Чтение 86–й страницы книги ~Эроусмит~

Мак-Герка от меня мало проку - тут у вас все так сложно. Но ведь я
помогала тебе в Наутилусе - помогала, правда? - и, может быть, на
Сент-Губерте... - голос ее звучал голосом женщины, охваченной полуночным
страхом, - может быть, ты там не найдешь никого, кто стал бы оказывать
тебе даже такую маленькую помощь... Я буду стряпать, я буду делать все...

- Дорогая, не отягчай положения. И так будет не легко...

- Ну тебя к черту, Рыжик Эроусмит! Не смей повторять эти старые
дурацкие слова, которыми мужья испокон веков дурят головы женам! Не такая
я жена, и не такой ты муж! Ты скверный муж! Я у тебя в загоне. Ты только
тогда и замечаешь, что на мне надето, когда у меня отлетит какая-нибудь
подлая пуговица (как это они отлетают, не пойму, когда вечно за ними
следишь и пришиваешь), и тогда ты на меня орешь. Но мне все равно. Ты для
меня лучше всякого порядочного мужа... Все равно. Я еду.

Готлиб возражал, Сонделиус метал громы, Мартин терзался, но Леора
все-таки поехала, и Готлиб (единственный случай, когда он сумел
использовать свое положение директора) зачислил ее "секретарем и
техническим сотрудником Мак-Герковской Комиссии по Применению
Противочумного Бактериофага на Малых Антильских островах" - и любезно
назначил ей жалованье.

За день до отбытия комиссии Мартин попробовал настоять, чтобы Сонделиус
сделал себе первую инъекцию фага. Сонделиус отказался.

- Нет, я к нему не притронусь, пока не уговорю вас стать гуманным,
Мартин, и дать его каждому на Сент-Губерте. И уговорю. Подождем, когда вы
увидите, как они мучаются тысячами. Вы еще ничего подобного не видали.
Тогда вы забудете о науке и постараетесь спасти каждого. Вы не привьете
мне фаг, пока не согласитесь привить его также всем моим чернокожим
друзьям.

В тот же день Готлиб вызвал к себе Мартина. Замявшись, он начал:

- Итак, завтра вы отправляетесь в Блекуотер.

- Да, сэр.

- Гм! Вы, может быть, не скоро вернетесь. Я... Мартин, вы мой самый
старый друг в Нью-Йорке, вы и моя добрая Мириам. Скажите мне, вы и Терри
считали сперва, что мне не следует принимать пост директора; но теперь-то
вы понимаете, что я был прав?

Мартин широко раскрыл глаза, потом поспешил сказать ту утешительную
ложь, которую хотел услышать Готлиб.

- Я рад, что фы так думаете. Фы издавна знаете, чего я хочу добиться. Я
делаю много промахов, но мне кажется, институт за последнее время
приобретает подлинно научное лицо - после этой погони за рекламой, которую
разводили здесь Табз и Холаберд... Я все думаю, как бы мне уволить
Холаберда, этого щеголя от науки? Если бы только он не был так коротко
знаком с Капитолой... Знаком домами - так это у них называется? - но не в
этом суть...

Многие тут говорят, что Макс Готлиб не может справиться с детской
задачей управления институтом. Ух! Покупать блокноты! Нанимать поденщиц
для подметанья полов! Или нет - полы подметают поденщицы, которых нанимает
комендант, nicht wahr? [не так ли? (нем.)] Не в том суть...

Я не сердился, когда вы и Терри сомневались. У каждого, считал я
всегда, может быть свое мнение. Но меня радует... Я очень люблю вас, мои
мальчики, только вы двое и были для меня настоящими сыновьями!.. (Готлиб
положил свою увядшую руку на плечо Мартина.) И меня радует, что вы теперь
видите, как я начинаю создавать настоящий научный институт. Однако у меня
есть враги. Да, Мартин, если бы я рассказал вам, какие тут ведутся против
меня подкопы, вы решили бы, что я шучу...

Даже Йио. Я его считал своим другом. Считал его настоящим биологом. И
вот как раз сегодня он приходит ко мне и говорит, что не может получить в
достаточном количестве морских ежей для опытов. Точно я могу сделать ему
морских ежей из воздуха! Он сказал, что я скуплюсь ему на материалы. Я! Я,
который всегда отстаивал... Мне не важно, сколько платят ученому, но я
всегда воевал с этим болваном Сильвой и со всеми, со всеми моими
врагами...

Вы не знаете, Мартин, сколько у меня врагов! Они не смеют выйти с
открытым лицом. Они улыбаются мне, а сами перешептываются... Я покажу
Холаберду... он вечно подкапывается под меня и старается склонить на свою
сторону Перл Робинс, но она хорошая девочка, она понимает, что я делаю, но
только...

С растерянным видом Готлиб пристально поглядел на Мартина, точно не
совсем его узнавая, и продолжал просительно:

- Мартин, я старею... не годами, нет... это ложь, будто мне за
семьдесят... но у меня заботы. Вы не обидитесь, если я дам вам совет, как
я не раз давал их вам за эти годы. Хоть вы уже не школьник в Куин-Сити...
нет, это было в Уиннемаке. Вы - взрослый человек и прирожденный
бактериолог. Однако...

Будьте тверды и не давайте ничему, ни даже собственному доброму сердцу,
испортить ваш опыт на Сент-Губерте. Я теперь не высмеиваю гуманность, как
раньше; мне теперь думается иногда, что у пошлого и самовлюбленного
человечества, пожалуй, не меньше грации и вкуса, чем у кошек. А раз это
так, то нужны знания... На свете, Мартин, очень много добрых, сердечных
людей, но очень мало таких, кто прибавил что-то к нашим знаниям. Вам
представляется случай! Вы можете оказаться человеком, который положит
конец чуме, и, может быть, старый Макс Готлиб помог вам кое-чем, а? Не так
ли?

На Сент-Губерте вам нельзя быть только хорошим врачом. Вы должны
проникнуться жалостью к ряду грядущих поколений, такою жалостью, чтоб она
дала вам силу не поддаваться жалости к людям, которые будут умирать у вас
на глазах.

Умереть... Это значит - найти покой.

Пусть ничто - ни прекрасная жалость, ни страх перед собственной смертью
- не помешает вам довести до конца ваш опыт с чумой. И вы, как мой друг...
Если вы это исполните, то, значит, мое директорство все-таки что-то дало.
Если бы я хоть чем-нибудь мог оправдать...

Когда Мартин с болью в сердце вернулся в свою лабораторию, там поджидал
его Терри Уикет.

- Слушай, Худыш, - выпалил Терри, - я забрел сюда сказать тебе одно:
ради святого Готлиба, веди свои записи о фаге как можно полней, изо дня в
день - и непременно чернилами!

- Терри, ты, кажется, хочешь сказать, что у меня изрядные шансы не
вернуться самому с моими записями?

- Еще чего! - сказал неуверенно Терри.

Эпидемия на Сент-Губерте, видимо, усилилась, так как накануне отбытия
Мак-Герковской Комиссии доктор Инчкеп Джонс объявил остров под карантином.
Приезжать разрешалось, но никто не мог уезжать. Он сделал это, невзирая на
все сомнения губернатора сэра Роберта Фэрлемба и на протесты содержателей
гостиниц, которые наживались на туристах, уволенного крысолова, который
возил их на "форде", Келлета-Красной Ноги, который продавал им билеты, и
всех остальных представителей здоровой коммерции на Сент-Губерте.

Кроме заготовки ампул с фагом и люеровских шприцев, Мартин в связи с
отъездом в тропики заготовил кое-что и лично для себя. Он в семнадцать
минут купил белый костюм, две новых рубашки и, - так как Сент-Губерт
принадлежит Англии, а Мартин слышал, что все англичане ходят с тростью, -
палку из бамбука, ничуть не уступавшего, по словам продавца, настоящему
малайскому.

Итак, зимним утром Мартин, Леора и Густав Сонделиус пустились в путь на
мак-герковском пароходе "Сент-Бариан" в шесть тысяч тонн водоизмещения,
который вез на Малые Антильские острова машины, муку, треску и автомобили,
чтобы забрать оттуда патоку, какао, авокадо, тринидадский асфальт. Человек
двадцать туристов, не больше, отправлялись в круговую поездку, провожающих
почти не было.

Пристань Мак-Герковского Пароходства находилась в Южном Бруклине, в
районе бурых безличных домов. Над грязным снегом нависло бесцветное небо.
У Сонделиуса был очень довольный вид. Когда они подкатили к пристани,
запруженной кожами, и ящиками, и грустными пассажирами третьего класса, он
выглянул из набитого багажом такси и объявил, что нос "Сент-Бариана" -
все, что было видно от судна, - напоминает ему испанский пароход, на
котором он когда-то посетил острова Зеленого Мыса. Но Мартину и Леоре,
начитавшимся о трагических расставаниях на пристани, о стюардах,
проносящихся с охапками цветов, о герцогах и разведенных баронессах,
настигнутых репортерами, и об оркестрах, играющих "Звездное знамя", - им
"Сент Бариан" показался неромантичным, и его обыденность - какой-то паром!
- навела на них уныние.

Один только Терри приехал их проводить - с коробкой конфет для Леоры.

Мартин никогда не плавал на судне больше моторной лодки. Он смотрел
большими глазами вверх на черную стену борта. Когда поднимались по
сходням, у него возникло чувство, точно он отрезает себя от надежной,
знакомой земли, и его смутило равнодушие более бывалых пассажиров,
спокойно глядевших на него сверху. На борту ему показалось, что полубак
похож на склад торговца старым железом, что "Сент-Бариан" слишком кренится
на один бок и что даже у пристани судно неприятно покачивает.

Презрительно фыркнул гудок; отдали концы. Терри стоял на молу, пока
пароход с Мартином, Леорой и огромным Сонделиусом, свесившимся через борт,
не проскользнул мимо него; потом он резко повернулся и побрел прочь.

Мартин четко осознал, что плывет опасным морем к опасной чуме; что нет