действительности жизнь есть цепочка жесточайших разрывов, обрушивающихся на
наши беззащитные головы, как топор дровосека?
обидеть его. - Я вижу, что вы человек, склонный к размышлениям и обобщениям,
но у меня позади долгое путешествие, и оно еще не окончено; я не могу
позволить себе роскошь трепаться о том о сем...
продолжал говорить, словно не слышал ни слова из того, что я произнес.
испанского вида, который пил пиво в баре на другой стороне улицы. - Он был
раньше мэром Бененхели. Во время гражданской войны он, однако, встал на
сторону республиканцев, как жители Эрасмо - слыхали про Эрасмо? - Он не стал
дожидаться моего ответа. - После войны людей, подобных ему, - видных
граждан, которые были против Франко, - загнали кого в школу в Эрасмо, кого
на бычью арену в Авельянеде, и расстреляли. А он решил спрятаться. В его
доме был маленький альков за шкафом, там он проводил день. Поздно вечером,
когда его жена закрывала ставни, он выходил из алькова. Посвящены в эту
тайну были только его жена, дочь и брат. Жена ходила покупать еду вниз, к
подножью холма, поэтому соседи не видели, что она берет на двоих. Они не
могли спать друг с другом, потому что, будучи ревностными католиками, не
признавали контрацептивы, а последствия ее беременности были бы роковыми для
них обоих. Так они жили тридцать лет, до всеобщей амнистии.
вопреки усталости. - Какая это, наверно, была мука!
Хельзинг. - Потому что к тому времени его любимый Бененхели уже стал
заповедником всяческого международного отребья; к тому же те в его
поколении, кто остался жив, сплошь были фалангисты и не желали знаться со
старым противником. Его жена умерла от гриппа, брат -от рака, дочь вышла
замуж и уехала в Севилью. В конце концов все, что ему осталось, - это сидеть
здесь, в логове паразитов, потому что для него не нашлось места среди его
народа. Так он превратился в иностранца без корней, подобного этой публике.
Вот какую он получил награду за верность принципам.
жизни мэра, я вклинился и спросил, как пройти к дому Васко Миранды. Он
посмотрел на меня с легким удивлением, как будто не совсем понял, о чем я
спрашиваю, затем небрежно, словно отмахиваясь, пожал плечами и вновь
заговорил о своем.
родину, когда нацисты пришли к власти, и немало лет провел в путешествиях по
Южной Америке. Я по профессии фотограф. В Боливии я сделал книгу,
показывающую ужасы оловянных рудников. В Аргентине я фотографировал Эву
Перон***, один раз живую, другой раз в гробу. Я ни разу не приезжал в
Германию, потому что тяжело переживал осквернение национальной культуры тем,
что там произошло. Я ощущал отсутствие евреев как громадную потерю, хоть сам
я и не еврей.
слова никакого внимания.
Бененхели, потому что здесь я могу прожить на мою маленькую пенсию. И когда
паразиты узнали, что я немец и жил в Южной Америке, они начали называть меня
нацистом. Кличку такую дали. Так что в награду за жизнь, проведенную в
противостоянии определенным бесчеловечным идеям, мне под старость нацепили
их на грудь, как ярлык. Я больше не разговариваю с паразитами. Я больше ни с
кем не разговариваю. Какое редкое удовольствие для меня, сэр, получить в
вашем лице собеседника! Здешние старики - это в прошлом мерзавцы среднего
пошиба со всего света: второразрядные мафиозные боссы и погромщики,
третьеразрядные расисты. Женщины все из тех, что млеют от грубой силы и
сбиты с панталыку приходом демократии. Молодежь - сплошь мусор: наркоманы,
бездельники, плагиаторы, шлюхи. Они все давно уже мертвы, и старые, и
молодые, но поскольку им исправно идут пенсии и содержание, они отказываются
ложиться в могилы. Вместо этого они ходят туда-сюда по этой улице, едят,
пьют и сплетничают об отвратительных мелочах своей жизни. Вы обратили
внимание, что здесь нигде нет зеркал? Если бы они были, ни одна из этих
пленных теней не отразилась бы в них. Когда я понял, что это их ад в такой
же степени, в какой они - мой ад, я научился их жалеть. Вот вам Бененхели,
где я живу.
мне не рассказывать Хельзингу слишком много о моей жизни, полной
нравственных компромиссов.
Мирандой, самым знаменитым и самым отвратительным из здешних жителей, -
сказал Хельзинг с мягкой улыбкой. - Я надеялся, что вы поймете намек,
который содержался в моем нежелании отвечать на ваши настойчивые расспросы,
но раз вы его не поняли, скажу прямо: вам ничего здесь не светит. Как сказал
бы Дон-Кихот, вы ищете птенцов нынешнего года в прошлогодних гнездах.
Миранда месяцами не видит никого вообще, даже собственных слуг. Недавно
какая-то женщина им интересовалась - симпатичная маленькая штучка! - но
ничего не добилась и отбыла в неизвестном направлении. Говорят...
она к нему не попала?
недавно. Какое-то время назад. А не попала потому, что никто не попадает. Вы
слушаете или нет? Говорят, что все в этом доме застыло - абсолютно все. Часы
там заводят, но время все равно не идет. Большая башня уже годы как заперта.
Никто туда не поднимается кроме, разве что, самого хозяина, старого идиота.
Говорят, пыль в комнатах башни доходит до колен, потому что он не разрешает
слугам там убирать. Говорят, целое крыло этого огромного дворца заросло
креозотовым кустарником, la gobernadora. Говорят...
поставить себя потверже. - Мне необходимо с ним повидаться. Сейчас позвоню
ему из кафе.
обрезал телефон.
x x x
лет сорока в белых передниках поверх черных платьев.
прекрасном английском. - И, если вы простите нам наше вторжение, я должна
отметить, что этот нацист искажает факты. Обе телефонные линии у Васко
работают, к одной подключен автоответчик, к другой -факс, правда, хозяин
никогда не отвечает на сообщения. К сожалению, владелец этого кафе, скупой
датчанин Оле, не позволяет посетителям пользоваться телефоном, что бы ни
случилось.
надо кол в сердце забить!
старым аферистом и кретином, - сказала вторая официантка, чей английский
звучал еще лучше, чем у напарницы, и чье лицо выглядело чуть более
утонченным. - Его тут все знают как злобного, извращенного выдумщика, как
закоренелого фашиста, прикидывающегося теперь противником фашизма, как
грубого бабника, неизменно отвергаемого женщинами, которых он впоследствии
при любой возможности осыпает оскорблениями. Без сомнения, он уже наплел вам
с три короба всяких врак о себе самом и о нашем замечательном городке.
Пойдемте с нами, если хотите: мы как раз закончили работу и можем исправить
ложные представления, которые он постарался у вас создать. К сожалению, в
Бененхели теперь живет немало фантазеров, закутавшихся в ложь, как в теплые
одеяла.
- сказала первая официантка. - Если вам действительно нужен Васко Миранда,
вам полезно будет знать, что мы работаем у него экономками с первых дней его
пребывания здесь. К заведению Оле мы вообще-то не имеем отношения; сегодня
мы просто оказали ему любезность, потому что его штатные официантки больны.
Никто вам не расскажет о Васко Миранде больше, чем мы.
пальца! Они все эти годы работают тут за жалкие гроши, кланяются и убирают,
моют и подметают, а хозяин, между прочим, никакой не Оле и не датчанин, а
бывший матрос с Дуная по имени Ули.
передники и положили их в большие плетеные корзины, которые держали в руках;
им явно хотелось поскорее уйти. Я извинился и встал.
несчастный негодник. - Я был вашим наставником, а вы вот как мне платите.
всегда пытается выкачивать деньги из иностранцев, как заурядный нищий.
Хельзинг. - Не жалуйтесь потом - я вас предупредил. Васко Миранда -
зловредный дух, а они - его сообщницы. Берегитесь! Я своими глазами видел,
как они превращались в летучих мышей...
обращал на Готфрида Хельзинга ни малейшего внимания.
идем себе мимо. Сальвадор Медина, сержант гражданской гвардии, время от
времени сажает его на ночь в кутузку, чтоб успокоился.
x x x
лучшие времена. С того момента, как я покатил его за собой на поводке, он
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Куликов Роман
Жюль Верн
Лондон Джек