приблизившись, услышала невнятную возню - там ходили, двигали стулом,
кажется, открывали стол.
минутного размышления. Приоткрытая дверь позволяла это проверить. Я
заглянула. Ого! да это вовсе не деловой наряд мадам Бек - шаль, опрятный
чепец, - тут костюм и коротко стриженная черная голова мужчины. Он восседал
на моем стуле; смуглая рука придерживала крышку моего стола; он рылся в моих
бумагах. Он сидел ко мне спиною, но я, ни секунды не колеблясь, узнала его.
Праздничное облаченье исчезло; вернулся любимый, замаранный чернилами
сюртучок; уродливая феска валялась на полу, как бы оброненная преступною
рукою.
накоротке с моим столом; она открывала и закрывала крышку и рылась в
содержимом едва ли не с такою же уверенностью, как моя собственная.
Ошибиться было невозможно, да он и не думал скрываться; всякий раз он
оставлял несомненные, осязаемые свидетельства своих посещений; до сих пор,
однако, мне не удавалось поймать его с поличным; как я ни старалась, я не
могла установить, когда он приходит. Я находила следы домового в тетрадках,
которые оставляла вечером с бездной ошибок, а наутро находила тщательно
выправленными; я пользовалась его чудаковатым расположением, которым он
щедро меня оделял. Между чахлым словарем и потрепанной грамматикой вдруг
чудом вырастала свежая интересная новинка или классическое сочинение,
зрелое, сочное и нежное. Бывало, из моей корзинки забавно выглядывает роман,
под ним прячется брошюра, журнал, статью из которого мы читали накануне. Не
оставалось сомнений в источнике всех этих сокровищ; если бы и не было других
доказательств, одна характерная предательская особенность решала дело: от
них разило сигарами. Это, конечно, отвратительно; по крайней мере, так мне
сперва казалось, и я тотчас распахивала окно, чтобы проветрить стол,
брезгливо брала греховные брошюры двумя пальцами и подставляла
очистительному сквозняку. Потом эту процедуру пришлось отменить. Однажды
мосье застал меня за таким занятием, догадался в чем дело, мгновенно
выхватил у меня мой трофей и чуть было не сунул в пылавшую печь. То
оказалась книга, которую я как раз просматривала; поэтому я, превзойдя его
решительностью и проворством, спасла добычу, но, выручив этот том, вперед
уже не рисковала. И все-таки мне покамест не удавалось застать врасплох
странное, доброжелательное, курящее сигары привидение.
у губ дыхание его возлюбленной индианки; она выдала его с головой. Радостно
предвкушая его замешательство - то есть испытывая смешанное чувство хозяйки,
застигшей, наконец, в маслобойне странного помощника-эльфа за неурочной
работой, - я тихонько подкралась к нему, стала позади и осторожно заглянула
ему через плечо.
после моей очевидной невнимательности, после перенесенного им укола и
раздражения, он, желая все забыть и простить, принес мне несколько чудесных
книжек, которых названия сулили увлекательное чтение. Он сидел, склонясь над
столом, и осторожно копался в содержимом - устраивая, конечно, беспорядок,
но ничего не портя. Мое сердце сильно билось; я склонилась над ним, а он, ни
о чем не догадываясь, любезно одаривал меня и, по-видимому, не испытывал ко
мне недоброго чувства, и мой утренний гнев совершенно рассеялся: я больше не
сердилась на профессора Эманюеля.
нервического нрава, он никогда не вздрагивал и редко менялся в лице; он
обладал выдержкой.
обретя самообладание. - Тем лучше. Полагаете, я смущен тем, что вы меня тут
застали? Нимало. Я часто наведываюсь к вам в стол.
ведь они подверглись вот этому. - Он коснулся сигары.
мало развлечений и я непривередлива.
некоторое удовольствие, то отчего бы нам не подружиться?
был счастлив, когда входил в класс; вы омрачили мне этот день.
вас. Самые младшие - и те подарили по пучку фиалок и пролепетали
поздравления; вы же - ничего. Ни цветка, ни листика, ни слова, ни взгляда. И
все это невольно?
времени? Вы с радостью выложили бы несколько сантимов за букетик ради моего
удовольствия, если б только знали, что так принято, да? Скажите "да", и все
будет забыто, и я утешусь.
выложила ни сантима на цветы.
возненавидел вас, если бы вы стали притворяться и лгать. Лучше прямо
сказать: "Paul Carl Emanuel, je te deteste, mon garcon!"* - чем участливо
улыбаться и преданно глядеть, оставаясь в душе лживой и холодной. Я не
считаю вас лживой и холодной, но мне кажется, вы совершили в жизни большую
ошибку; я думаю, у вас извращенные представления, вы равнодушны там, где
должны бы испытывать благодарность, зато вас занимают и трогают те, с кем
вам следовало бы быть холодной, как ваше имя**. Не думайте, мадемуазель,
будто я хочу внушить вам страсть; Dieu vous en garde!*** Отчего вы вскочили?
Потому, что я сказал "страсть"? А я и повторю. Есть слово, а есть и то, что
оно означает, - правда, не в этих стенах, слава богу! Вы не дитя, почему с
вами нельзя говорить о том, что на самом деле существует! Только я ведь
просто слово сказал - означаемое им, уверяю вас, чуждо моей жизни и
понятиям. Было, и умерло, и теперь покоится в могиле, и могила эта глубоко
вырыта, высоко насыпана, и ей уж много зим; утешаюсь только надеждой на
воскресение. Но тогда все переменится - облик и чувство; преходящее обретет
черты бессмертные - возродится не для земли, но для неба. А говорю я все это
вам, мисс Люси Сноу, для того, чтобы вы пристойно обходились с профессором
Полем Эманюелем.
нескольких сантимов на скромный подарок.
сантимов, но о деньгах я не думала.
запасся терпением, а мадемуазель Сен-Пьер столь бесцеремонно не вмешивалась,
и быть может, вдобавок, будь я сама спокойней и рассудительней, - я бы сразу
ее подарила.
и ярко-синий венчик. Я велела ему ее открыть.
знаете, что меня зовут Карл Давид?
сороки записки?
шелком и играла бисером. Она ему тоже понравилась; он радовался как дитя.
часть не моя, ее сплетали для другого?
стараясь, чтобы видно было как можно больше и по возможности меньше
спрятано; он не имел обыкновения скрывать то, что ему нравилось и, по его
мнению, к нему шло. Что же до шкатулки, то он объявил, что это превосходная
бонбоньерка - он, между прочим, обожал сладости, - а так как он любил делить
свои удовольствия с другими, то он угощал вас своим драже с тою же
щедростью, с какой оделял книгами. В числе подарков доброго волшебника,