В пейзаж
вплетались движения разноцветных фигурок: видимо, дети. Бельбо мотнул
головой в ту сторону:
Именно там дон Тико учил меня музыке. Там был оркестр.
оркестре я играл на генисе.
меня возникло чувство, что ради того чтобы смотреть на ораторий, он
рассказывает совсем другие вещи. Например, следующую историю.
перестрелок, какие можно вообразить. Дело в том, что у нас в ***
существовало соглашение между фашистами и партизанами. Летом, в течение двух
лет, партизаны захватывали местность, и фашисты их не беспокоили.
они знали, куда им бежать, знали все посадки кукурузы, лесочки и
кустарниковые изгороди. Фашисты сидели практически взаперти в городе и
вылезали только для проведения облав. Зимой же для партизан становилось
гораздо труднее перемещаться по равнине, некуда было спрятаться, люди были
видны на снегу и из приличного пулемета их можно было достать даже за
километр. Поэтому партизаны уходили повыше в горы. И снова пользовались тем,
что им были известны перевалы, щели и сторожки. Фашисты тогда овладевали
долиной. Но вот пришла весна перед самым концом военных действий. Тут у нас
фашисты еще оставались, но в город возвращаться они не хотели, как бы
предчувствуя окончательную ловушку, которая ожидала их в городах и, как
известно, захлопнулась двадцать пятого апреля. Думаю, что имели место
кое-какие тайные переговоры и партизаны выжидали, никто не хотел вступать в
бой, все знали, что скоро все так или иначе разрешится, по ночам "Радио
Лондон" передавало все более утешительные известия, сплошные шифрованные
сообщения для Франки19, завтра снова будет дождь, дядя Пьетро принес хлеб и
далее в таком роде, может быть, ты, Диоталлеви, помнишь, как это все
выглядело... В общем, кто-то что-то спутал, партизаны спустились с гор как
раз в то время, когда фашисты еще не убрались, как бы то ни было, моя сестра
была вот на этой террасе, вошла в гостиную и сказала нам, что какие-то двое
гоняются друг за другом с пулеметом. Мы нисколько не удивились, потому что
нередко ребята и с одной и с другой стороны от скуки затевали военные игры,
однажды в шутку кто-то выстрелил по-настоящему и пуля попала в ствол дерева
въездной аллеи, у которого в тот момент стояла моя сестра. Она даже ничего
не заметила, нам доложили об этом соседи, и сестре было наказано, что когда
она видит, что кто-то играет с оружием, пусть скорее уходит. Вот они снова
играют, сказала сестра, входя в комнату с террасы, в основном чтоб показать,
что она слушается. Тогда долетел звук первой очереди. Но ее сопровождала и
вторая, и третья, а потом очередей стало очень много, можно было различить
сухие ружейные выстрелы, хлопки автоматов, глухие и гулкие удары -
по-видимому, ручные бомбы, - и, наконец, пулеметы. До нас, по-видимому,
дошло, что они уже не играют. Но у нас не было возможности обменяться
соображениями, поскольку было не расслышать и собственных голосов. Пим пум
банг ратата. Мы залезли под умывальник, я, сестра и мама.
сказать, что в наших комнатах находиться опасно и чтоб мы шли на их
половину. Мы переместились в другое крыло, где наша тетя Катерина рыдала,
потому что бабушка была где-то в поле...
демонстрацию.
моего тоже не было дома. Как потом мы узнали, он шел по центральной улице
городка, вскочил в какой-то подъезд и не знал как выбраться, потому что на
улице был самый настоящий полигон, ее простреливали из конца в конец. С
башни городской управы горстка чернобригадовцев утюжила площадь из пулемета.
В том же подъезде спасался бывший фашистский подеста городка. Он сказал, что
побежит домой, жил он близко, только за угол свернуть. Он выждал, когда было
затишье, выскочил из подъезда, поравнялся с углом и был скошен выстрелом в
спину с башни горуправы. Эмоциональная реакция моего папы, который, надо
сказать, помнил первую мировую войну, была такая:
настоящие воспоминания.
получил подтверждение. Особенно в последние месяцы, когда нас захлестнули
вымыслы одержимцев, и вообще в последние годы, когда Бельбо укутывал свою
разочарованность в вымыслы литературы, дни в *** оставались на особом месте
в его сознании как знаки реального мира, в котором пуля означает пулю, или
пролетит, или словишь, в котором враги выстраиваются стенка на стенку, и у
каждого войска свой цвет, или красный или черный, или хаки или серо-зеленый,
без двусмысленностей, по крайней мере, ему тогда казалось, что без них.
Мертвец есть мертвец есть мертвец есть мертвец. Не то что полковник Арденти,
то ли умер, то ли нет. Я подумал, что надо бы рассказать Бельбо о синархии,
которая уже в те годы расползалась повсюду. Не синархична ли была встреча
между дядей Карлом и полковником Терци, разведенными по разные стороны
фронта единой, по сути, силой - идеалистической рыцарственностью? Но я не
хотел отнимать у Бельбо его Комбре20.Эти воспоминания были сладки, потому
что говорили о единственной правде, встреченной им на пути, все сомнительное
начиналось после. Беда только (как он дал мне понять) в том, что даже в
моменты истины он оставался наблюдателем. Он наблюдал в воспоминаниях за тем
временем, в которое наблюдал рождение не-своей памяти, а исторической памяти
- памятилища тех историй, которые описать дано было не ему.
стоять выпрямившись в коридоре. Окно было вдалеке, этаж был второй, мне
ничего не угрожало, о чем я всем и заявил. И я чувствовал себя капитаном,
который остается на мостике, в то время как пули посвистывают и поют у него
над ухом. Но дядя Карло рассвирепел и грубо дернул меня, повалив на пол, я
уже готов был зареветь, потому что самого интересного меня лишили, и в этот
момент послышался звон стекла, три удара, стук в коридоре, будто кто-то
играл в теннис против стенки. Пуля влетела в окно, ударилась в водопроводную
трубу и рикошетировала на уровне пола ровно в то место, где я был за секунду
до того. Останься я там стоять, охромел бы на всю жизнь.
случае тоже выбирал не он. Его просто дернул дядя.
Свержин Владимир
Панов Вадим
Грабб Джеф
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Шилова Юлия