Чтение 87–й страницы книги ~Офицеры и джентельмены~

- Сегодня нет, если вы только не польститесь на разные турецкие
сладости.

- Да, пожалуйста.

- Вот вам. Я еще не все купила, что хотела. Надо ехать. Идемте, -
обратилась она к Гаю.

- Не очень-то долго вы побыли у меня.

- Нужно было сказать "да", когда вас пригласили на завтрак.

- Ну что же, спасибо за сладости.

- Я еще буду у вас. Идемте, Гай.

Она повела Гая на улицу. Он попытался сесть за руль ее небольшого
открытого автомобиля, но она не допускающим возражений тоном приказала:

- С другой стороны, глупыш. Садитесь.

Машину она вела, искусно лавируя между верблюдами и трамваями,
легковыми автомобилями и танками. На улице Салтен у Неби Дэниел она резко
свернула влево и, остановив машину посреди перекрестка, сказала:

- Вот посмотрите. Это Сома. Во времена Клеопатры улицы шли от Ворот
Луны к Воротам Солнца и от озерной гавани к морскому порту, и на всем пути
стояли колонны. Белый мрамор и навесы из зеленого шелка. Вы, наверное,
знаете это.

- Нет, я не знал.

Она поднялась на ноги.

- Гробница Александра Македонского, - сказала она, - где-то под этим
уродливым сооружением.

Раздавшиеся автомобильные гудки вступили в соревнование со свистками
полицейских и громкими голосами людей, говоривших на полдюжине языков.
Египтянин в форме, вооруженный небольшим мегафоном, придя в ярость,
исполнил перед ними нечто вроде ритуального танца. Галантный шофер из
английского интендантства остановил свою машину рядом с ними.

- Заглох мотор, леди?

В машину Джулии попытались втиснуться два гида.

- Мы показать мечеть. Мы показать вам все мечеть.

- Форстер пишет, что мрамор так светился, что в полночь можно было
продеть нитку в игольное ушко. Чего это они так суетятся? У нас еще масса
времени. Здесь никто не завтракает раньше двух часов дня.

"Миссис Ститч, - подумал Гай, - по-видимому, не рассчитывает на особую
разговорчивость с моей стороны". Он сидел молча, поглощенный ею.

- Я никогда до этого не была в Египте. Надо сказать, эта страна
оказалась для меня большим разочарованием. Я не могу заставить себя
полюбить этих людей, - уныло призналась она, рассматривая толпу своими
бездонными глазами. - За исключением их короля, а любить его слишком
сильно - это неполитично. Пожалуй, нам надо ехать. Мне еще надо найти
какие-нибудь туфли.

Усевшись за руль, она нажала на клаксон и безжалостно рванула маленькую
машину вперед.

Вскоре она свернула в боковую улочку, в начале которой висел знак с
надписью: "Вход и въезд английским военнослужащим запрещен".

- На днях здесь были подобраны два мертвых австралийца, - пояснил Гай.

Миссис Ститч интересовалась многим, но в любой данный момент - только
одним. В то утро предметом ее интереса была история Александрии.

- Гипатия! - воскликнула она, сворачивая в грязный кривой переулок. - Я
расскажу вам интересные вещи о Гипатии. Мне говорили раньше, что ее
зарезали устричными раковинами. Вам в школе тоже так говорили. А вот
Форстер пишет - черепками.

- Вы уверены, что мы проедем по этому переулку?

- Не очень-то. Я никогда не бывала здесь. Кто-то порекомендовал мне
здесь одного человечка.

Проезжая часть переулка сузилась настолько, что крылья машины начали
скрести стены.

- Придется немного пройти, - сказала миссис Ститч, поднимаясь над
ветровым стеклом и опуская пониже свою шляпу.

Вопреки ожиданиям Гая они нашли нужную лавочку. "Человечек" оказался
рослым детиной, восседавшим на скамеечке у входа в лавку и курившим
кальян. Он любезно поднялся, и миссис Ститч немедленно уселась на
освободившееся место.

- Как нагрел местечко, - заметила она.

Вокруг на шнурках висели туфли различных фасонов и расцветки. Поскольку
миссис Ститч не обнаружила того, что ей было нужно, она достала из своей
корзинки блокнот и карандаш и принялась рисовать, а сапожник,
приблизившись, дышал ей в шею. Затем он поклонился, закивал головой и
достал пару малиновых вечерних туфель-лодочек с высокими загнутыми носами,
красивых и забавных одновременно.

- Как раз то, что надо! - воскликнула миссис Ститч. - Сидят как влитые.

Свои туфли из белой кожи она положила в корзину. Ногти на пальцах ее
ног оказались бледно-розового цвета и отполированными до блеска.
Расплатившись за туфли, она пошла в них. Гай последовал за ней. Сделав три
шага, она остановилась и, опершись на Гая, легкая и благоуханная, снова
сменила обувь.

- Не для улицы, - пояснила она.

Подойдя к автомобилю, они обнаружили, что его облепили ребятишки,
приветствовавшие их звуками клаксона.

- Вы управляете машиной? - спросила миссис Ститч.

- Не очень хорошо.

- Сможете выбраться отсюда задним ходом?

Гай посмотрел поверх маленького автомобиля на кривой, забитый людьми,
похожий на ущелье переулок.

- Нет, - ответил он.

- Я тоже не смогу. Придется прислать кого-нибудь. Видите ли, Элджи не
любит, когда я управляю машиной сама. Который час?

- Без четверти два.

- Проклятие! Придется взять такси. Было бы забавно проехаться на
трамвае, но это как-нибудь в другой раз.

Предоставленная Ститчам вилла находилась за Рамле, за Сиди-Бишром,
среди пиний и бугенвилий. Одетые во все белое, с красными кушаками,
слуги-берберы были единственными африканцами в доме. На всех остальных
лежал отпечаток Приморских Альп. Собравшееся на веранде общество было
небольшим, но не однородным. Элджернон Ститч держался на заднем плане; на
переднем красовались две местные сестры-миллионерши. Увидев миссис Ститч,
они льстиво, на цыпочках бросились навстречу ей.

- Ah, chere madame, ce que vous avez Fair star, aujourd'hui [Ах,
дорогая мадам, сегодня вы выглядите, как кинозвезда! (фр.)].

- Леди Ститч, леди Ститч, какая шляпа! Je crois bien que vous n'avez
pas trouve cela en Egypte [я думаю, в Египте такой не найти (фр.)].

- Chere madame, quel drole de panier [дорогая мадам, какая забавная
корзинка (фр.)]. По-моему, она очень оригинальная.

- Леди Ститч, ваши туфельки - просто прелесть!

- На базаре за пять пиастров, - отозвалась миссис Ститч (в такси она
снова сменила туфли), увлекая за собой Гая.

- Ca, madame, c'est genial [о, мадам, это гениально (фр.)].

- Элджи, ты помнишь подземную корову?

Элджернон Ститч взглянул на Гая смущенно, но благожелательно.
Представляя ему незнакомых людей, его жена чаще пользовалась
иносказательными, чем определенными выражениями.

- Привет, - сказал он. - Очень рад снова встретиться с вами. Полагаю,
вы знакомы с главнокомандующим?

Сестры-богачки обменялись полными недоумения, настороженными взглядами.
Кто такой этот захудалый офицер? Son amant, sans doute [ее любовник,
несомненно (фр.)]. Как хозяйка назвала его? La vache souterraine? Ou la
vache au Metro? [Подземная корова? Корова из метро? (фр.)] Значит, это
новый шикарный эвфемизм. Надо запомнить его и эффектно блеснуть им при
случае.

- О, дорогая, по-моему, подземная корова - это ее шофер. В этом есть
что-то великосветское.

Кроме главнокомандующего среди приглашенных были: молодой магараджа в
форме Красного Креста, министр по особым поручениям английского кабинета и
выделявшийся изысканными манерами паша. Миссис Ститч, не слишком строго
придерживавшаяся этикета, посадила Гая за столом справа от себя, но живо
участвовала в общем разговоре. Тему для начала она предложила сама.

- Махмуд-паша, расскажите нам о Кейвефи.

Махмуд-паша - печальный изгнанник из Монте-Карло и Биаррица - ответил с
хладнокровным видом:

- Такие вопросы я оставляю его превосходительству.

"Кто такой Кейвефи? Что он представляет собой?" - эти вопросы живо
светились в черных глазах обеих сестер, сидевших по сторонам от хозяина
дома, однако они придержали свои пунцовые язычки.

Английский министр по особым поручениям, по-видимому, был начитан по
Греции. Он начал подробно объяснять. Дама, сидевшая справа от Гая,
заметила:

- Возможно, они говорят о Константине Кавафисе? - Она произнесла это
имя совсем-иначе, чем миссис Ститч. - Мы в Александрии в эти дни не
слишком восхищаемся им. Понимаете ли, он весь в прошлом.

Главнокомандующий сидел с унылым видом, имея на то веские основания.
Все ускользало из-под его контроля, и все обстояло из рук вон плохо. Он
долго ел молча. Наконец он неожиданно сказал:

- Я прочту вам поэму, лучшую из когда-либо написанных в Александрии.

- Декламация! - объявила миссис Ститч.

Сказали мне, Гераклит,

Сказали мне, что ты уж мертв...

- Это просто изумительно! - воскликнула греческая дама. - Как поэтичны