Чтение 86–й страницы книги ~Избранное~

Марча. - Я вижу у вас вечернюю газету, одну из тех
предприимчивых вечерних газет, которые выходят по утрам.
- Здесь начало речи лорда Меривейла в Бирмингеме, -
ответил Марч, передавая ему газету. - Только небольшой
отрывок, но, мне кажется, речь неплохая.
Харкер взял газету, развернул ее и заглянул в отдел
экстренных сообщений. Как и сказал Марч, там был напечатан
лишь небольшой отрывок, но отрывок этот произвел на сэра
Джона Харкера необычайное впечатление. Его насупленные
брови поднялись и задрожали, глаза прищурились, а жесткая
челюсть на секунду отвисла. Он как бы мгновенно постарел на
много лет. Затем, стараясь придать голосу уверенность и
твердой рукой передавая газету Фишеру, он сказал просто:
- Что ж, можно держать пари. Вот важная новость, которая
дает вам право побеспокоить старика.
Хорн Фишер заглянул в газету, и его бесстрастное,
невыразительное лицо также переменилось. Даже в этом
небольшом отрывке было два или три крупных заголовка, и в
глаза ему бросилось:
"Сенсационное предостережение правительству Швеции" и "Мы
протестуем".
- Что за черт, - произнес он свистящим шепотом.
- Нужно немедленно сообщить Гуку, иначе он никогда не
простит нам этого, - сказал Харкер. - Должно быть, он сразу
же пожелает видеть премьера, хотя теперь, вероятно, уже
поздно. Я иду к нему сию же минуту, и, держу пари, он тут
же забудет о рыбах. - И он торопливо зашагал вдоль берега к
переходу из плоских камней.
Марч глядел на Фишера, удивленный тем переполохом,
который произвела газета.
- Что все это значит? - вскричал он. - Я всегда
полагал, что мы должны заявить протест в защиту датских
портов, это ведь в наших общих интересах. Какое дело до них
сэру Исааку и всем остальным? По-вашему, это плохая
новость?
- Плохая новость, - повторил Фишер тихо, с непередаваемой
интонацией в голосе.
- Неужели это так скверно? - спросил Марч.
- Так скверно! - подхватил Фишер. - Нет, почему же, это
великолепно. Это грандиозная новость. Это превосходная
новость. В том-то вся и штука. Она восхитительна. Она
бесподобна. И вместе с тем она совершенно невероятна.
Он снова посмотрел на серо-зеленый остров, на реку и
хмурым взглядом обвел изгороди и полянки.
- Этот парк мне словно приснился, - проговорил Фишер, - и
кажется, я действительно сплю. Но трава зеленеет, вода
журчит, и в то же время случилось нечто необычайное.
Как только он произнес это, из прибрежных кустов, прямо
над его головой, появилась темная сутулая фигура, похожая на
стервятника.
- Вы выиграли пари, - сказал Харкер каким-то резким,
каркающим голосом. - Старый дурак ни о чем не хочет
слышать, кроме рыбы. Он выругался и заявил, что знать
ничего не желает о политике.
- Я так и думал, - скромно заметил Фишер. - Что же вы
намерены делать?
- По крайней мере, воспользуюсь телефоном этого старого
осла, - ответил юрист. - Необходимо точно узнать, что
случилось. Завтра мне самому предстоит докладывать
правительству. - И он торопливо направился к дому.
Наступило молчание, которое Марч в глубоком
замешательстве не решался нарушить, а затем в глубине парка
показались нелепые бакенбарды и неизменный белый цилиндр
герцога Уэстморленда. Фишер поспешил ему навстречу с
газетой в руке и в нескольких словах рассказал о
сенсационном отрывке. Герцог, который неторопливо брел по
парку, вдруг остановился как вкопанный и несколько секунд
напоминал манекен, стоящий у двери какой-нибудь лавки
древностей. Затем Марч услышал его голос, высокий, почти
истерический:
- Но нужно показать ему это, нужно заставить его понять!
Я уверен, что ему не объяснили как следует! - Затем более
ровным и даже несколько напыщенным тоном герцог произнес: -
Я пойду и скажу ему сам.
В числе необычайных событий дня Марч надолго запомнил эту
почти комическую сцену: пожилой джентльмен в старомодном
белом цилиндре, осторожно переступая с камня на камень,
переходил речку, словно Пикадилли. Добравшись до острова,
он исчез за деревьями, а Марч и Фишер повернулись навстречу
генеральному прокурору, который вышел из дома с выражением
мрачной решимости на лице.
- Все говорят, - сообщил он, - что премьер-министр
произнес самую блестящую речь в своей жизни. Заключительная
часть потонула в бурных и продолжительных аплодисментах.
Продажные финансисты и героические крестьяне. На сей раз мы
не оставим Данию без защиты.
Фишер кивнул и поглядел в сторону реки, откуда
возвращался герцог; вид у него был несколько озадаченный. В
ответ на расспросы он доверительно сообщил осипшим голосом:
- Право, я боюсь, что наш бедный друг не в себе. Он
отказался слушать: он... э- э... сказал, что я распугаю
рыбу.
Человек с острым слухом мог бы расслышать, как мистер
Фишер пробормотал что-то по поводу белого цилиндра, но сэр
Джон Харкер вмешался в разговор более решительно:
- Фишер был прав. Я не поверил своим глазам, но факт
остается фактом: старик совершенно поглощен рыбной ловлей.
Даже если дом загорится у него за спиной, он не сдвинется с
места до самого заката.
Фишер тем временем взобрался на невысокий пригорок и
бросил долгий испытующий взгляд, но не в сторону острова, а
в сторону отдаленных лесистых холмов, окаймлявших долину.
Вечернее небо, безоблачное, как и накануне, простиралось над
окружающей местностью, но на западе оно теперь отливало уже
не золотом, а бронзой; тишину нарушало лишь монотонное
журчание реки. Внезапно у Хорна Фишера вырвалось
приглушенное восклицание, и Марч вопросительно поглядел на
него.
- Вы говорили о скверных вестях, - сказал Фишер. - Что
ж, вот действительно скверная весть. Боюсь, что это очень
скверное дело.
- О какой вести вы говорите? - спросил Марч, угадывая в
его тоне что-то странное и зловещее.
- Солнце село, - ответил Фишер. Затем он продолжал с
видом человека, сознающего, что он изрек нечто роковое:
- Нужно, чтобы туда пошел кто-нибудь, кого он
действительно выслушает. Быть может, он безумец, но в его
безумии есть логика. Почти всегда в безумии есть логика.
Именно это и сводит человека с ума. А Гук никогда не
остается там после заката, так как в парке быстро темнеет.
Где его племянник? Мне кажется, племянника он действительно
любит.
- Глядите! - воскликнул внезапно Марч. - Он уже побывал
там. Вон он возвращается.
Взглянув на реку, они увидели фигуру Джеймса Буллена,
темную на фоне заката, он торопливо и неловко перебирался с
камня на камень. Один раз он поскользнулся, и все услышали
негромкий всплеск. Когда он подошел к стоявшим на берегу,
его оливковое лицо было неестественно бледным.
Остальные четверо, собравшись на прежнем месте,
воскликнули почти в один голос:
- Ну, что он теперь говорит?
- Ничего. Он не говорит... ничего.
Фишер секунду пристально глядел на молодого человека,
затем словно стряхнул с себя оцепенение и, сделав Марчу знак
следовать за ним, начал перебираться по камням. Вскоре они
были уже на проторенной тропинке, которая огибала остров и
вела к тому месту, где сидел рыболов. Здесь они
остановились и молча стали глядеть на него.
Сэр Исаак Гук все еще сидел, прислонившись к пню, и по
весьма основательной причине. Кусок его прекрасной, прочной
лески был скручен и дважды захлестнут вокруг шеи, а затем
дважды - вокруг пня за его спиной. Хорн Фишер кинулся к
рыболову и притронулся к его руке: она была холодна, как
рыбья кровь.
- Солнце село, - произнес Фишер тем же зловещим тоном, -
и он никогда больше не увидит восхода.
Десять минут спустя все пятеро, глубоко потрясенные, с
бледными, настороженными лицами, снова собрались в парке.
Прокурор первый пришел в себя; речь его была четкой, хотя и