Чтение 87–й страницы книги ~Патруль времени~

День за днем Найэрда проводила в обществе созданных ею тюленей, китов
и рыб. С ее пальцев соскальзывали и устремлялись на волю ветра чайки и
кружева морской пены. А на окраине мира под песнь Найэрды плясали ее
дочери. Песнь ее вызывала дождь с небес или свет, дрожащий на волнах. А
когда с востока накатывалась тьма, она отдыхала на своем укрытом мраком
ложе. Но часто она поднималась рано, задолго до восхода солнца, чтобы
наблюдать за своим морем. Свет утренней звезды озарял ее чело.

И вот однажды на морской берег приехал Фрейр.

- Найэрда, отзовись! - закричал он. Ответил ему только прибой. Тогда
он поднес к губам рог Гэзерера и подул в него. С криками взлетели со скал
бакланы. Затем он вынул меч и ударил плашмя по боку быка Землевержца, на
котором сидел. От рева быка забили родники и мертвые властители проснулись
в своих курганах.

И тогда Найэрда отозвалась. Во гневе, окутанная туманом, она приплыла
на ледяной глыбе, держа в руке сеть, которой ловила корабли.

- Как ты смел меня потревожить? - обрушила она на него холодные,
тяжелые как град слова.

- Я хочу стать твоим мужем, - ответил он. - Сияющий издали свет твоей
груди ослепил меня. Я отослал свою сестру прочь. Земля страдает, и вся
растительность сохнет из-за жара моей страсти.

Найэрда рассмеялась.

- Что можешь ты дать мне, чего нет у моего брата?

- Дом под высокой крышей, - сказал он, - богатые приношения, горячее
мясо на подносах и жаркую кровь в кубках, власть над посевом и жатвой, над
зачатием, рождением и смертью.

- Великолепные дары, - согласилась она. - Но что, если я все-таки их
отвергну?

- Тогда на суше прекратится жизнь, и все живое, погибая, проклянет
тебя, - предостерег он. - Стрелы мои взлетят к коням Колесницы Солнца и
сразят их.

И тогда она рухнет, объятая пламенем, море вскипит, а потом замерзнет
от холода вечной ночи.

- Нет, - сказала она. - Прежде я обрушу волны на твои владения и
затоплю их.

И они оба замолчали.

- Силы наши равны, - наконец произнесла она. - Так не будем нарушать
мир. Я приду к тебе весной с дождем, моим приданым. И пребудем мы на суше,
благословляя ее. А твоим даром мне будет этот бык, на котором ты сидишь.

- Это непомерно великий дар, - возразил Фрейр. - Его скрытая мощь
наполняет земное лоно. Он разгоняет врагов, бодает и топчет их, опустошает
их поля. Скалы дрожат под его копытами.

- Можешь оставить его на суше и ездить на нем, как и прежде, -
ответила Найэрда, - пока он мне не понадобится. Но бык будет моим, и в
конце концов я призову его к себе навсегда.

Помолчав немного, она добавила:

- Каждую осень я буду покидать тебя и возвращаться в море. Но весной
приходить опять. Так будет в этот раз и каждый грядущий год.

- Я надеялся на большее, - сказал Фрейр, - но думаю, что если мы не
объединимся, боги войны разгуляются еще пуще. Пусть будет по-твоему. Жду
тебя, когда солнце повернет на север.

- Я приду к тебе по радуге, - клялась Найэрда.

Так было. И так есть.

Вид с крепостных валов Старого Лагеря наводил на мрачные мысли. На
востоке узкой лентой поблескивал обмелевший в этом году Рейн. Германцы
легко переправились через него, а суда с припасами для укреплений на левом
берегу часто садились на мели и порой, не успев сняться с них, попадали в
руки врага. Будто бы даже реки, извечные защитницы Империи, оставили Рим.
В лесах на том берегу, в рощах на этом листья уже бурели и начинали
опадать. Хлеб на полях засох - еще до того, как война превратила их не в
грязь, а в серую пыль, заносившую черные пепелища.

Теперь эта почва принесла новый урожай: проросли зубы дракона, и
навалили варварские орды. Рослые светловолосые воины толпились вокруг
принесенных из священных рощ - мест кровавых жертвоприношений - тотемов,
шестов и носилок с черепами или вырезанными из дерева грубыми
изображениями медведей, кабанов, зубров, лосей, оленей, рысей и волков.

Закатный свет отражался от наконечников копий и щитов, от редких
шлемов и от еще более редких кольчуг или панцирей, снятых с убитых
легионеров. Большинство было без оружия - в куртках и узких штанах либо
голые по пояс, может, с накинутыми на плечи мохнатыми звериными шкурами.
Они ворчали, рычали, огрызались, горланили, вопили, топали, и звуки эти
напоминали дальние, но приближающиеся раскаты грома.

Действительно дальние. Скользнув взглядом по теням, протянувшимся к
варварам, Муний Луперк разглядел длинные волосы, стянутые в узел на
затылке. Так заплетали их свебские [свебы - собирательное название ряда
племен в северо-восточной Германии] племена в центральной части Германии.
Однако свебов было немного: должно быть, лишь небольшие отряды последовали
сюда за дерзкими вождями, но это показывало, как далеко достиг призыв
Цивилиса [Цивилис, Юлий, или Клавдий Цивилис, знатный батав, руководивший
восстанием германских и кельтских племен против римлян в 69 - 70 годах].

Большинство заплетало свои гривы в косы, некоторые красили их в рыжий
цвет или умащивали так, что они торчали на галльский манер, - видимо,
батавы, каннинефаты, тунгры, фризы, бруктеры [батавы, каннинефаты, тунгры,
фризы, бруктеры и др. - племена, жившие в Европе на территории нынешних
Нидерландов, Бельгии и др. стран]. Остальные - местные и потому особо
опасные - не столько своей численностью, сколько знанием тактики римлян.
Ого, а вон конный отряд тенктеров [тенктеры - германское племя в нижнем
течении Рейна] - вылитые кентавры: копья с вымпелами подняты, топоры
приторочены к седлам. Конница восставших!

- Жаркая сегодня будет ночь, - сказал Луперк.

- Откуда ты знаешь, господин? - голос ординарца звучал не совсем
твердо.

Совсем еще мальчишка, взятый на это место второпях после гибели
опытного Рутилия. Когда пять тысяч солдат (не считая тройного количества
рабов и прочего населения лагерей) отступают с поля боя в ближайшее
укрепление, хватаешь то, что подвернется под руку.

Луперк пожал плечами.

- Привыкнешь понимать, что у них на уме.

Были и более существенные признаки. Рядом с рекой, позади скопища
мужчин на этой стороне, вился дымок походных котлов. Женщины и дети из
ближайших районов собрались, чтобы вдохновлять своих мужчин на битву.

Сейчас у них возобновились причитания по покойным. Луперк
прислушивался. Они звучали все громче и отдавались далеко вокруг, похожие
на визг пилы, с подспудным ритмом: ха-ба-да ха-ба, ха-ба-да-да. В хор
вступали новые голоса, и все больший хаос смерчем раскручивался над
станом.

- Я не думаю, что Цивилис решится напасть сегодня, - произнес Алет.
Луперк освободил ветерана-центуриона [центурион - начальник центурии
(отряд в сто человек в древнеримском войске)] от командования остатками
его отряда и назначил в свой штаб советником. Алет показал на частокол,
торчащий над земляным валом. - Две последние атаки довольно дорого ему
обошлись.

Там валялись трупы: вздувшиеся, бесцветные, в мешанине вывалившихся
кишок и запекшейся крови, разбитого оружия, обломков примитивных укрытий,
под которыми варвары пытались штурмовать ворота. Местами трупы заполнили
ров. Из раскрытых ртов вывалились языки, объедаемые муравьями и жуками. У
многих вороны уже выклевали глаза. Несколько птиц все еще пировали,
насыщаясь перед наступлением ночи. Носы уже притерпелись к запаху и
морщились, только когда ветер нес его прямо в лицо, а в приближающейся
ночной прохладе запах становился все слабее.

- У него достаточно подкреплений, - ответил Луперк.

- И все-таки, господин, он не дурак, не безрассудная голова, разве не
так? - настаивал центурион. - Он двадцать лет ходил с нами в походы, а то
и больше. Я слышал, он отличился в Италии и удостоен был такого высокого
звания, какое только возможно для наемника. Он должен знать, что у нас на
исходе еда и другие припасы. Одолеть нас с помощью голода умнее, чем
губить понапрасну воинов и осадные орудия.

- Верно, - согласился Луперк. - Я уверен, что именно так он и
собирался поступить после неудачной попытки. Но он не может командовать
этими дикарями, как римлянами, насколько тебе известно. - И сухо добавил:
- Наши легионеры в последнее время тоже грешат непослушанием, не так ли?

Он перевел взгляд в центр пространства, вокруг которого
сосредоточились вражеские орды. Там, где люди отдыхали возле штандартов
своих соединений, блестел в лучах заходящего солнца металл; лошади на
привязи спокойно ели овес; только что сооруженная из сырого дерева, но
достаточно прочная осадная башня стояла наготове. Там расположился Клавдий
Цивилис, служивший ранее Риму, и предводители племен, его союзники,
перенимающие опыт римского военачальника.

- Что-то снова взбудоражило германцев, - продолжал легат [помощник
полководца или наместника провинции]. - Какая-то новость. Они
воодушевлены, или раздражены, или... что-то другое. Хотел бы я знать, что
именно. Но, повторяю, нас ждет горячее сражение. Надо готовиться.

Он спустился с наблюдательной башни - словно погрузился в мир тишины