подход к литературе и без того кажется излишне упрощенным, непросто - но
Эллисон откровенно пользуется этим словом в предисловиях к отдельным своим
рассказам. В письме ко мне от 28 декабря 1979 года он говорит о пользе басни
в фантастическом произведении, в котором действие сознательно изображается
на фоне современного мира:
представление о том, что в современном обществе реальность и фантазия
поменялись местами. И если в рассказах есть единая тема, то она именно
такова. Продолжая то, что я делал в двух предыдущих книгах "Приближаясь к
забвению" (1974) и "Рассказы птицы смерти" (1975), сборник предлагает некий
наложенный преконтинуум, используя который читатель, даже ведущий легко
наблюдаемое существование, сможет понять свою жизнь и судьбу.
события, привлекающие наше внимание, настолько велики, фантастичны и
невероятны, что тот, кто не идет по краю безумия, не сможет справиться с
тем, что предстоит <Это напомнило мне случай на Всемирном конгрессе
фантастов 1979 года. Репортер из "Юнайтед пресс интернешнл" задал мне
извечный вопрос: "Почему люди читают произведения ужаса?" Мой ответ был, по
существу, харлановский: если вы сумеете поместить безумие под стеклянный
колпак, вам легче с ним справиться. Люди, читающие об ужасах, чокнутые; но
если ты слегка не свихнулся, тебе не совладать с жизнью в последней четверти
двадцатого века. Заголовок материала ЮПИ, разосланного по всем газетам
побережья, был, как мне кажется, вполне предсказуем; я заслужил это тем, что
попытался говорить метафорически с газетчиком: "КИНГ ГОВОРИТ, ЧТО ВСЕ ЕГО
ФЭНЫ ТРОНУТЫЕ". Откройте рот; вложите в него ногу! закройте рот. - Примеч.
автора.>.
смерть Говарда Хьюза, рейд на Энтебе, убийство Китти Дженовезе, бойня в
Джонстауне, атомная тревога в Лос-Анджелесе несколько лет назад, Уотергейт,
душитель из Хиллсайда, "семейство" Мэнсона, нефтяной заговор - все эти
мелодраматические события превосходят возможности создателя подражательной
фантастики и в его изображении могут быть только нелепыми. И тем не менее
все это было. Если бы вы или я попытались написать роман о таких вещах до
того, как они произошли, даже самые низкопробные критики нас высмеяли бы.
выдумки, потому что я не считаю, будто эти события отражают "правду" или
"реальность". Двадцать лет назад сама идея международного терроризма была
немыслима. Сегодня это данность. Она стала настолько распространенной, что
мы оказались безоружными и беспомощными перед наглостью Хомейни. Одним
коварным ударом этот человек превратил себя в самую важную общественную
фигуру нашего времени. Короче, он манипулирует реальностью исключительно
благодаря своей смелости. Он стал символом бессилия нашего времени. В этом
безумце мы имеем пример человека, который понимает - пусть даже
подсознательно, - что реальный мир бесконечно податлив. Хомейни увидел сон и
заставил весь мир жить в этом своем сне. То, что для остальных это кошмар,
того, кто видит сон, не касается. Утопия одного человека...
я стараюсь сделать в своих рассказах. Изменить повседневное существование...
И, изменив его, включив в него фантастические элементы, позволить читателю
слегка иначе взглянуть на то, что он считает само собой разумеющимся. Я
надеюсь, что легкий шок от нового восприятия, маленькая искорка увиденного
под необычным углом сможет убедить читателей, что еще есть место и время
изменить свое существование, если хватит храбрости.
изобретательное, потенциально самое богоподобное создание во Вселенной. И у
каждого человека есть способность перестроить видимую Вселенную по
собственному замыслу. Все мои рассказы - о храбрости, этике, дружбе и
мужестве. Иногда им сопутствует любовь, иногда с насилием, иногда боль, или
печаль, или радость. Но все они несут в себе одно утверждение: чем больше вы
знаете, тем больше способны совершить. Или, как выразился Пастер, "удача
предпочитает подготовленный ум".
и моя профессиональная деятельность направлены на то, чтобы поддерживать
кипение супа. Когда вы не опасны, вас называют оводом; я предпочитаю
называться смутьяном, мятежником, головорезом. Я вижу в себе комбинацию
Зорро и Джимми Крикета. Мои рассказы должны вызывать смятение. Время от
времени какой-нибудь клеветник или обидчивый критик говорит о моих
произведениях: "Он пишет только для того, чтобы шокировать".
фантастическое стекло не слишком отличается от попытки Курта Воннегута
взглянуть на мир сквозь стекло сатирической фантастики - нечто вроде
экзистенциальной скуки ("Хи-хо.., так вот оно что... И как это вам?"); или
от желания Хеллера "увидеть" мир как бесконечную трагикомедию, разыгрываемую
в сумасшедшем доме; или от попытки Пинчтона "увидеть" жизнь как самую
длинную абсурдистскую пьесу в процессе созидания (эпиграф в начале второй
части "Гравитационной радуги" (Gravity's Rainbow) взят из "Волшебника из
страны Оз" - "Не думаю, что мы в Канзасе, Тотошка..." - и я полагаю, что
Эллисон согласился бы с такой характеристикой послевоенной жизни в Америке).
Существенное сходство этих писателей заключается в том, что все они пишут
басни. Несмотря на различие стилей и точек зрения, все это - произведения с
моралью.
редкость убедительный рассказ о современном суккубе <сексуальный вампир
женского пола.>. По производимому впечатлению это один из лучших
прочитанных мной рассказов. Есть история о суккубе и в "Странном вине", но в
"Одиноких женщинах как вместилище времени" (Lonely Women Are the Vessels of
Time) суккуб больше чем сексуальный вампир; это агент сил морали, она должна
восстановить равновесие, лишив уверенности в себе подлого мужика, который
любит подстерегать одиноких женщин в барах, потому что они - легкая добыча.
Она меняет свое одиночество на силу Митча, и когда сексуальный контакт
завершается, говорит ему: "Вставай, одевайся и проваливай отсюда". Рассказ
нельзя даже назвать социологическим, хотя на нем лежит патина социологии:
это рассказ с моралью, простой и чистой.
годовщину похищения детей из этого средневекового города и трубит конец
всему человечеству. Здесь главная мысль Эллисона о том, что прогресс
развивается аморально, кажется несколько резковатой и скучной... Ребенок
просто и прямо объясняет причину своего возвращения: "Мы хотим, чтобы вы
прекратили делать то, что делаете, чтобы вы не пакостили этот мир, иначе мы
у вас его заберем" <Символ "зеленых", борцов за сохранение окружающей
среды.>. Но слова, которые Эллисон для усиления эффекта вкладывает в уста
своего рассказчика-газетчика, по-моему, слишком отдают Лесной Совой:
"Прекратите заливать зелень лугов пластиком, прекратите сражаться,
прекратите убивать дружбу, имейте же мужество, не врите, прекратите мучить
друг друга..." Это мысли самого Эллисона, и правильные мысли, но я не люблю,
когда меня заранее оповещают о программе.
самом центре - это тот риск, на который идут все авторы "рассказов с
моралью". И возможно, новеллист больше рискует свалиться в яму, нежели
романист (хотя когда в эту яму падает роман, результат бывает ужасен;
сходите как-нибудь в свою местную библиотеку, получите свободный доступ к
полкам и полистайте романы репортера Тома Уикера 50-х и 60-х годов - вы
поседеете). В большинстве случаев Эллисон эту яму обходит, перепрыгивает..,
или прыгает прямо в нее специально, избегая серьезных травм благодаря
таланту, милости Божьей или тому и другому сразу.
категорию басен с моралью, и, возможно, проза у Эллисона получается лучше
всего, когда забавляется с языком - не проигрывает всю песню, а производит
отдельные мелодичные строки, полные чувства. Таков рассказ "От А до Я в
шоколадном алфавите" (только это вообще не рассказ; это несколько
фрагментов, повествовательных и иных, чрезвычайно оригинальных). Рассказ был
написан на подоконнике витрины книжного магазина "Смена хоббита" в
Лос-Анджелесе, при обстоятельствах настолько странных, что они непонятны
даже из предисловия самого Эллисона. Отдельные отрывки вызывают самые
разнообразные чувства; как хорошие короткие стихотворения, они демонстрируют
вдохновенную языковую игру, и я полагаю, что этим примером можно закончить
книгу не хуже, чем любым другим.
- забавная игра, эквивалент детских игр с машинкой, которая издает такие
забавные звуки, когда тащишь ее за собой по полу. Поэтому для завершения:
"От А до Я в шоколадном алфавите" - это эллисоновская версия хлопка одной
рукой.., такой звук могут воспроизвести лишь лучшие авторы фэнтези-ужаса. А
рядом отрывок из Кларка Эштона Смита, современника Лавкрафта, который был
гораздо в большей степени истинным поэтом, чем мог надеяться стать Лавкрафт;
хотя Лавкрафт отчаянно хотел стать поэтом, лучшее, что мы можем сказать о
его поэзии - он был неплохим версификатором и никто не примет его унылые
строфы за стихи Рода Маккюена <Современный американский поэт, автор
текстов песен.>. Джордж Ф. Хаас, биограф Смита, считает его лучшим
произведением "Эбен и хрусталь" (Ebony and Crystal), и читатели в целом с
этим согласны, хотя мало кому из любителей современной поэзии понравится
привычное обращение Смита с его нестандартным материалом. Думаю, Смиту
понравилось бы то, что сделал Эллисон в "От А до Я в шоколадном алфавите".
Вот отрывок из записной книжки Смита, опубликованной два года назад
издательством "Аркхэм Хаус" в "Черной книге Кларка Эштона Смита" (The Black
Book of dark Ashton Smith); он предшествует двум отрывкам из Эллисона:
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман