проглотить Муре, перед которым он так долго гнул спину. Это было вполне в
духе предприятия и той борьбы за существование, непрестанные жертвы
которой только разжигали торговую деятельность. Бурдонкля увлекал за собой
бег колес гигантской машины, он был охвачен всеобщей жаждой наживы,
ненасытной алчностью, которая на всех общественных ступенях толкает тучных
на истребление тощих. И только какой-то священный страх, обоготворение
удачи мешали ему до сих пор показать свои когти. На хозяин, казалось,
впадал в детство, склонялся к дурацкому браку, готов был собственноручно
убить свой успех, утратить обаяние в глазах покупательниц. К чему же
отговаривать патрона, если это даст ему, Бурдонклю, возможность со
временем без труда прибрать к рукам наследство этого погибшего человека,
кинувшегося в объятия женщины? И он пожимал руку Муре взволнованно, как
бывает в минуту расставания, и с искренним сочувствием старого товарища
повторял:
посмотрим, что делается в магазине. Работа кипит, не правда ли? Я думаю,
денек будет великолепный.
покупательницами. Бурдонкль искоса поглядывал на Муре, обеспокоенный этой
неожиданной вспышкой энергии: он внимательно следил за его губами, надеясь
разглядеть вокруг них страдальческие складки.
дрожало, как огромный корабль, несущийся на всех парусах. В отделе Денизы
задыхалась от давки толпа матерей, притащивших с собой целую ораву девочек
и мальчиков; ребятишки утопали в платьях и костюмчиках, которые им
примеряли. Отдел выставил все свои бельевые товары, и тут, как и всюду,
развернулась подлинная оргия белой материи, - белья хватило бы, чтобы
одеть целую стаю озябших амуров; а рядом возвышались горы белых суконных
пальто, пикейных, нансуковых и кашемировых платьиц, матросок и даже белых
зуавских костюмов. Посредине, как декорация, - хотя сезон еще не наступил,
- была устроена выставка платьев для первого причастия: платье и вуаль из
белой кисеи, туфельки из белого атласа; это был какой-то воздушный пышно
расцветший цветник, огромный букет, символ целомудрия и простодушного
восторга. Г-жа Бурделе усадила по росту в ряд трех своих малышей -
Мадлену, Эдмона и Люсьена - и сейчас строго бранила младшего, который изо
всех сил отбивался, мешая Денизе надеть на него куртку из шерстяного
муслина.
что она ему узковата?
оценивала материю, выворачивала швы и рассматривала фасон.
мелюзгу... А теперь мне нужно пальто для этой вот девицы.
продажей. Она разыскивала требуемое пальто, как вдруг удивленно
воскликнула:
брюнетка с прелестным, но болезненным личиком, провела несколько часов в
"Дамском счастье", покупая всевозможные вещи. Молодожены собирались ехать
вместе с Денизой: в Валонь. Это будет настоящее свадебное путешествие,
целый месяц отдыха в родных местах, с которыми связано столько
воспоминаний!
Кое-что надо переменить и еще купить кое-чего... А так как она очень
занята, то послала меня с этим свертком... Я тебе сейчас объясню...
у меня не хватило духу отвести его в школу. Он пойдет туда сегодня
вечером... Бедняга очень огорчен, что будет сидеть взаперти в Париже, пока
мы будем там гулять.
Бурделе одной из продавщиц, а сама отошла с братьями в уголок, который как
раз освободился. Малыши, как она их еще до сих пор называла, стали теперь
уже здоровыми молодцами. Двенадцатилетний Пепе перерос ее и был гораздо
шире в плечах; на нем был школьный мундирчик; по-прежнему молчаливый,
падкий на ласки, он казался тихоней; широкоплечий Жан был на голову выше
сестры; он еще не утратил женственной красоты юности, его белокурые волосы
живописно развевались и придавали ему вид художника. А Дениза была все
такая же тоненькая, - не толще жаворонка, как она выражалась; она опекала
братьев, пользуясь у них авторитетом матери, и обращалась с ними, как с
детьми, которые требуют постоянной заботы: то застегивала Жану сюртук,
чтобы он не производил впечатления неряхи, то проверяла, есть ли у Пепе
чистый носовой платок. Заметив у него на глазах слезы, она стала кротко
журить его:
на каникулы... Ну, чего бы тебе хотелось? Или, может быть, дать тебе
несколько су?
гулять!.. Будь же благоразумнее.
франков, чтобы он обзавелся хозяйством. Содержание младшего в школе тоже
обходилось дорого, и весь ее заработок, как и прежде, уходил на них.
Братья были единственной целью ее жизни и трудов, ибо она дала себе
клятву, что никогда не выйдет замуж.
цвета, которое Тереза...
испугало, увидела стоявшего позади них Муре. С минуту он наблюдал ее в
роли молодой матери, занятой этими двумя молодцами: как она то бранит их,
то целует, поворачивая их, как грудных младенцев, которым меняют пеленки.
Бурдонкль стоял в стороне, делая вид, будто поглощен торговлей, а на самом
деле не спускал глаз с этой сцены.
держался последнее время. Дениза старалась казаться невозмутимой. Улыбка
сбежала с ее губ, она отвечала:
покупками.
Тюильри.
под предлогом поправить пояс у Пепе. Юноши порозовели и приветливо
улыбались хозяину своей сестры.
самообладание. Как она их любит! Он сделал было несколько шагов, потом
вернулся и шепнул ей на ухо:
поговорить до вашего ухода.
он уже досадовал на себя, что назначил это свидание. Какое чувство
всколыхнулось в нем, когда он увидел ее с братьями! Это чистое безумие, -
ведь он больше не владеет собой. Ну, ничего, он отделается от нее, сказав
на прощание несколько слов. Присоединившийся к нему Бурдонкль казался
теперь куда спокойнее, однако он по-прежнему украдкой присматривался к
выражению лица Муре.
разоряешься на этих малышей!
отделам, где он один наверняка бы заблудился. Начали с пальто табачного
цвета, которое Тереза, поразмыслив, решила обменять на белое, того же
размера и фасона. И Дениза, взяв у Жана сверток, отправилась с братьями в
отдел готового платья.
легкого шелка и из шерсти фантази. Но основная торговля шла не здесь, и
покупательниц в отделе было сравнительно немного. Почти все приказчики тут
были новые. Клара исчезла еще с месяц назад: по словам одних, ее похитил
муж какой-то покупательницы, другие же уверяли, что она опустилась до
уличного разврата. Что касается Маргариты, то она собиралась вернуться в
Гренобль, где ее ожидал двоюродный брат, и стать там во главе маленького
магазина. Из прежних оставалась только г-жа Орели, как всегда затянутая в
шелковое платье, словно в кирасу, с неподвижным лицом императрицы,
отмеченным желтизной античного мрамора. Она жестоко страдала от беспутного
поведения сына и охотно бы удалилась в деревню, если бы этот негодяй не
нанес крупного урона сбережениям семьи: хищная пасть его готова была
проглотить кусок за куском все имение под Риголем, - это было своего рода
возмездие за попранный семейный очаг. Тем временем мать возобновила свои
пикники в обществе продавщиц, а отец продолжал играть на валторне.
Бурдонкль поглядывал на г-жу Орели с неудовольствием, удивляясь, как это у
нее не хватает такта подать в отставку: слишком стара стала она для
Самойлова Елена
Никитин Юрий
Соломатина Татьяна
Акунин Борис
Шилова Юлия