рыбалки по скошенному лугу и возле небольшой, за лето высохшей бочажины,
поросшей тальником, увидел птицу.
глаз мой чувствовала, пугалась его и вдруг бросилась бежать, неуклюже
завалилась на бок.
бросится он в погоню, разожжется в нем дикий азарт. Берегись тогда живая
душа.
захлестал ее сырым удилищем.
были прищемлены мертвыми, бесцветными веками, шейка, будто прихваченный
морозом лист, болталась. Перо на птице было желтовато, со ржавинкой по
бокам, а спина словно бы темноватыми гнилушками посыпана.
друзья-дергачи покинули наши места, отправились в теплые края -- зимовать. А
этот уйти не смог. У него не было одной лапки -- в сенокос он попал под
литовку. Вот потому-то он и бежал от меня так неуклюже, потому я и догнал
его.
то и другое, и что без ноги была она, но до того мне сделалось жалко ее, что
стал я руками выгребать ямку в борозде и хоронить так просто, сдуру
загубленную живность.
стрелял без надобности. С нетерпением и виной, уже закоренелой, каждое лето
жду я домой, в русские края, коростелей.
пустила, трава в стебель двинулась, ромашки по угорам сыпанули и соловьи на
последнем издыхе допевают песни.
недооформилось оно, что ли.
травой, послышался скрип коростеля. Явился, бродяга! Добрался-таки!
Дергает-скрипит! Значит, лето полное началось, значит, сенокос скоро,
значит, все в порядке.
тот давний дергач каким-то чудом уцелел и подает мне голос, прощая
несмышленого, азартного парнишку.
нам, чтобы известить Россию о зачавшемся лете.
"где зори маковые вянут, как жар забытого костра, где в голубом рассвете
тонут зеленокудрые леса, где луг еще косой не тронут, где васильковые
глаза...". Идет, чтобы свить гнездо и вывести потомство, выкормить его и
поскорее унести ноги от гибельной зимы.
два раза в году перелетать Средиземное море. Много тысяч коростелей гибнет в
пути и особенно при перелете через море.
город попадает на пути этих птиц -- небольшой древний город на юге Франции.
На гербе города изображен коростель. В те дни, когда идут коростели по
городу, здесь никто не работает, все люди справляют праздник и пекут из
теста фигурки этой птицы, как у нас на Руси пекут жаворонков к их прилету.
если бы я жил там в давние годы, меня приговорили бы к смерти.
Был на войне, в людей стрелял, и они в меня стреляли.
дрогнет мое сердце и снова навалится на меня одно застарелое мучение: зачем
я убил коростеля? Зачем?
Самая среди них хитрая -- ворона.
гнездо за городьбой, на старой березе. На том месте тоже когда-то стояла
изба, но ее сломали, и заброшенную усадьбу обозначали два черных тополя,
береза да несколько черемух. Вороны опасаются вить гнезда возле
человеческого жилища, но эта, видать, привыкла к запустению, надеялась
близко добывать пищу, и вот как на грех принесло меня. Спохватилась ворона,
да поздно, у нее уже появились яйца, надо было выпаривать воронят.
гнездо, то по воду, то на рыбалку и, лишь пристально вглядевшись, обнаружил
наседку на месте. Небольшое, из грубых веток сложенное гнездо укрыть ворону
не могло, но она так вдавливала себя внутрь засидки, так вытягивала шею
вдоль сучка, что и не увидеть бы ее совсем, да только хвост выдавал птицу --
торчал метелкой.
березу и сказал, что в гнезде, темнеющем в ветвях, сидит ворона и у нее
воронята, скоро "станут на крыло". Долго ходил мой друг вокруг дерева,
задирая голову, и объявил, что гнездо покинуто. Тогда я усадил его в избе
подле окна и попросил наблюдать. Поздним вечером мой друг, чтобы не
разбудить нас, тихо и восхищенно произнес: "Ай да пташка! Ну не ведьма?!"
скользнула в ближний двор, на помойку -- за кормом для себя и птенцов. Эта
же ворона скоро повытаскивала из нашего скворечника скворчат и слопала их.
Прилетит на тополь, где скворечник прибит, потопчется, замаскируется, затем
когтями по доске поскоблит. Скворчата думают, мать принесла им корм, и по
одному высовываются в дырку. Который высунется, того ворона цап за голову --
и только его и видели. Верещит птенец, а разбойница махает к своим
прожорливым воронятам. Широкозевая, неспокойная, тут она не то чтобы орать
-- она и крылом не хлопнет, скорее воровски исчезнет с глаз долой.
ему сказал, что сделать это не так просто, как кажется. Человек горячий, в
охоте ничего не смыслящий, друг мой целый день просидел в ограде, однако
ворона и близко не подлетала, она издалека, из кустов орала: "С ружьем
человек! С ружьем! Спасайтесь! Спасайтесь!.."
оградой, села на тополь, осмотрелась -- и к скворечнику, да там уж ни одного
птенца не осталось. Скворец со скворчихой сиротливо сидели рядышком на
столбе и молча горевали -- нынче им уж не иметь детей, на вторую кладку не
хватит сил и лета.
однажды. На небольшой веселой речке Ягрыш.
глубоким омутком у подмытого яра, то зашумит меж огромных валунов, то
разольется тихим травянистым озером. Возле длинного, разжульканного скотом
переката был брод, и сделалось здесь совсем мелко.
оческом сухо хрустящей осоки, довольно прытко таскал нарядных подъязков,
сорожек, случался и окунек. И не сразу, но обратил внимание, что над бродом,
по кустам черно воронья. Сидят на ольховниках, склонившихся по-над водой,
тихо, не шевелятся, не базарят, как обычно, и не сидят, а прямо сказать --
окаменело висят, втянув в крыльца головы, -- похожи все на зловещих горбатых
колдуний.
сказать -- горлом переката, замерла в густой вербе, тронутой ржавчиной
осени, старая седая ворона...