частых посетителей этих вод, больших морских орлов, тучи морских коньков,
похожих на шахматных коней, угрей, извивавшихся, как фейерверочные змейки,
полчища крабов, плывших в наклонной плоскости, скрестив клешни на панцире,
наконец стаи касаток, соперничавших с "Наутилусом" в быстроте. Но,
конечно, о наблюдении, изучении, классификации не могло быть речи.
восхода луны море окутал мрак. Ужасная сцена разгрома все время воскресала
в моем воображении.
бассейне Северной Атлантики? Все время шедший с непостижимой скоростью!
Все время в полупотемках! Дойдет ли он до шпицбергенских кос, до круч
Новой Земли? Пройдет ли по неведомым морям - по Белому и Карскому, по
Обскому заливу, архипелагам Ляхова, вдоль неизвестных берегов Азиатского
материка? Трудно сказать. Не знаю, сколько прошло времени. Время
остановилось на судовых часах. Казалось, день и ночь шли не обычным
чередом, а как в полярных странах. Я чувствовал себя во власти
фантастического мира, где так свободно вращалось больное воображение
Эдгара По. Каждую минуту я был готов увидеть мифического Гордона Пима,
"эту туманную человеческую фигуру, гораздо большего объема, чем у любого
обитателя земли, распростертого поперек водопада, который преграждает
доступ к полюсу!"
длился пятнадцать или двадцать дней, и неизвестно, сколько бы он
продолжался, если бы не катастрофа, закончившая это путешествие. О
капитане Немо не было ни слуху ни духу. О помощнике капитана - не больше.
Ни один человек из экипажа не появлялся ни на одну секунду. Почти все
время "Наутилус" держался под водой. Когда он поднимался на поверхность,
чтобы обновить воздух, створы открывались и закрывались автоматически. Ни
одной отметки на карте. Я не имел понятия, где мы находимся.
Конселю не удавалось выжать из него ни одного слова, и он боялся, как бы
канадец в припадке безумия или под влиянием невыносимой тоски по родине не
покончил самоубийством. Он следил за ним, не оставляя его ни на одну
минуту.
заснул, но сном болезненным, тяжелым. Когда я пробудился, я увидал Неда,
который нагнулся надо мной и шепотом сказал:
Можно сказать, что на судне все оцепенели. Вы будете готовы?
двадцати миль к востоку.
посудинке с "Наутилуса" меня нисколько не пугает. Я сумею незаметно
перенести в шлюпку немного еды и несколько бутылок с водой.
не убьют.
удержаться на ногах, - так сильно били волны. Небо не предвещало ничего
хорошего, но, раз в этом густом тумане была видна земля, надо бежать. Мы
не могли терять ни дня, ни часа.
Немо, желая и не желая его видеть. Что я ему скажу? Смогу ли скрыть
невольный ужас, какой внушал он мне? Нет! Лучше не встречаться лицом к
лицу! Лучше забыть его! А все-таки!..
на "Наутилусе"! Я оставался один. Нед Ленд и Консель избегали говорить со
мной, чтобы не выдавать себя.
отвращение, я принуждал себя, чтобы не ослабеть. В половине седьмого Нед
вошел ко мне в каюту. Он сказал:
Мы воспользуемся темнотой. Приходите в лодку. Консель и я будем вас ждать.
северо-северо-восток с пугающею скоростью на глубине пятидесяти метров.
произведения искусства, теснившиеся в этом музее, на эти бесподобные
коллекции, обреченные когда-нибудь погибнуть на дне моря вместе с тем, кто
их собрал. Мне хотелось запечатлеть их навсегда в моей памяти. Так я
провел здесь целый час; залитый струями света, падающего с потолка, я все
ходил и любовался сокровищами, сиявшими в своих витринах.
костюм. Собрал свои записки и спрятал их на себе. Сильно билось сердце. Я
не мог умерить его стук. Мое смущение, мое волнение не ускользнули бы,
конечно, от капитана Немо.
шаги. Немо был у себя. Он не ложился спать. При каждом его движении мне
все казалось, что он вот-вот появится передо мной и спросит: "Почему
хотите вы бежать?" Я пугался малейшего звука. Воображение преувеличивало
мои страхи. Это болезненное состояние настолько обострилось, что я не раз
спросил себя: не лучше ли войти к капитану, стать перед ним и вызывающе
взглянуть ему в лицо?
койку, чтобы ослабить физическое возбуждение. Нервы успокоились, но мой
разгоряченный мозг работал, - в нем быстро проносились воспоминания о
жизни на борту "Наутилуса"; перед моим духовным взором промелькнуло все,
что случилось после Моего исчезновения с "Авраама Линкольна", все
происшествия, плохие и хорошие; я снова увидал: подводные охоты, пролив
Торреса, берега Папуасии, мель, коралловую гробницу, Суэцкий канал,
Санторинский остров, критского ловца, бухту Виго, Атлантиду, ледяной
затор, Южный полюс, ледяную тюрьму, бой со спрутами, бурю в Гольфстриме,
"Мстителя" и ужасное зрелище корабля, потопленного вместе с экипажем! Все
эти события развертывались перед глазами, как движущаяся декорация на
театральном заднем плане. И в этом своеобразном окружении фигура капитана
возрастала непомерно. Его личность выделялась и получала сверхчеловеческие
соотношения. Он становился не подобием меня, а властелином вод, гением
морей!
чтобы не дать ей лопнуть. Мне не хотелось думать. Еще полчаса ожидания!
Полчаса такого кошмара, что можно сойти с ума!
гармонию вроде заунывной песни, истинный плач души, готовой порвать земные
связи. Я слушал всем существом своим, едва дыша и отдаваясь целиком тому
же музыкальному восторгу, какой, бывало, увлекал и капитана Немо в
нездешний мир.
был в салоне, а мне, чтобы бежать, надо пройти через салон. И там я
встречусь с ним в последний раз, он меня увидит, а может быть, заговорит!
Он может уничтожить меня одним жестом, приковать к борту одним словом!
присоединиться к моим друзьям. Не могло быть колебаний, хотя бы капитан
Немо стоял передо мной. Я отворил дверь очень осторожно, и все-таки мне
показалось, что она вращается на петлях с ужасным скрипом. Возможно, этот
скрип был лишь игрой моего воображения!
останавливаясь, чтобы сдержать сердцебиение. Я добрался до угловой двери
салона и тихонько приотворил ее. Полный мрак царил в салоне. Слабо звучали
органные аккорды. Капитан Немо сидел у органа. Он не видал меня. Мне
кажется, он не заметил бы меня даже при полном свете, настолько он весь
ушел в свое восторженное состояние.
шум мог меня выдать. Понадобилось пять минут, чтобы добраться до главной
двери, ведущей в библиотеку. Я уже собрался отворить ее, как вдруг
глубокий вздох капитана Немо приковал меня на месте. Я понял, что он
вставал. Мне даже удалось, хотя и смутно, разглядеть его, поскольку тонкий
луч света из освещенной библиотеки проникал в салон. Капитан шел по
направлению ко мне, молча, скрестив на груди руки, как-то скользя, а не
шагая, точно призрак. Его стесненная грудь вздымалась от рыданий. И мне
послышались его слова, последние, дошедшие до моего слуха:
трапу и по верхнему проходу добрался до лодки. Я проник в нее сквозь
отверстие, уже впустившее туда моих товарищей.
"Наутилуса", и закрепили его гайками при помощи английского ключа, которым
запасся Нед Ленд. Таким же образом закрыли и отверстие для лодки, а затем
канадец стал отвинчивать гайки, еле соединявшие нас с "Наутилусом".