АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
следует.
Так именно и сказал он, не способный когда-то слушать других и
привыкший, чтобы слушали его.
Я смотрел на Геннадия новыми глазами и не мог найти оценки его падению.
Земельбауэр предложил мне сесть за пристолик, а сам продолжал стоять.
Начался допрос.
Штурмбаннфюрер потребовал, чтобы арестованный рассказал подробно свою
биографию. И не лгал.
Геннадий поерзал на стуле и, гальванизированный страхом, ответил:
- Постараюсь говорить только правду.
Я как будто преодолел внутреннюю слабость и напряг разум, чтобы он был
в состоянии управлять до последней минуты моими чувствами, лицом, голосом,
глазами.
"До последней минуты". Я не ошибся. Это точная фраза. Именно - до
последней. Что эта минута подойдет, я уже не сомневался. Если Геннадий
провозгласил "Хайль Гитлер", от него можно ожидать всего. Но я еще не знал,
как поведу себя в эту последнюю минуту. Скорее всего выпрыгну в окно, а что
дальше - видно будет.
Геннадий говорил вялым, потухшим, каким-то надломленным голосом, очень
сумбурно, бессвязно, глотая окончания слов и причиняя мне острую, почти
физическую боль. Он рассказывал свою жизнь со дня рождения, не утаивая
ничего. Все это можно было прочесть в автобиографии, хранящейся в его личном
деле. Временами он спотыкался, как бы наткнувшись на какое-то препятствие,
терял нить мыслей и виновато моргал глазами. Потом поправлялся. Поначалу мне
казалось, что говорит он, не вдумываясь в смысл, но так лишь казалось.
Геннадий придерживался хронологии, вытаскивал из закоулков памяти такие
детали и подробности, о которых я бы ни за что не вспомнил.
Меня захлестывало чувство омерзения.
Пока он говорил только о прошлом и закончил сорок первым годом - своим
появлением в Энске.
Земельбауэр подмигнул мне, безусловно довольный ходом дела, а потом
потребовал:
- Назовите своих сообщников.
Я остановил на Геннадии долгий, пристальный взгляд. Он ощутил его. Мы
встретились глазами. Он смотрел на меня как завороженный.
"Молчи. Умри, но молчи, - предупреждали мои глаза. - Ты же мужчина, в
конце концов".
Геннадий молчал. Он, кажется, потерял дар речи и не мог обрести его
вновь.
Земельбауэр прошелся в ожидании до стенного сейфа, погладил рукой его
дверцу, вернулся и произнес:
- Знаете, господин хороший, меня страшно одолевает желание пощекотать
вас. Мне кажется, вы очень боитесь щекотки.
Глаза Геннадия сделались вдруг подвижными, суматошными, они забегали,
запрыгали, в них появился подленький, угодливый блеск.
- Ну? - подтолкнул его штурмбаннфюрер. Он повернулся к Геннадию и
замер, точно сеттер, учуявший запах дичи. Разность плеч его сейчас особенно
бросалась в глаза.
Наступила тишина.
Она походила на туго сжатую пружину, которая ежесекундно могла
расправиться.
Геннадий отвел глаза в сторону и назвал сразу три фамилии: Прокопа,
Прохора и Акима.
Но у штурмбаннфюрера была поистине дьявольская память. Ведь Прохор,
Прокоп и Аким - это сорок первый год. А сейчас сорок третий.
- Хотите отделаться покойниками?! - крикнул он. - Не выйдет. Мне
подавайте живых.
Меня знобило. Я смотрел на Геннадия, прищурив глаза. Его бледное,
осунувшееся и безвольное лицо с дрожащими губами, его скатавшиеся жирные
волосы, побитые сединой, его запуганные глаза - проступали как сквозь туман.
Что делать? Как закрыть рот этому трусу? Мозг мой напрягался,
изворачивался, пытался найти какой-то выход. Я понимал одно: я должен
предупредить Геннадия. Не глазами. Это до него не доходит. Я должен сказать
ему. Но как? Если штурмбаннфюрер по-русски ни бум-бум, то ведь дочь
Купейкина русская. Значит, надо под каким-либо предлогом удалить ее на
две-три минуты, на минуту наконец. Но откуда взять этот предлог? Попросить
принести воды? Вода стоит в графине. Папирос? Пачка лежит на столе,
достаточно протянуть руку. Я чувствовал свое бессилие. Сердце протестовало,
восставало против этого трагического бессилия. Это всегда бывает в тех
случаях, когда рассудок перестает повелевать и дает "сбой".
Начальник гестапо, как и всякий начальник, не любил долго ждать и не
терпел арестованных с непослушной памятью. Он крикнул на Геннадия:
- Вы что, язык проглотили?
Геннадий сидел под обстрелом трех пар глаз. Он опять открыл рот и
назвал Крайнего, Урала.
- Опять мертвецы! - воскликнул Земельбауэр. - Вы долго будете мне
морочить голову?
Теперь с мертвецами было покончено. Я затаил дыхание.
Геннадий покрутил нелепо головой, посмотрел куда-то вбок и почти
шепотом произнес:
- Лизунов, кличка Угрюмый... Биржа труда... Кузьмин, кличка
Перебежчик... Бильярдная... Казино... Маркер.
Шепот показался мне громом. В ушах звенело. И мысль пришла самовольно,
неожиданно и поздно: я протянул руку за сигаретами, нарочно, не глядя на
них, задел бокалообразную чернильницу и опрокинул ее. Купейкина вскрикнула и
вскочила, как обваренная кипятком. Чернила залили бумаги и стол.
- Вы с ума сошли! - воскликнула Валентина Серафимовна.
- Тряпку! Быстрее! - сказал я ей.
Она выбежала.
- Надо быть осторожнее, - заметил Земельбауэр.
"К черту осторожность", - подумал я и процедил сквозь зубы Геннадию:
- Слушай, ты. В кармане у меня граната. Ты меня знаешь. Еще одно имя -
и я уложу всех. И тебя.
Геннадий закрыл глаза. Его губы дрожали.
Земельбауэр подошел к столу, нажал кнопку звонка и поинтересовался:
- Что вы ему?
- Сказал, что все это из-за него, дурака. Пусть говорит все, иначе
потеряет язык.
- Потеряет! - усмехнулся гестаповец. - Вполне возможно. Все впереди.
В комнату вошли одновременно Купейкина с тряпкой в руке и дежурный по
отделению гестапо.
- Быстро наряд в казино! - приказал Земельбауэр дежурному. - Там маркер
в бильярдной. Кузьмин. Взять. Живым.
Допрос прервался. Купейкина вытерла чернила, привела в порядок бумаги.
Я опоздал. Это подтачивало мой дух. Я готов был кричать, биться головой
о стол, заведомо зная, что это не поможет. Трудно было измерить глубину
моего страдания.
- Быть может, сделаем перерыв? - предложил я. - Я чертовски голоден.
Рассчитывая на положительный ответ, я думал опередить гестаповский
наряд и предупредить Андрея.
- Ну что вы, - возразил Земельбауэр. - Между прочим, я тоже хочу есть.
Сейчас мы это организуем. - И он обратился к Купейкиной: - Устройте
несколько бутербродов и кофе. Только черный.
Переводчица вышла.
- Скажите ему, пусть думает, пока есть время.
Из всех зол надо выбирать наименьшее - гласит поговорка. Я сказал
Геннадию не то, о чем просил начальник гестапо:
- Предупреждаю. Если назовешь еще хоть одного, считай себя покойником.
Они-то тебя уж не убьют, ты купил себе жизнь, а я тебя угроблю.
- Я не могу, - простонал Геннадий.
Я топнул ногой:
- Молчи, сволочь.
- Что он там болтает? - спросил Земельбауэр.
- Говорит, что ему нечего думать. Он всех назвал.
- Врет?
- Не думаю. Для этого он недостаточно смел.
- Оригинально! Выходит, для вранья тоже нужна смелость?
- По-моему, да.
- Ну-ка, прочтите, что записала Купейкина.
За окном послышался шум отошедшей машины и треск мотоциклов. Все,
поздно. Андрей погиб.
Гестаповец расхаживал по кабинету. Он ничуть не волновался, проклятый
гунн. Он знал, что его опричники не ударят лицом в грязь. А у меня дрожали
ноги. Я сгреб листы протокола и начал читать вслух. В глазах двоилось. Я
читал, а думал об Андрее. Что еще я могу сделать, чтобы спасти его? Это была
пытка.
Вошедшая Купейкина застала меня за чтением. Губы ее зло сжались.
Поставив на пристолик термос и тарелку с бутербродами, она опять вышла.
Вышла и сейчас же вернулась с двумя стаканами.
Буквы прыгали передо мной, становились на дыбы. Я напрягал зрение.
Валентина Серафимовна наливала кофе в стаканы.
- Все очень хорошо, - произнес я по-русски. - Вы ничего не упустили.
- Скажите об этом ему, а не мне, - дерзко ответила она. Пришлось
угодить Купейкиной и похвалить ее перед начальником гестапо.
- Мне думается, что лучше и нельзя записать, - одобрил я протокол. -
Очень толково.
- Вы делаете успехи, фрейлейн, - высказал комплимент гестаповец.
Купейкина опустила глаза.
Земельбауэр взял бутерброд в одну руку, стакан - в другую и пригласил
меня следовать его примеру.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 [ 86 ] 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
|
|