для нее с удовольствием. Но она не согласилась, мотивируя свой отказ тем,
что я и без того загружен работой, а вот вашему молодому помощнику, сказала
она, не составит особого труда оказать небольшую услугу человеку, не
умеющему ни читать, ни писать. Я сказал, что сейчас же пошлю за вами, и она
как-то сразу просияла. Она даже улыбнулась, будто готовилась к встрече с
близким другом. Бедная девушка! Но мне не разрешили. Как я ни старался -
ничего не помогло; приказ остается приказом: вход в тюрьму строго воспрещен,
туда допускаются лишь официальные лица, как и прежде. Я вернулся ни с чем и
сказал ей об этом, она вздохнула и опять опечалилась. Вот что она просит вас
написать ее матери. Должен признаться, мне ее послание кажется несколько
странным и бессвязным, но она уверяла, что мать ее все поймет. Передайте от
нее "пламенную любовь и низкий поклон семье и всем деревенским друзьям" и
скажите, что "спасение не придет, ибо в эту ночь - и это уже в третий раз в
течение года, в последний раз - ей привиделось Дерево".
ее родители все поймут. Потом, погрузившись в мечтания, она вдруг заговорила
сама с собой; из ее шепота я разобрал несколько слов какой-то песни или
баллады, которые она повторила два или три раза, и они, очевидно, приносили
ей отраду и утешение. Я записал эти строки, полагая, что они имеют какое-то
отношение к ее письму и могут быть полезны; но вижу, что нет, - это просто
обрывки воспоминаний, проносящихся в усталом уме, лишенные смысла, или во
всяком случае прямой связи с ее просьбой.
сердце:
было посланием к нам с Ноэлем точно так же, как и к ее семье, и что Жанна
хотела развеять наши иллюзии и лично заявить: удар неотвратим, и нам, ее
солдатам, следует принять его как должное и покориться воле божьей и,
покоряясь неизбежному, найти в этом утешение. Это было похоже на нее: она
всегда думала не о себе, а о других. Да, сердце ее болело за нас; она все
время думала о нас, самых скромных из ее подчиненных, и старалась смягчить
наше горе, облегчить бремя наших забот, - она, которая допивала свою горькую
чашу до дна, она, которая вступала в долину смертных теней.
чувствах я умолчу. Я написал его той самой деревянной палочкой - "стилем",
которой были мною начертаны на пергаменте первые слова, продиктованные
Жанной д'Арк - ее воззвание к англичанам с требованием покинуть Францию; это
было два года тому назад, когда она была семнадцатилетней девушкой, а теперь
этим самым "стилем" я начертал ее последние слова, ее прощальные слова. И
тогда я сломал палочку. Перо, служившее верой и правдой Жанне д'Арк при
жизни, после ее смерти не должно было служить никому на земле, - это было бы
профанацией!
из них были тут как тут. Отрадно сознавать, что остальные двадцать человек
устыдились и не пришли. Эти сорок два судьи признали Жанну неисправимой
еретичкой и постановили передать ее в руки гражданских властей. Кошон
поблагодарил их. После чего он распорядился, чтобы утром следующего дня
Жанну доставили на площадь, называемую Старым Рынком; там она должна быть
передана судьям гражданским, а те, в свою очередь, передадут ее палачу. Это
означало, что она будет сожжена на костре.
эта весть, и люди из окрестностей стекались в Руан, чтобы увидеть трагедию;
по крайней мере, все те, кто мог доказать свои симпатии к англичанам и
рассчитывал на получение пропуска. Давка на улицах усиливалась с каждым
часом, возбуждение толпы - тоже. И снова мне бросилась в глаза одна
характерная черта, которую я наблюдал и раньше: многие в душе жалели Жанну.
Всякий раз, когда над ней нависала большая опасность, в народе проявлялась
эта хорошая черта; так и теперь - на многих лицах можно было прочесть
безмолвную скорбь.
Жанне, чтобы приготовить ее к казни; Маншон и я отправились с ними, - тяжкая
мне выпала участь. Мы шли по темным, гулким коридорам, сворачивая то в одну,
то в другую сторону, все глубже и глубже проникая в огромное чрево каменного
замка, пока, наконец, не очутились перед Жанной. Не замечая нас, она сидела
в глубокой задумчивости, сложив на коленях руки и опустив голову; лицо ее
было очень печально. О чем она думала в эти последние минуты? Кто это мог
знать! О доме, о мирных пастбищах, о друзьях, с которыми ей никогда больше
не суждено увидеться? О своих горьких обидах, о своем одиночестве, о
жестокостях, которые обрушились на нее? Или о смерти, той смерти, которой
она желала и которая теперь была так близка? А, может быть, о той
мучительной смерти, которая была ей уготована? Надеюсь, не о ней, ибо она
боялась больше всего такой смерти и самая мысль о ней повергала ее в ужас.
Она так боялась казни, что, мне казалось, силою воли должна была подавить в
себе страх, думать о лучшем и, уповая на бога, ждать легкой и мирной
кончины. А следовательно, страшная весть, которую мы ей принесли, могла быть
для нее полной неожиданностью.
нас, поглощенная своими грустными мыслями. Наконец Мартин Ладвеню негромко
окликнул: - Жанна!
сможешь перенести?..
пауза. Сердца наши учащенно бились. Наконец она спросила все тем же тихим
голосом:
повторяемые эхом в гулких коридорах замка. И мы, окаменев, стояли и слушали
этот погребальный звон. Жанна спросила:
пальцами в свои волосы и, дрожа всем телом, начала рыдать. Она изливала свою
скорбь в слезах и причитаниях, обращаясь то к одному, то к другому, с
мольбою вглядывалась в наши лица, ища у нас помощи и участия. Бедная,
бедная, она судила о других по себе, ибо сама никогда не отказывала в этом
ни одному живому существу, даже раненым врагам своим.
никогда никем не оскверненное, должно быть сегодня же предано огню и
превращено в пепел? Ах, я предпочла бы, чтобы мне семь раз отрубили голову,
нежели принять такую мучительную смерть! Они же обещали, если я подчинюсь
им, перевести меня в тюрьму при монастыре, и если бы я была там, а не в
руках моих лютых врагов, меня бы не постигла эта страшная участь. Боже
милосердный, судья праведный и неподкупный, за что, за что такая вопиющая
несправедливость!
очутился на коленях у ее ног. Сразу же сообразив, что я подвергаюсь
опасности, она наклонилась и прошептала мне на ухо: "Встань! Не губи себя,
добрая душа. Да благословит тебя бог!" - И я почувствовал быстрое пожатие ее
руки. Моя рука была последней, которой она коснулась при жизни. Никто этого
не заметил, история об этом умалчивает, но это было именно так, как я
говорю.
воскликнула:
обещания и вернулась к прежним грехам.
надзор благочестивых монахинь, как ты обещал, этого не случилось бы. За все
это ты ответишь перед богом!
лица, он повернулся и вышел.
становились глуше и реже, слезы еще струились по ее щекам, но она старалась
сдержаться и лишь изредка тяжело вздыхала; наконец она подняла глаза и
увидела Пьера Мориса, пришедшего вместе с епископом.
к причастию. Но как допустить к причастию человека, который был публично
отлучен от церкви и имел теперь на это не больше прав, чем какой-нибудь
некрещеный язычник. Монах не осмелился единолично решить этот вопрос и
послал к епископу служителя спросить, что ему делать. Все законы, божеские и
человеческие, были одинаковы для Кошона: он не уважал ни тех, ни других. И
все же он разрешил выполнить просьбу Жанны. Ее последние слова, по-видимому,
испугали Кошона, - жестокие люди часто трусливы.