Чтение 86–й страницы книги ~Умножающий печаль~

свой служебный компьютер в Интерполе. На русском языке. Пока все нормально,
никто мою тарабарщину на кириллице и смотреть не станет. А не приведи
Господь, случится что-нибудь со мной, там переводчики найдутся! И уверяю вас
- вот тогда генеральный секретарь сэр Раймонд Кендалл сюда сам пожалует. Так
что давайте разойдемся без матерщины и мордобоя...

- Н-да, хорошо ты используешь свой служебный пост, - вздохнул Кузьмич и
добавил: - На который я тебя, на свою голову, направил...

- Спасибо, я это помню. Что вы решили?

- А чего мне решать? Ты молодец - хорошим сыскарем стал. Но самый лучший
сыщик - это живой сыщик. Значит, шустрый, вумный и везучий. - Кузьмич думал
мгновение, потом добро, по-стариковски заперхал: - Да ладно, что ты, Сергей,
возбух, как геморрой! Если ты дашь мне слово, что этот бандюга здесь больше
не появится, - забирай его...

Вздохнул, печально помолчал и грустно сообщил:

- Все, Сережа, все затопил ледяной плывун безверия, половодье общего
обмана...

Он протянул мне руку, я взял его мясистую пухлую ладонь, наклонился и
плюнул ему в пригоршню. Сжал с силой его пальцы и тихо сказал:

- Будьте вы все прокляты, христопродавцы...

Подошел к Марине, глядящей широко открытыми глазами в выцветшее
августовское небо. Разноцветные радужки стали в смерти одинаковыми - почти
черными. Она улыбалась! Честное слово, она улыбалась!

Прости нас, дорогая девочка, ничего не изменить - разорвалась серебряная
цепочка. Наверное, это ты нас с Котом спасла на рассвете своим букетом
ненормальных цветов, лилий-стрелиций, похожих на птиц.

Поцеловал ее в теплый еще лоб и сказал Коту:

- Пошли.

Он смотрел на меня в упор, не понимая, что я ему говорю.

- Пошли, Кот!

- Куда? - спросил он. - Зачем?

- Не знаю. Может быть, ты захочешь рассчитаться за нее.

- Захочу, - кивнул он механически.

- Пошли, Кот! Здесь больше нельзя... Пошли, друг...

Кот взял в руки ее лицо, и голова Марины послушно повернулась к нему -
она улыбалась ему ободряюще и утешающе. У меня сердце зашлось.

Он поцеловал ее в эти всегда приоткрытые для поцелуя и смеха
чувственно-нежные губы, прикрыл ей ладонью глаза, и лицо ее сразу стало
строгим и успокоенным.

- Пошли, Кот...

Он встал, раскачиваясь как пьяный, подошел к затих шему бородачу,
опустился на колени, положил ему руку на лоб, тихо сказал:

- Прощай, Карабас... Прости, дружище...

АЛЕКСАНДР СЕРЕБРОВСКИЙ:

ДО СВИДАНИЯ

Ну что же, Марьяша, жизнь моя прошедшая, горькая моя любовь неутоленная,
острое мое, щемящее счастье, - давай попрощаемся.

Последний раз мы с тобой наедине.

Больше нам уже не быть вдвоем - с утра повалит толпа злорадных
соболезнователей, лицемерных утешителей, а потом будут официальные
государственные похороны - все то и все те, кого ты остро ненавидела. Кортеж
длиной в пол-Москвы, море цветов, реки венков. А пожалеет тебя, может быть,
только прислуга в доме - они тебя любили, по темноте своей считали простой
русской душой, забубенной пьющей бабой.

Ты переиграла меня, обманула, ушла непобежденной. Простое, нелепое
объяснение - да не любила ты меня!

А я тебя любил больше жизни.

Я не вру тебе - нельзя хвастаться слабостями, а это моя слабость.

Как наркотик.

Давным-давно ведь знал - нам лучше расстаться, эмоциональная абстиненция
всегда была сильнее, не мог я вырвать тебя из себя.

Любил больше жизни, готов был всегда умереть с тобой в один день.

Но ты мне не верила. И правильно делала.

Потому что умереть я был готов, а поменять свое дело, мое жизненное
призвание на жизнь с тобой - ни за что!

И сейчас, когда ты перешагнула порог всех тайн, я признаюсь тебе - лучше
пусть будет так, чем если бы ты ушла с Котом.

Прости меня, но никто из нас не волен изменить себя. И подчинить судьбу.

По законам античности Герой бессилен перед Роком.

Секретарша Надя пожалела, она хотела "подготовить" меня к страшной вести
- сказала, что ты ранена. Но я сразу знал, что тебя больше нет.

Потому что вместе с тобой умерли остатки моей души. Острая боль, похожая
на инфаркт.

Какое-то время я буду болеть, как чахоточник, отхаркивать омертвелые
куски души, потом сердечное кровотечение утихнет, на том месте, где была
душа, возникнет твердый рубец, похожий на пяточную мозоль.

Тогда я вернусь к своей работе. Я буду дальше держать на плечах свод
мира.

Это не я выбрал себе такое странное занятие. Меня сюда поставила судьба.
И я буду стоять, дожидаясь, пока подрастет сын Иван Александрович
Серебровский, чтобы ему - единственному любимому на земле человечку -
переложить на плечи этот невыносимый груз, это проклятие, всегдашнюю боль и
грех, эту великую миссию. Избранничество.

За что?

Зачем?

И согласится ли он взять ее?

Не знаю.

Но я буду стоять. На том месте, где ты оставила меня, мой срезанный
цветок, мое улетевшее облачко, моя умершая душа, моя ушедшая весна...

Оттуда, куда ты ушла, взглядом, свободным от пристрастий, зла и суеты,
посмотри на меня. Ты увидишь, что я не злодей. Хирург ножом и болью несет
исцеление. Уляжется пыль и летящие обломки смутного времени, и люди узнают,
и ты увидишь, как много важного, нужного, тягостного и доброго сделал я. И
там, в новом воплощении, ты дашь мне то, что я так и не смог получить здесь,
- твою любовь.

Это и будет Рай. Я заслужил его своим адом здесь. Ибо сказано навек:
вершителям Добра будет Добро, и ни пыль, ни бесславие не покроет их лиц, и
будут они жители Рая, в котором пребудут вечно...

До свидания, моя любовь.

До свидания в Раю...

КОТ БОЙКО:

РЫВОК

Заходящее солнце раскалило Серегино лицо до индейской красноты. Строго,
не отрываясь, смотрел он перед собой на дорогу, шевелил беззвучно сухими
губами - с собой разговаривал.

- Марина знала бездну стихов, - почему-то вспомнил он. - Часто со смехом
повторяла Белого: "Жизнь, говорил он, стоя средь зеленеющих могилок, -
метафизическая связь трансцендентальных предпосылок"...

- А я все хотел тебя спросить или в словаре посмотреть - что это значит?
Но так и не удосужился. И сейчас не знаю, что это за метафизика...

- Плюнь, забудь! - посоветовал Серега. - Не нужно это тебе...

- Наверное... Страшное дело - у людей самые разные таланты, а у меня один
- здоровье! На кой он мне? Надоело мне все, Серега!

- Пройдет, - пообещал он твердо.

- Знаешь, я последний раз по найму работал лет двенадцать назад. И так я
надоел своими фокусами руководству, что когда подал заявление об уходе по
собственному желанию, мой начальник Фима Головчинер наложил резолюцию: "С
наслаждением!"

- Ты это к чему?

- Не знаю... Иногда мне кажется, что это Фортуна расписалась на моем
заявлении...

Серега недовольно покачал головой:

- Не разговор! Сейчас тебе надо собраться... Как никогда!

- Зачем, Серега?

- Пока Сафонов не опомнился. Он сам напуган, поэтому дал слабину и
выпустил нас. Это ненадолго... Сегодня-завтра тебя начнет искать вся
милиция...

- Для чего?

- Тебя загребут - поводов достаточно - и придушат в камере. Вопрос будет
решен радикально, - серьезно сказал Серега.

- И что мне делать? Собравшись, как ты говоришь...

- Сваливать! Осталась узенькая щель - в нее надо проскользнуть. Если
удастся...

- Каким образом?

- Мы сейчас приедем в аэропорт, купим билет на первый зарубежный рейс, и
ты улетишь по моим документам. С удостоверением Интерпола тебя не станут
особенно проверять. Пройдешь...

Серега говорил это обыденно, спокойно-деловитым тоном, как о вещи,
хорошо, основательно продуманной. И не допускающей обсуждения.

- Спасибо, Верный Конь! - положил я ему руку на плечо. - Не буду я это
делать. Тебя сотрут в прах...

- Бог не выдаст, свинья не съест - не сотрут, зубы изломают!

- Серега, ты отдаешь себе отчет, что будет, когда выяснится - по твоим
документам убежал разыскиваемый уголовник?

- Ничего не выяснится. Во-первых, тебя сейчас еще не ищут. Надеюсь! А
во-вторых, я завтра официально заявлю, что все мои документы украли.
Конечно, не поверят и вышибут из конторы. Так я и сам решил уходить!
Резолюция "С наслаждением!" мне гарантирована...

Серега свернул с Ленинградки на указатель "Аэропорт Шереметьево-2".
Громадный биллборд обещал, что все наши проблемы решит корейская компания
"Сань"". Может быть. Кто их знает. Во всяком случае, ясно, что в моей жизни