Возможно, ты мне поможешь.
бывает на случай, если захватят стан.
бегать по скалам.
Тафру. Жаровня высвечивала бисеринки пота на ее незакрытом лице, словно
маленькие самоцветы из красного стекла. Она извивалась и бормотала про
себя, а затем внезапно напряглась и начала серию ужасных кряхтений, все
более и более громких, пока наконец муки ее не достигли предела, после
чего она снова пронзительно закричала - так, как я услышала ее от самого
водопада.
про Илку, девушку, умершую в ущелье, и осталась недвижима. Кроме того, что
я могла теперь сделать? Котта сняла котелок с жаровни, вылила густую
жидкость в глиняную чашу и отнесла ее Тафре. Приподняв одной рукой ей
голову, она заставила ее выпить.
закрылись сами собой.
меня.
что-то нечленораздельное.
имевшие мало сходства с инструментами лекарей в Городах. Она поставила
кипятиться воду и, когда та выкипела, послала меня к водопаду принести
еще.
палатки и огляделась в покинутом стане. Казалось, ничто не шевелилось. Я
спросила у Котты, где располагалось их поле боя, по та не знала или не
интересовалась. Да и бесполезно было бы искать их. Если они выиграют
битву, то отправятся в другой лагерь за бабами и пивом.
улетела прочь.
вошла в палатку, чтобы вынести это зрелище до конца.
решил наконец освободить ее.
древнему, как сама женщина, и не имел ни малейшего выбора, и, несомненно,
тоже страдал. И все же я ненавидела его за причиняемые ей боль и ужас, а
через нее, ее крики и молитвы неизвестным богам - причиняемые и мне тоже.
Теперь она делала все, что могла, но могла она мало, так как роды
затянулись и не поддавались управлению извне. Я дала ей свои руки, одну за
другой, и она рвала их зубами и ногтями, словно попавшее в капкан
неистовствующее животное. Всю ночь она пронзительно кричала, и этот крик
был подобен острому ножу, тупящему свое лезвие о наши нервы.
посерело и сжалось, все тело взмокло от пота. Воды отошли час назад, и
палатка сильно пропахла кровью. Котта массировала ей ноги, щупала живот,
который непрерывно сокращался в схватках.
я и боялась.
она могла прислониться спиной ко мне. Котта окунула медные инструменты в
воду.
Ты сильная. Если она очнется, ты должна удержать ее неподвижной.
того, что она делала, внезапно ощутив дурноту и слабость, несмотря на то,
что я сама видела и вызывала смерть. Миг спустя я почувствовала, как тело
Тафры вздрогнуло. Она очнулась.
кости, казалось, с треском ломались от ее неистовых корчей, а затем она
дважды дернулась и завопила, как не вопила раньше - бессмысленный вопль, в
котором звучало обвинение. Между медных стержней родовспомогательных
щипцов Котты лежало тело младенца, который в своей спешке на волю выбрался
из утробы ногами вперед. Такое крошечное, это существо вызвало столь
огромные страдания.
завершилось?
ножом пуповину.
тело, и из него вышел послед.
забытого мира за пределами палатки.
знакомством с собственным ребенком.
посмотреть на него, и все же она знала, что теперь находится в
безопасности... Мать воина.
ощутила головокружительное презрение. Они были пьяны, окровавлены и
потрепаны, словно ястребы после боя в небе; они откидывали назад свои
головы с рыжими косицами, чтобы напиться из кожаных бурдюков. Следом за
ними шла цепочка долинных лошадей, нагруженных награбленным добром:
оружием, едой, драгоценностями, и связка иноплеменниц, постанывающих от
скотского обращения, которое они уже претерпели, и предчувствия того, что
еще грядет. Они тоже были рыжими, из крарла, родственного этому.
горло. Скоро выйдут из своего укрытия женщины крарла трепетать,
восхищаться и устраивать героям пир. Стан из тихого и пустого превратился
теперь в сплошное буйство разгула под только-только появившимся на небе
солнцем.
меня в палатке.
сообщить; он слишком мало стоил ему, чтобы он узнал о нем иначе.
слаб. Сомневаюсь, что он переживет этот день.
обессилевшая, но спокойная, и все же у нее был какой-то неживой вид; часть
ее красоты увяла этой ночью, и вряд ли теперь возродится вновь. Мальчик
лежал рядом с ней в одной из плетеных корзинок, которые они использовали
для новорожденных. Я долго смотрела на него, но затем отошла и уселась в
глубине палатки. Мой живот и позвоночник пульсировали одной болью, и я уже
знала, что моя утроба близка к опустошению. Я не испытывала боязни,
наверное потому, что слишком устала. Кроме того, казалось, Тафра родила за
нас обеих, настолько ужасными были ее муки. Я не могла поверить, что то,
что ожидало меня, может быть столь же тяжелым.
вертелах. День был в самом разгаре.
красная жидкость. Я свернулась в комок и оттолкнулась от существа внутри
меня, крепко сжав истерзанными руками шест палатки. Если ты хочешь
освободиться от меня, тогда уйди, сказала я ему. И, казалось, пришел
ответ, очень быстрый и сильный. Это существо слишком большое для меня и
никогда не выберется, подумала я, но снова оттолкнулась от него, и мои
мускулы затрещали, жалуясь, и я почувствовала, как оно двигается. Затем
последовала короткая пауза, но я ощутила сместившееся биение и наконец
оттолкнула его к выходу изо всех сил. Казалось, я толкаю с утеса огромный
камень; увидела, как он висит, окровавленный, своим внутренним взором.
Затем взвыла новая боль, и я вскрикнула, потрясенная ею, долгим криком,
который закончился иначе, победно, ибо я поняла, что наконец навеки
избавилась от преследующего меня призрака.
ненависти, проклятие, наложенное на меня Вазкором. Я потянулась за ножом
Котты и перерезала эту последнюю связь, завязала ее поближе к ребенку, а
затем сгорбилась и выгнала из себя послед.
него и все же не видя. Он был очень маленьким, как и сын Тафры, и все же
идеально сложенным, вполне здоровым, несмотря на трудности, которые
устроила ему я в Белханноре, и другие обстоятельства, подвергшие его