уверяла, что это намек на будущую диадему, выдавая сына за плод любовных
утех с императором.
бровями. Он стоял подле своего ученика, путаясь в непривычной тоге. Слышно
было, как ритор бубнил цезарю о подвигах римских мужей. Стараясь, чтобы
мое присутствие не было замечено, я внимательно слушал. Уже прошло то
время, когда я смущался в домах сильных мира сего. Дружба с Вергилианом
многому меня научила.
Вергилиан рассказывал, что с тех пор, как ребенка привезли из Рима, у него
отобрали все игрушки, кроме галеры, сделанной по образцу настоящей, чтобы
он мог на ней изучать корабельное строение, и приставили к нему этого
скучного человека с рыбьими глазами. Наверное, те мальчишки, что играют на
лаодикейской дороге, босые, в коротких рубашонках, верхом на палочках,
были счастливее, чем девятилетний цезарь, который должен был заучивать
наизусть гекзаметры и читать Тита Ливия.
перечислить наименования легионов? Вчера ты изволил путать. Стыдно!
Настанет день, ты поведешь их в Скифию или в Германию к победам, и они
покроют твою главу неувядаемой славой.
настаивал. Все так же подпирая кулачком голову, цезарь, может быть,
вспоминал, как отец в великолепном серебряном панцире, прохладном при
прикосновении, носил его на руках по рядам воинов, заклиная их любить
сына, и как страшные, бородатые люди, дурно пахнувшие чесноком, медью и
кожей, кричали что-то непонятное и целовали ему детские руки.
Гомера, стал перечислять легионы:
Парфянский...
Дополнительный постоянный...
произнес Диадумениан. И вдруг спросил: - А что такое сосцы?
Жаворонка.
войска. Его изрубили сарматы и захватили легионные знамена. А легион,
потерявший свои орлы, перестает существовать. Еще каких легионов нет
более?
стоит в Митилене... Четвертый Марциев Победоносный.
подвигам и, может быть, уже мнил своего ученика Александром, а себя -
новым Аристотелем. Это по его настоянию мальчику дали имя Антонин, ибо
имена, даже составляющие их буквы, имеют магическое значение. Так судьба
юного цезаря была соединена с плеядой великих императоров. Это имя было
связано с толпами маркоманских пленников и царственной философией Марка
Аврелия, с расцветом гражданской жизни и изобилием плодов в годы Антонина
Благочестивого.
передать Целианию книгу, а от него получить свиток для Вергилиана,
оказавшийся собственным сочинением ритора под названием "О вреде ложных
верований".
возвращаться в него, и направился на базар с намерением купить некоторые
необходимые вещи, в том числе подарки для родителей и старого Аполлодора.
Для него я приобрел великолепную бронзовую чернильницу. Но не умер ли
старик? - спрашивал я себя. За эти три года я получил из родного города
только одно письмо; по просьбе родителей старый ритор писал, что все с
нетерпением ждут моего возвращения и жаждут отпраздновать переселение в
отданный нам благодаря хлопотам Вергилиана дом. Ныне разлука с близкими
людьми приходила к концу.
Ведь наутро, в первом часу, мне уже надлежало отправляться в далекий путь.
В этот час уплывала в Селевкию ладья Ганниса с ценной и редкой статуей,
которую Юлия Меса посылала в Рим в подарок сенатору Кальпурнию, хотя он
мало смыслил в произведениях искусства, и я воспользовался этим случаем,
чтобы поскорее попасть в Селевкию, служившую портом для Антиохии. Оттуда
корабль должен был зайти за какими-то товарами в Лаодикею Приморскую и
потом уже направиться в Херсонес Таврический, расположенный совсем близко
от наших пределов.
клялись друг другу, что рано или поздно встретимся в Риме, а поэт дал
клятвенное обещание посетить город Томы.
Поэт весьма изменился за последние месяцы, глаза его оттенили черные
круги, и я не знал, терзают ли его воспоминания о Делии или в этой печали
выражается разочарование в жизненном пути.
правую руку, поэт раскрывал мне свои затаенные мысли:
занимали судьбы человеческой души. Я слушал Аммония Саккаса, надеясь найти
у него ответ на мучающие меня вопросы. Изучал диалоги Платона. Был
посвящен в мистерии Цереры. Хотя это великая тайна и ее нельзя открывать
даже близким... Но теперь я вижу, что все эти знания тают при первом же
сомнении, как дым. Ты счастливее меня. Твой ритор научил тебя трезво
смотреть на жизнь. Ты постиг учение Демокрита...
философа, попросту беседовал со мной об учении этого замечательного
мыслителя. Его бюст я не раз видел в таблинуме у Юлии Маммеи. Благородная
голова на сильной шее. Гордые глаза и плотно сжатые губы. Отмеченный
мудростью лоб. Короткая борода...
прочитать такие трудные книги.
ответить, что это не моя заслуга:
Как бы мне хотелось, чтобы ты узнал его!
привет от поэта Вергилиана Это достойный уважения человек, судя по твоим
словам. - Поэт вздохнул. - Ты скоро покинешь нас. Что ты увезешь в свои
Томы из нашей жизни? Я легко могу представить себе твои чувства. Будешь
там рассказывать сарматам...
погрязли в пороках. Да, мы уже не вызываем большого уважения у
чужеземцев... Странно даже, что среди этой мерзости еще мерцает свет
Эллады...
предстоящей встрече с родными, Вергилиан - может быть, о судьбах Рима.
Очевидно, Теофраст знал, о каких свитках шла речь, и тотчас принес книги.
Они оказались списком поэмы Лукреция "о природе вещей". Вергилиан протянул
их мне с улыбкой.
скромными: кожаный мешочек, полный серебряных денариев, золотой перстень,
который по молодости лет я не посмел надеть на палец, ларец из слоновой
кости для хранения писем, прекрасный шерстяной плащ, необходимый для
каждого путешественника, две туники из такой же фракийской шерсти, одна
синего цвета, как василек, другая - цвета яичного желтка. Теперь в моих
руках очутились шесть свитков поэмы Тита Лукреция Кара.
развернул первый свиток. Поэма была прекрасно переписана, и не чернилами,
а пурпуром, сочетание его с желтоватым папирусом ласкало зрение. Я прочел
вслух первые строки: